ОГЛАВЛЕНИЕ

LXXIII. [Бытие, или — что то же самое — материя, может получать движение только от самого себя]

LXXIV

Перейдем к другим доказательствам. Бог, по мнению наших богопоклонников, есть существо, как я уже говорил, всемогущее, вечное и бесконечно благое, бесконечно мудрое и бесконечно совершенное во всех видах совершенства; он вездесущ, он все видит, все знает, все делает, на нем держится все, он располагает по своему произволу всем; согласно нашим богопоклонникам, ничто не может уклониться от его господства или итти против того нерушимого порядка, который он установил повсюду своим всемогуществом и своим верховным провидением.

Вот первая мысль, которая является мне по поводу такого существа, столь мудрого, столь благого, столь прекрасного, столь великого, столь превосходного, столь совершенного и столь достолюбезного: если бы действительно существовало такое существо, то оно предстало бы пред нашим взором и нашими чувствами так ясно, что никто никак не мог бы сомневаться в подлинности его существования. Но так как это предполагаемое существо, представляющее собой якобы верх совершенства, нигде и никак не показывается, не ощущается и не познается, то конечно нет никакого основания утверждать или верить, что такое существо в действительности существует; напротив, есть полное основание думать и утверждать, что его не существует. В самом деле каким образом возможно, чтоб существо, представляющее собой верх совершенства, благости и добра, было повсюду и чтобы при этом нельзя было видеть хоть где-либо хоть какое-нибудь из его высших совершенств? Конечно существо, которое является совершенно недоступным ни для зрения, ни для ощущения, не может представлять собой высшую ступень красоты, благости и добра; это не верх совершенства. Ибо чем выше чьи-либо совершенства, тем они явственнее и ощутительнее; они походят в этом отношении на свет, который, чем сильнее, тем виднее и ощутительнее, или же они походят на теплоту, которая, чем сильнее, тем больше дает себя чувствовать. Стало быть, раз нигде не видно и не заметно этого существа, которое считают верхом совершенства, и раз нигде не видно и не заметно ни одного из приписываемых ему высших совершенств, то нет также никакого основания верить и утверждать, что существует в действительности такое существо. Это доказательство при всей своей простоте и естественности уже позволяет с очевидностью сделать отрицательный вывод относительно этого предполагаемого божественного существа, якобы верха совершенства. Но надо также подтвердить его ясными и наглядными примерами вроде нижеследующих.

Если нам скажут например, что существует солнце, бесконечно яркое и лучезарное, но нигде нельзя видеть яркость и лучезарность этого предполагаемого солнца, то разве нельзя будет с полным правом сказать, что этого бесконечно яркого и лучезарного солнца вовсе не существует? Разумеется, это можно будет с полным правом сказать, и можно даже сказать, что надо сойти с ума и лишиться здравого смысла, чтоб говорить о повсеместном сиянии бесконечного света там, где ничего подобного нельзя видеть. Если нам скажут например, что повсюду находится существо бесконечно прекрасное, что видеть красоты этого существа нигде нельзя, имеем ли мы полное право сказать, что его не существует? Конечно да. Если скажут, что повсюду имеется бесконечно жаркий огонь или бесконечно холодный воздух, причем однако нельзя нигде ощущать жар этого огня или холод этого бесконечно холодного воздуха, разве нельзя с полным правом утверждать, что ни того, ни другого вовсе нет? Наконец, если нам скажут, что повсюду находится существо, отличающееся бесконечно приятным вкусом и запахом и издающее звуки, бесконечно превосходящие все прочие звуки, причем однако нельзя нигде слышать голос этой удивительной субстанции и ощущать ее запах и вкус, не вправе ли мы сказать, что такого существа в действительности вовсе нет, потому что нигде не видно никаких признаков его? Конечно мы вправе сказать это; и если, несмотря на это, найдутся люди, настаивающие, что подобное существо действительно находится повсюду, их непременно сочли бы за сумасшедших, за фантазеров и даже за фанатиков; и в самом деле, было бы своего рода сумасшествием и фанатизмом утверждать подобные фантазии.

Но очевидно, что наши суеверные богопоклонники впадают в подобного же рода фанатизм, когда утверждают существование своего бога. Ибо они уверяют, что он — существо бесконечно совершенное во всех видах совершенства и вездесущее. А между тем несомненно, что мы нигде не видим его, нигде не ощущаем, не замечаем и не находим и что его вообще нигде нельзя ни увидеть, ни ощущать, ни заметить или встретить. Итак с их стороны великое заблуждение и даже своего рода безумие утверждать, как они делают, что подобное существо действительно находится повсюду. Это — все-равно, что утверждать, что действительно существует бесконечно яркое и лучезарное солнце там, где не видно никакой яркости света; кажется, ни один здравомыслящий человек не может поддерживать такие и подобные утверждения. А между тем это на каждом шагу делают наши богопоклонники, когда утверждают действительное существование своего бога, бесконечно совершенного и вездесущего, хотя его нигде нельзя видеть, заметить, ощутить и встретить. Это — все-равно, как если бы они сказали, что всюду имеется бесконечно яркое и светозарное солнце, хотя его нигде не видно; повторяю это — все-равно, как если бы они так сказали. Если здравому смыслу противно утверждение, что существо бесконечно совершенное и вездесущее остается невидимым, если нелепо утверждать, что есть совершенно яркое и лучезарное солнце там, где не видно никакой яркости и никакого света, то точно так же нелепо утверждать, что есть бесконечно совершенное существо там, где его не видно, и там, где нельзя его видеть и нельзя заметить ни одного из его предполагаемых совершенств. Наши христопоклонники которые прекрасно умеют разыгрывать из себя людей духа, не преминут объявить меня сугубо плотским и грубым человеком, который судит о вещах лишь на основании чувств, они без сомнения применят ко мне слова их князя верующих св. Августина, что плотский человек обо всем судит и думает исключительно по своей привычке видеть вещи; плотские люди, — говорит он, — легко принимают на веру все, что они видят, но неспособны верить в то, чего они не видят.

Но это нисколько меня не смущает, мне ничего не стоит перевернуть это положение в обратную сторону и сказать, что для невежд и глупцов все их правило судить и мыслить заключается в слепой вере во все, что им скажут; они не хотят верить тому, что видят, что осязают и держат в своих руках, но бессмысленно верят всему, что им говорят, даже вопреки показанию собственных чувств. Согласно правилу другого князя верующих, ангельского доктора[1], зрение, осязание и вкус неправильно воспринимают его любезного и досточтимого бога из теста и надо верить, придавать веру только тому, что слышишь, т. е. их вера учит их воспринимать просто на слух:

(Зрение, осязание, вкус в тебе обманываются, но только на один слух может вполне полагаться вера).

Возможно ли, что существо, бесконечно и превыше всего совершенное, не имеет в себе самом никакого видимого совершенства и никакого ощутительного качества? Если это так, хотя это непостижимо для ума, пришлось бы сказать, что всякие ощутимые качества и видимые совершенства несовместимы с природой этого превыше всего совершенного существа или с его невидимыми совершенствами или по крайней мере что они не соответствуют высшему достоинству этого бесконечного существа. В самом деле, если бы они не были несовместимы с его природой и с его невидимыми совершенствами или если бы они не представляли собою несоответствие достоинству его превыше всего совершенной природы, то отчего бы ему не иметь этих ощутимых качеств и этих видимых совершенств? Если оно обладает ими, то почему они в нем не обнаруживаются? А если они обнаруживаются в нем, то почему мы не видим их? Без сомнения их можно было бы видеть в нем и даже тем легче, чем большего совершенства они достигали бы. Наши богопоклонники скажут, что ощутимые качества и видимые совершенства несовместимы с природой этого верховного существа и с его невидимыми совершенствами или что они не соответствуют достоинству, чистоте и простоте его бесконечно совершенной природы; следовательно ощутимые качества и видимые совершенства не имеются в нем и даже не могут в нем находиться в силу чистоты и простоты его природы. Согласен, я готов предварительно допустить это. Но как они могут утверждать, несмотря на это, что их бог есть существо бесконечно совершенное, если у него не хватает такого большого числа совершенств? Ведь очевидно, что бесконечно совершенное существо, которому не хватает бесконечного множества совершенств, не может быть бесконечно совершенным. А их бог, согласно тому, что они сами говорят, лишен всех видимых совершенств и всех ощутимых качеств, число которых бесконечно велико; следовательно бог не может быть бесконечно совершенным.

Мало того, если бог, которого они признают бесконечно совершенным, не имеет никаких качеств, никакого ощутимого совершенства, то, значит, он должен иметь только качества и совершенства общего характера и неощутимые, причем эти предполагаемые совершенства его должны быть бесконечны. Но я спрашиваю богопоклонников: откуда они знают и откуда могут знать, что существуют невидимые совершенства и что эти совершенства в боге бесконечны? Если они невидимы и неощутимы никаким образом, то их никто не может ни видеть, ни ощущать, а следовательно и познавать в какой-либо мере: ведь они познаются не посредством чувств, потому что они, как утверждают, совершенно неощутимы и невидимы. Не могут они познаваться и разумом, ибо здравый разум не показывает, что бесконечно совершенное существо не имеет и не должно иметь никаких качеств и ощутимых совершенств; разум не показывает также, что все ощутимые качества и совершенства несовместимы с невидимыми совершенствами существа, совершенного превыше всего. Итак если ни разум, ни чувства не могут показать ни того, что богопоклонники утверждают о невидимых совершенствах своего бога, ни того, что они утверждают о несовместимости ощутимых совершенств с невидимыми совершенствами этого превыше всего совершенного существа, то, значит, они утверждают это зря и без основания, они говорят об этом, сами не зная, что они говорят.

Но разум не только не показывает нашим богопоклонникам правильность их утверждений относительно невидимых совершенств их бога и несовместимости ощутимых качеств с совершенствами существа, превыше всего совершенного. Напротив, повторяю, если бы они обратились к своему разуму, он с очевидностью показал бы им, что существо, превыше всего совершенное, должно быть достойным любви и следовательно вполне познаваемым. Ибо как могло бы оно быть вполне достойным любви, если оно не вполне познаваемо? Всякое добро достойно любви лишь постольку, поскольку оно познаваемо; оно ни в коей мере не может быть достойным любви, если оно совершенно непознаваемо. Но, по гипотезе наших богопоклонников, существо, превыше всего совершенное, не имеет в себе никаких ощутимых качеств и никаких видимых совершенств и совершенно непознаваемо: следовательно оно никоим образом не может быть достойно любви, и, если они хотят, чтобы оно было в полной мере достойно любви, они должны признать его вполне познаваемым, а если оно вполне познаваемо само в себе, то оно должно иметь ощутимые качества и видимые совершенства, потому что только благодаря таким качествам и совершенствам можно было бы действительно познать его и отличить от всякого другого существа, не являющегося, как он, превыше всего совершенным.

Таким образом, богопоклонники, как я уже сказал, не только не научились у разума тому, что видимые и ощутимые качества и совершенства несовместимы с предполагаемыми невидимыми совершенствами существа, в высшей степени совершенного; напротив, разум должен был бы их научить, что подобные совершенства неотделимы от его природы, если только существует в действительности особое существо, верх совершенства. Ибо раз нигде не видно и не заметно никакого признака этого превыше всего совершенного существа, то нет никакого повода и основания верить, что оно существует или может существовать.

Я хорошо знаю, что наши богопоклонники более всех других корчат из себя людей духа и притворяются, что мало ценят материальное и осязательное по сравнению с их фантазиями о божественном и духовном; я знаю, что они избегают приписывать природе своего бога качества и совершенства, видимые или ощутимые нашими чувствами; они считают даже, что только грубые и плотские умы могут представлять себе это якобы бесконечно совершенное существо непременно какой-то телесной сущностью, состоящей, подобно всем прочим, из материи и формы, как бы ни была благородна, превосходна и совершенна эта материя и эта форма. Таким образом, по их словам, их бог не имеет ни плоти, ни костей, ни чего бы то ни было такого, что можно себе представить; у него нет, как я уже заметил, ни тела, ни головы, ни рук, ни ног, ни спины, ни живота, нет ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей; у него нет ни цвета, ни образа, одним словом — ничего конкретного и осязательного. Все их представления о нем обычно сводятся только к утверждению, что он — бесконечно совершенное существо, существо непостижимой природы, которое превосходит все наши чувства и разумение и следовательно не может быть выражено словами, не может быть объято мыслью. Но разве эти столь духовные и тонкие учители не видят, что, желая возвысить непостижимые превосходства этой предполагаемой божественной природы, одухотворить и освободить ее от всякой материальности и чувственного качества, они ее уничтожают, что, преувеличивая все эти предполагаемые божественные совершенства, они обращают их в ничто? Точно так же, если доказывать слишком многое, не доказывают ничего, и, если утверждать слишком многое, не верят ничему. В самом деле, утверждение, что в природе существа бесконечно совершенного нет ни формы, ни тела, ни облика, ни цвета, ничего вообще, что можно было бы мыслить или воображать, равносильно утверждению, что оно вовсе не существует. Какой смысл имеет утверждать о существе бесконечно совершенном, что у него нет ни цвета, ни облика, никакой осязаемой красоты и доброты, никакого другого видимого совершенства? Это значит утверждать, что оно в действительности не имеет никакого совершенства. В самом деле, какое представление они могут иметь о существе, лишенном тела и формы? О красоте существа, не имеющего ни цвета, ни очертания? О доброте существа, которое никак нельзя ни ощутить, ни заметить? О мудрости существа, у которого нет ни уст, чтобы говорить, ни мозга, чтобы мыслить? О силе и могуществе существа, которое не обладает способностью движения, чтобы действовать, и не может даже само себя привести в движение? Какое представление они могут иметь о чувстве удовольствия, удовлетворения или счастья у существа, у которого нет ни глаз, чтобы видеть, ни языка, чтобы ощущать вкус, ни ушей, чтобы слышать, ни носа, чтобы обонять, ни рук, чтобы: трогать, ни ног, чтобы ходить? Несомненно никто, — в том числе даже наши христопоклонники, при всей своей духовности или своих притязаниях на нее, — не может составить себе действительного представления о том, что они обозначают терминами природа, красота, мудрость, могущество и блаженство, которые они приписывают своему богу. Поэтому, когда они говорят, что бог имеет бесконечно совершенную природу, что он бесконечно прекрасен, бесконечно благ, бесконечно мудр, бесконечно могущественен, бесконечно блаженен, они собственно сами не знают, что говорят; они не знают, чтó представляет собой природа, лишенная тела, формы и всякой протяженности; они не знают, чтó такое красота, не имеющая ни цвета, ни очертания; они не знают, чтó такое мудрость, не располагающая мозгом; чтó такое сила, могущество, не способные двигаться; они не знают, как можно видеть без глаз, слышать без ушей и ощущать вкус без языка; наконец они не знают, чтó такое блаженство без удовольствия и радости. Итак, совлекая с своего бога всякую телесную форму, всякие качества или совершенства, доступные ощущению, наши богопоклонники тем самым обращают в ничто его природу и упраздняют все его предполагаемые бесконечные совершенства.

Вот как они обольщают себя и как они заблуждаются в сущности своих мыслей и как они, считая себя мудрыми, становятся безрассудными. Я говорю — безрассудными, потому что, как было бы великим безумием приписывать божественность неодушевленным предметам или неразумным животным, или слабым и смертным людям, наподобие того, как поступали язычники, точно так же великое безумие приписывать божественность, как это делают теперь наши богопоклонники, воображаемому существу, у которого нет ни тела, ни формы и которое к тому же лишают всяких реальных и ощутимых качеств и совершенств; оно, стало быть, меньше всех реальных и ощутимых вещей. Воистину надо быть очень темным человеком или редко обращаться к своему разуму, чтобы верить тому, что столь далеко от разума, столь смехотворно, нелепо и невероятно. Наши богопоклонники отказались теперь от большинства заблуждений древнего мира по этому предмету; надо надеяться, что они когда-нибудь откажутся наконец от тех заблуждений, во власти которых они еще сами находятся. У большинства из них замечается уже довольно сильная тенденция к этому: своими речами, своим образом жизни и всем своим поведением они показывают, что не придают большой веры тайнам своей религии, ее наставлениям о праведной жизни, ее великим и чудесным обещаниям вечных наград в раю, если они будут творить добро, и угрозе ужасных мучений, если они будут делать зло. В самом деле, если бы они были твердо убеждены в том, чему поучает их религия и чему она обязывает их верить по этой части, они без сомнения вели бы более умеренный и осторожный образ жизни; иначе они были бы самыми отчаянными безумцами, так как на каждом шагу рискуют ради пустяков лишиться жизни вечно блаженной и подвергнуться вечным мучениям, самым жестоким и ужасным, какие только можно себе вообразить. Как известно, большинство наших богопоклонников, притом самые главные и важные среди них, даже первые служители церкви и величайшие проповедники религии, не особенно стараются заслужить хорошей жизнью и добрыми делами эти великие награды и избежать столь ужасных мучений, а это верный признак, что они сами совсем не верят в то, что они говорят об этом, и сами вовсе не убеждены в тех якобы великих и важных истинах, которые они навязывают другим.

Да и в самом деле, как могут люди, имеющие хоть каплю ума и здравого смысла, поверить тому, что так далеко от здравого разума и всякого подобия истины, если разум и сама природа естественно внушают нам совершенно противоположные представления? Наши богопоклонники обещают нам вечные награды, если мы будем жить в добродетели и благочестиво соблюдать уставы, правила и принципы их религии; они полагают высшее блаженство и высшее счастье людей в обладании и наслаждении этими мнимыми наградами, которых однако никто не будет иметь и видеть в этой жизни, а только после смерти, когда нас больше не будет[2], когда мы будем уничтожены и как бы обращены в ничто. Равным образом они грозят людям ужасными мучениями вечного ада, если люди будут жить в пороке и грехе и не будут твердо верить всему, что им говорят, не будут жить согласно уставам, правилам и предписаниям своей религии; они полагают высшее несчастье людей в вечных и ужасных муках этого мнимого ада, которого однако даже самые злые и самые недостойные люди никогда не увидят в этой жизни, а только после своей смерти, т. е. когда их больше не будет и все они будут уничтожены и как бы обращены в ничто. По совести говоря, можно ли поверить, что мы будем еще действительно счастливы или несчастливы, когда уже утратим чувствительность к добру и злу и обратимся в ничто? Ведь убедить себя, что будешь счастлив или несчастлив после смерти, значит убедить себя в том, что будешь счастлив или несчастлив, когда не будешь существовать. Ибо с момента смерти человек разлагается и превращается в прах и пепел; это, говорю я, опыт показывает нам воочию на каждом шагу. Наши богопоклонники никогда не испытали и не видели на опыте, чтобы можно было чувствовать благо или зло также после смерти; они никогда не видели тех великих и чудесных наград, на которые надеются в небесах после своей смерти; они никогда не видели также, не испытывали и не замечали тех ужасных мучений, которыми они грозят дурным людям, наказаний, которым эти люди якобы будут навеки подвергнуты в аду после своей смерти. Все, что они говорят о блаженстве и муках этой мнимой жизни на том свете, основано только на самообмане, на чистейших фантазиях и шарлатанстве.

Далее, как они представляют себе это предполагаемое высшее и чудесное блаженство, которое они с такой уверенностью сулят праведным людям? На этом надо остановиться; ибо они представляют его совершенно своеобразным и преисполненным тайн. По их словам, оно состоит в лицезрении самого бога и обладании им, богом, которого они объявляют своим высшим благом. Это созерцание мнимого высшего блага и обладание им должно дать полное блаженство всем тем, кто имеет счастье созерцать его и обладать им. Но посмотрим, в чем может заключаться это мнимое и прекрасное созерцание бога и обладание им. Наши богопоклонники говорят, как я уже отметил, что их бог имеет чисто духовную природу, т. е. природу бестелесную и нематериальную и следовательно невидимую, без тела, без формы, без протяжения, без цвета и без всякого облика. Каким же образом могут они объявлять своим высшим блаженством созерцание подобного существа и обладание им? Можно ли видеть существо и обладать им, если оно незримо, если у него нет ни тела, ни формы, никакого протяжения? Можно ли видеть существо, у которого нет ни цвета, ни очертания, никакого протяжения? Разумеется, это немыслимо! Это превосходит всякое воображение! Ведь это равносильно утверждению, что высшее блаженство состоит в созерцании того, чего нельзя видеть, и в обладании тем, чего нельзя ни держать, ни осязать, а это — явная нелепость, если брать эти выражения в их собственном и естественном значении.

Но, как известно, наши богопоклонники, и в особенности наши христопоклонники, объявляющие себя единственными действительными поклонниками истинного бога, подчеркивают главным образом духовный культ этого бога и духовное истолкование всего, касающегося тайн, правил и обрядов их религии. Под этим благовидным предлогом духовности они стараются прикрыть всю лживость и нелепость своей религии. Они видят свое мнимое высшее блаженство не в реальном и телесном созерцании своего бога и в таком же обладании. Они считают унижением и умалением славы, превосходства и несказанного величия этого высшего блаженства, если полагать его в услаждении внешних чувств. Они уверяют себя или по крайней мере хотят уверить других, что только грубым, плотским умам свойственно ожидать на небе чувственного и плотского блаженства, как это делают евреи и магометане, не знающие других наслаждений. Они же, христопоклонники, имеют гораздо более возвышенные понятия и стремятся к благам, бесконечно более высоким, чем все плотские и чувственные блага; они, говорю я, не желают связывать свое блаженство с каким-либо услаждением внешних чувств. Таким образом, когда они говорят, что их высшее блаженство состоит в лицезрении своего бога и обладании им, они имеют в виду не телесное зрение, осуществляемое телесными очами, а видение духовное, которое, по их словам, осуществляется душевными очами, т. е. доступным нашей душе самым ясным и самым совершенным познанием бесконечных красот и совершенств этого верховного существа; они ведь утверждают, что душа не имеет других очей кроме своих мыслей и своего познания. А прежде всего, говоря об обладании богом, они вовсе не разумеют обладания телесного; их бог не может быть предметом телесного обладания, ибо в нем нет ничего телесного. Они разумеют духовное обладание богом, которое, по их словам, достигается наисовершеннейшей любовью к этому воображаемому высшему благу; это, говорят они, дает душам, имеющим счастье обладать таким образом богом, духовную радость и духовное удовлетворение, которые бесконечно превосходят все удовольствия и все удовлетворение, доставляемые внешними чувствами.

[1] Св. Фомa Аквинский.

[2] Можно ли сказать, что простая модификация бытия будет еще в действительности чем-то, после того как она прекратила свое существование? Конечно нет. Но бесспорно, что каждый из нас - лишь простая и малая модификация бытия и следовательно с того момента, как мы перестаем существовать, мы превращаемся в ничто.

LXXV. [Небесное блаженство, на которое надеются христопоклонники, — блаженство воображаемое]