Но, чтобы лучше выяснить, в чем тут истина, и ясно показать, что материя сама от себя существует, сама от себя получает свое движение и действительно есть первопричина всех вещей, будем исходить из того, что столь ясно и очевидно, что никто не может сомневаться в этом. Вот этот отправной пункт. Мы воочию видим, что существует мир, т. е. небо, земля и бесконечное множество вещей, которые как бы заключены между небом и землей; в этом никто не может сомневаться на разумных основаниях, если только ему не угодно изображать из себя последователя школы Пиррона и сомневаться решительно во всем; а это уже значит закрывать глаза на все внушения человеческого разума и итти совсем вразрез со всяким естественным чувством (sentiments de la Nature). Если кто способен дойти до этого, он должен предварительно совсем потерять рассудок, а если, несмотря ни на что, будет настаивать на подобном мнении, то к нему надо отнестись просто как к сумасшедшему и совершенно бесполезно вразумлять его какими-либо доводами. Но я думаю, что всякий последователь Пиррона, какой бы он ни был сумасброд, знает, чувствует и даже убежден, что есть во всяком случае разница между удовольствием и страданием, между добром и злом, так же как между хорошим ломтем хлеба, который он держит одной рукой, и камнем, который он держит другой. Пирронизм не идет так далеко, чтобы сомневаться решительно во всем, поэтому можно сказать, что он скорее воображаем, нежели реален, скорее игра остроумия, нежели подлинное внутреннее убеждение, поэтому, оставив в стороне это напускное сомнение пирронианцев во всем, будем следовать наиболее ясным указаниям разума, который воочию показывает нам существование бытия. Ведь ясно и очевидно, по крайней мере для нас самих, что бытие существует, что если бы этого бытия не было, нас совсем не было бы, и мы не могли бы иметь и мысли о бытии. Но мы с полной несомненностью знаем, что мы существуем и мыслим: в этом мы никак не можем сомневаться; а поэтому несомненно и очевидно, что бытие есть, так как если бы его не было, то и нас конечно не могло бы быть, а если бы нас не было, то конечно мы не могли бы и мыслить. Ничего не может быть яснее и очевиднее этого.
Раз так, нельзя не признать существование бытия и, более того, надо так же признать, что бытие существовало всегда и следовательно никогда не было создано, ибо если бы оно не существовало всегда, то можно определенно сказать, что в таком случае нигде не было бы возможности для его существования и для начала его существования. Во-первых, оно никогда не могло бы само положить начало своему существованию, потому что то, что не существует, никоим образом не может себя создать или дать себе существование. Во-вторых, существование его никогда не могло бы получить начало от какой-нибудь другой причины или от какого-либо другого существа, сотворившего его, так как не было бы никакого другого существа и никакой другой причины для его сотворения, раз предположено, что бытие не всегда существовало.
Но так как бытие существует и существование его очевидно, то необходимо признать, что оно всегда существовало и, более того, нельзя не признать, что именно это бытие и является первоначалом и первоосновой всех вещей. Ибо ясно, что все вещи могут в действительности быть тем, что они есть, только потому, что имеют бытие и сами являются причастными бытию; ясно и несомненно, если бы не было бытия, то не было бы ничего. Отсюда с очевидностью следует, что бытие вообще есть то, что составляет во всех вещах их первоначало, их главную сущность и основу; следовательно бытие есть первоначало и первооснова всех вещей. И так как бытие никогда не начинало существовать, а было всегда, как только-что показано, и так как все вещи суть лишь различные видоизменения бытия, то отсюда с очевидностью следует, что нет ничего созданного и что следовательно нет и создателя. Все эти положения вытекают одно из другого и неоспоримы.
LXIX. Возможность или невозможность вещей не зависит ни от воли, ни от мощности какой-либо причины