Всё более концентрируя власть и полностью отойдя от ленинских принципов руководства партии, в конце 30-х - начале 40-х годов Сталин счёл возможным отказаться от регулярных заседаний Политбюро и стал передоверять решение многих политических вопросов своим ближайшим сатрапам. В феврале 1941 года он заявил на Политбюро: "Вот мы в ЦК уже 4-5 месяцев не собирали Политбюро. Все вопросы подготовляют Жданов, Маленков и др. в порядке отдельных совещаний со знающими товарищами, и дело руководства от этого не ухудшилось, а улучшилось"[1].
С неугодными членами ЦК Сталин расправлялся в предвоенные годы иным способом, чем в годы большого террора. После 1938 года аресты и кровавые расправы затронули лишь нескольких членов и кандидатов в члены ЦК. Значительно большее их число было подвергнуто публичной дискредитации и наказаниям в форме организационных мер. На XVIII конференции ВКП(б) в феврале 1941 г. была принята необычная резолюция "Об обновлении центральных органов ВКП(б)", состоящая из девяти пунктов. В ней сообщалось о многочисленных перемещениях вверх и вниз в высшей партийной иерархии, а также делались "предупреждения" ряду работников, оставленных на своих постах. Четверо членов ЦК были исключены, а двое - переведены в кандидаты. 15 кандидатов в члены ЦК были исключены из состава Центрального Комитета, как "не обеспечившие выполнения своих обязанностей". Шести наркомам, "работавшим плохо", было указано, что, "если они не исправятся, не будут выполнять поручения партии и правительства, то будут выведены из руководства органов партии и сняты с работы"[2]. Освободившиеся места в ЦК заняли в основном военные - Г. К. Жуков, А. И. Запорожец, И. В. Тюленев, М. П. Кирпонос, И. С. Юмашев, И. Р. Апанасенко и др.
В предвоенные годы Сталин форсировал массовый приём в партию. Только в 1939 году кандидатами в члены ВКП(б) было принято более миллиона человек[3] (к началу 1937 года в партии состояло около 2 млн членов и кандидатов). Таким образом окончательно завершился процесс превращения партии из ленинской в сталинскую.
Много нелестных слов о нравственных качествах "новобранцев" конца 30-х годов содержится в дневниках В. И. Вернадского. Так, в 1941 году он сделал следующие записи: "26. IV. Идёт развал - все воры в партии и только думают, как бы больше зарабатывать... 17.V. Ослабление умственное - Коммунистического центра. Нелепые действия властей. Мошенники и воры пролезли в партию". Процессы коррумпирования значительной части коммунистов, резкое снижение интеллектуального и морального уровня партии Вернадский связывал с её "обезлюдением" в результате массовых репрессий, обрушившихся на её лучшую часть. В этих встречных процессах он видел главную причину неудач власти, с одной стороны, и коренного изменения партийной идеологии - с другой.
Конечно, Вернадский не был по своим убеждениям коммунистом-ленинцем. Но, будучи умнее и честнее современных "демократов", не видящих существенной разницы между ленинизмом и сталинизмом, он отмечал глубочайшую пропасть, отделявшую Ленина от Сталина, ленинскую партию - от сталинской. 12 июня 1941 года он оставил в дневнике примечательную запись: "Многое было бы иначе, если бы его (Ленина) жизнь не была насильственно прервана[*]... 17 лет, прошедшие после его смерти, не дали развиться многому, что он мог бы дать"[4].
Естественно, что "новобранцев 1937 года", дорвавшихся до власти и привилегий, такого рода мысли не посещали. Чувствуя себя всецело обязанными Сталину за свой стремительно поднявшийся социальный статус и сопряжённые с ним материальные блага, они испытывали по отношению к нему искренние чувства сервилизма и подобострастия. Такого рода настроения преобладали не только в среде партийно-государственного аппарата, но и среди приближенных к вождю деятелей творческой интеллигенции. "Я был членом Комитета по Сталинским премиям, - рассказывал в начале 90-х годов композитор Т. Хренников. - Мы все входили к нему, как к богу. Он был для меня абсолютным богом. Наверное, и тогда были люди, которые думали иначе, но я таких не знал... Когда Сталин умер, все думали, что пришёл конец мира"[5]. В приведённом высказывании обращает на себя внимание дважды повторенное слово "все". Если Хренников говорил о "всех" членах Комитета по Сталинским премиям или "всех", "входивших к Сталину", то его слова, несомненно, отражают жизненную реальность, подтверждаемую и другими воспоминаниями членов этого узкого клана. Если же под "всеми" он имел в виду более широкие слои, то его слова отражают только крайнюю оторванность этого клана от народа, жившего совсем другими настроениями.
В. И. Вернадский в своих дневниках 1939-1941 годов неоднократно отмечал всё большее расхождение ножниц между реальностью и официальным "благополучием", вызывающее резкое недовольство в народе:
"1940 г. 8. I. Я думаю, что происходит большое скрытое брожение мысли в связи с резким противоречием между реальностью и официальным изложением положения.
12. 1. Полный хаос, и видишь, что легко может быть паника со всеми её последствиями... Недовольство растёт - и оно может быть грозным... Наряду с этим, как в насмешку, идёт пропаганда о "счастливой" у нас жизни.
10. IX. Получается впечатление чрезвычайно растущего недовольства властями... Попытки усилить дисциплину связаны с пониманием того, что реальность не отвечает тому "счастью", о котором кричат официальные лакеи. Всюду фальшь.
1941. 17. V. Грозный рост недовольства, всё растущий. "Любовь" к Сталину есть фикция, которой никто не верит".
Осмысливая содержание отчётов о XVIII конференции ВКП(б), Вернадский писал 20 февраля 1941 года: "Газеты переполнены бездарной болтовней... Ни одной живой речи. Поражает убогость и отсутствие живой мысли и одарённости выступающих большевиков. Сильно пала их умственная сила. Собрались чиновники, боящиеся сказать правду. Показывает, мне кажется, большое понижение их умственного и нравственного уровня по сравнению с реальной силой нации"[6].
Невозможность сказать правду о фактах и явлениях, буквально бьющих в глаза, мучительно переживалась лучшими советскими писателями. Как сообщал в НКВД "источник", в 1940 году М. М. Зощенко говорил: "Я совсем не знаю, о чём должен и могу писать, напишешь резко - не пропустят, а написать просто - мне трудно. Я вижу сплошные неполадки вокруг... Рабочие и служащие не заинтересованы в своей работе, да и не могут быть заинтересованы, так как для этого им должны платить деньги, на которые они могли бы существовать, а не прикреплять их к работе... Вообще впечатление такое, точно мозг всех учреждений распался, так как большинство хороших руководящих работников изъято, а новых нет"[7].
Отмеченные великим советским учёным и выдающимся советским писателем противоречия между неприглядной реальностью, которую люди повседневно ощущали в своей жизни, и ложью официальной пропаганды, пристально исследовал Троцкий. Он утверждал, что режим бонапартистской бюрократии, утвердившийся в СССР, "преступен не только тем, что создаёт возрастающее неравенство во всех областях жизни, но и тем, что принижает интеллектуальную деятельность страны до уровня разнузданных болванов ГПУ"[8]
Считая ложь определяющей чертой идеологии и пропаганды сталинской бюрократии, Троцкий в одной из своих последних статей "Сталинцы за работой" отмечал "навязанность" этой лжи правящей касте её объективным положением. Она "вынуждена систематически лгать, носить маску и приписывать своим критикам и противникам мотивы, прямо противоположные тем, которые движут ими. Всякого, кто выступает в защиту трудящихся против олигархии, Кремль немедленно клеймит как сторонника реставрации капитализма. Эта стандартная ложь не случайна: она вытекает из объективного положения касты, которая воплощает реакцию, клянясь революцией"[9].
С этих же позиций Троцкий доказывал неспособность сталинской олигархии оправдывать свою диктатуру и свои растущие привилегии какими бы то ни было разумными и убедительными доводами. Абсолютизм Сталина идеологически опирается не на традиционную власть "божьей милостью" и не на "священную" и "неприкосновенную" частную собственность, а на идею коммунистического равенства. Правда, сталинцы относят это равенство в дальнее и неопределённое будущее, но они не могут в своё оправдание ссылаться на "переходный" характер своего режима, поскольку главный социальный вопрос в СССР состоит не в том, почему равенство не осуществлено полностью, а в том, почему неравенство непрерывно растёт. Всем этим объясняется и удушливая тирания, всеобщее рабство перед "вождём" и всеобщее лицемерие... гигантская роль ГПУ как инструмента тоталитарного господства"[10].
Троцкий подчёркивал, что "наши разногласия с руководством так называемой Коммунистической партии СССР давно перестали носить теоретический характер. Дело вовсе не идёт ныне о "марксистско-ленинской линии". Мы обвиняем правящий слой в том, что он превратился в новую аристократию, душит и грабит народные массы. Бюрократия отвечает нам обвинениями в том, что мы являемся агентами Гитлера (так было вчера) или агентами Чемберлена и Воллстрит (так гласит обвинение сегодня). Всё это мало похоже на теоретические разногласия внутри марксизма"[11].
Хотя марксизм (большевизм, коммунизм) формально оставался в СССР государственной и единственной идеологической доктриной, даже в среде коммунистов марксистские идеи, разительно противоречащие утвердившемуся в стране тоталитарному режиму, всё реже воспринимались как нечто жизненное и актуальное. Отсюда шла и девальвация самих понятий "идейность", "идейный", в 20-е годы воспринимавшихся в народе и среди честной беспартийной интеллигенции как высшая нравственная ценность. "Я очень редко вижу идейных коммунистов, - записывал 3 января 1939 года в своём дневнике Вернадский. - Элементы идеи и веры, живого творчества исчезают. Идейные коммунисты вымирают. Толпа по существу к коммунизму безразлична"[12].
"Разбольшевичивание" партии и страны с удовлетворением отмечали вожди фашизма. "Большевизм постепенно отбрасывает то, что в нём есть большевистского", - записывал в дневнике 16 августа 1940 года Геббельс[13]. "В данный момент интернационализм отошел для России на задний план", - говорил Гитлер в речи на секретном совещании военных чинов вермахта[14].
Конечно, в предвоенные и военные годы в ряды партии вступало немало честных, самоотверженных и мужественных людей, отнюдь не видящих в этом поступке путь к карьере и преуспеванию. Но их выбором руководили, как правило, не собственно коммунистические мотивы. "Покорность всеохватному партийнодержавию, - вспоминал Л. Копелев, - не только оскопляла мысли и души верноподданных партийцев, но, в конечном итоге, вела к исчезновению самой партии. Остатки её живых сил были разгромлены уже к 1938-1939 гг. Основы её идеологии разрушались на протяжении всех последующих лет. Когда в годы войны вступали в партию мои друзья, товарищи и я, для нас это было эмоциональным, патриотическим порывом. И менее всего партийным, идейным выбором. Почти никто из нас не думал уже о программе, об идеалах, о принципах марксизма. И нас не потрясало, не огорчало то, что вместо "Интернационала" зазвучал новый державный гимн - бездарное подражание церковным хоралам. Девиз "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" был заменён заклинанием "Смерть немецким оккупантам!". Коминтерн, КИМ, МОПР распустили также легко и просто, как до этого ликвидировали общество бывших политкаторжан, союз эсперантистов, республику немцев Поволжья"[15].
Однако идеология зрелой сталинщины и характерные для неё великодержавные амбиции не так легко внедрялись в сознание множества рядовых людей. "И проникли они в душу не слишком глубоко, не укоренялись, а позднее легко отпадали мертвой шелухой. Им противодействовали не забытые юношеские представления о равенстве всех народов - представления столь же обдуманные, осознанные, сколь и непосредственные - укоренённые в подсознании, в мировоззрении"[16].
ПРИМЕЧАНИЯ
[*] Эти непривычно звучащие слова показывают, на мой взгляд, что до Вернадского тем или иным путём дошла версия об отравлении Сталиным Ленина.<<
[1] Источник. 1997. № 5. С. 114.<<
[2] Резолюции XVIII конференции ВКП(б). М., 1941. С. 21-22.<<
[3] Волкогонов Д. Сталин. Кн. 2. С. 70.<<
[4] Независимая газета. 1992. 9 июня.<<
[5] Мегаполис-экспресс. 1991. № 19. С. 9.<<
[6] Независимая газета. 1992. 9 июня.<<
[7] Литературный фронт. История политической цензуры 1932-1946. Сборник документов. М., 1994. С. 217.<<
[8] Троцкий Л. Д. В защиту марксизма., Cambridge, MA, USA., 1995. С. 103.<<
[9] Архив Троцкого. № 4888.<<
[10] Там же.<<
[11] Бюллетень оппозиции. 1940. № 82-83. С. 8.<<
[12] Независимая газета. 1992. 9 июня.<<
[13] Откровения и признания. С. 220.<<
[14] Там же. С. 101.<<
[15] Копелев Л. "И сотворил себе кумира". Ан Арбор (США), 1978. С. 221.<<
[16] Там же. С. 146.<<