LIII. [Забвение принципов общежития ранних христиан]
Наконец вот еще одно злоупотребление, которое делает большинство людей окончательно несчастными на всю жизнь. Это почти повсеместная тирания великих мира сего; тирания королей и князей, которые господствуют почти на всей земле и имеют неограниченную власть над всеми прочими людьми. Ибо все эти короли и князья в настоящее время — настоящие тираны, они тиранят и не перестают тиранить самым жалким образом бедные народы, которые им подчинены в силу множества обременительных законов и обязанностей, повседневно их гнетущих. Платон, — говорит Монтэнь[1], — в своем «Горгии» определяет тирана как того, кто имеет возможность своевластно делать в общине все, что ему вздумается. Следуя этому определению, можно совершенно определенно сказать, что все государи в настоящее время представляют собой тиранов, потому что они позволяют себе все, что им угодно, и не только в нескольких городах или общинах, как говорит Платон, но в целых провинциях и в целых королевствах, причем они дерзают даже в своем своевластии доходить до такой великой гордыни и такого высокомерия, что свое поведение и издаваемые ими законы и повеления они мотивируют не чем другим, как только своей волей и своим благоусмотрением; они именно так открыто говорят: таково наше благоусмотрение, подобно тому, кто сказал: Sic volo, sic jubeo, stat pro ratione voluntas (так я хочу, и так я приказываю; пусть воля заменяет собою основание).
Пророк Самуил имел полное основание упрекать народ Израиля, т. е. народ еврейский, за его ослепление и безумие, когда евреи просили его, чтобы он дал им царя для управления ими по примеру прочих народов. Пророк Самуил восстал против этого объявленного ему требования, и, чтобы отвлечь их от этой безумной мысли и от этого дурного намерения, он весьма серьезно предупредил о невыносимой тягости того ига, которое наложит на них этот царь. Знайте, — говорил он им[2], — что ваши цари возьмут ваших сыновей и ваших дочерей для всевозможных работ и надобностей, одних заставят править их колесницами, других пошлют на войну, где они ежедневно будут подвергаться опасности смерти, третьих оставят при своих особах для постоянного обслуживания всякого рода надобностей, четвертых заставят заниматься различными искусствами и ремеслами и наконец пятых заставят обрабатывать их земли, распоряжаясь ими, как рабами, купленными за деньги. Они возьмут ваших дочерей для того, чтобы употребить их на различные работы, и поставят их в положение служанок, которых заставляет работать страх наказания. Они возьмут ваше достояние и ваши стада, чтобы отдать их своим любимцам, своим евнухам и другим домочадцам; возьмут наконец всех ваших детей, и вы будете все подчинены не только царю, но и его слугам. Тогда, — сказал он им, — вы вспомните о том предсказании, которое я вам сегодня делаю, и, сожалея о своей ошибке, восстонете и в горечи сердца взмолитесь к богу о помощи, чтобы он избавил вас от тяжелого подчинения, но он не услышит вас и заставит вас терпеть наказания, которые вы заслужили своим неразумием и своей неблагодарностью.
Народ однако оказался глух и не слушал этих спасительных предостережений пророка; напротив, он стал еще более прежнего настаивать на своем требовании; это заставило Самуила в конце-концов дать им действительно царя; но это совершенно противоречило его желанию. Ибо этот пророк, который повидимому любил справедливость, не любил царской власти, потому что он был убежден[3], что аристократический образ правления самый счастливый из всех образов правления, как говорит тот же Иосиф.
Никогда еще пророчество, если только существуют вообще пророчества, не исполнялось с такою точностью, как данное тогда вышеупомянутым пророком. Ибо к несчастью для бедняков оно воочию исполнилось во всех царствах и во все века, которые прошли с того времени. И теперь еще народы к немалому своему несчастью видят исполнение его и в частности в нашей Франции и в том веке, в котором мы живем; короли и даже королевы теперь становятся неограниченными владыками надо всем, словно некие боги; льстецы внушают им, что они являются неограниченными владыками над жизнью и имуществом подданных. Поэтому они нисколько не щадят ни жизни, ни имущества их, всех приносят в жертву своей славе, своему честолюбию, жадности и мстительности, смотря по тому, какая страсть их вдохновляет и увлекает.
Чего они только не делают, чтобы обладать всем золотом и серебром своих подданных! С одной стороны они налагают, под различными ложными и пустыми ссылками на мнимую необходимость, огромные налоги, субсидии и тому подобные поборы во всех подвластных им приходах. Они увеличивают эти налоги, удваивают, утраивают их, как им вздумается, под различными другими пустыми и ложными предлогами мнимой необходимости. Почти повседневно вводятся новые поборы, издаются новые указы и распоряжения короля и его первых чиновников, чтобы заставить народ доставлять им все, чего они требуют, и удовлетворить все их притязания, и, если не повинуются немедленно, за невозможностью удовлетворить все предъявляемые требования и доставить в кратчайший срок чрезмерные суммы, которыми облагают народ, тотчас отправляют в деревни солдат для насильственного принуждения народа к уплате и исполнению приказов. К ним отправляют солдатские гарнизоны или другую подобную сволочь, которую они обязаны кормить и содержать изо дня в день на свои средства, пока полностью не исполнят то, что от них требуется. Часто даже из опасения не получить платежа к ним посылают солдат заранее, еще до наступлении срока, так что на бедное население обрушиваются постой за постоем, взыскания за взысканием; его преследуют, притесняют, попирают, обирают на все лады. Напрасно жители жалуются и делают представления о своей бедности и о своем несчастном положении; на это не обращают внимания, их даже не слушают, а если бы их и слушали, то скорее на манер царя Ровоама, т. е. для того, чтобы еще более обременить их, а не облегчить. Как известно, этот царь на жалобы подданных относительно податей и налогов, которыми их обременил его отец царь Соломон, и на просьбу об уменьшении их дал следующий гордый и высокомерный ответ: Мой мизинец, — сказал он им, — толще чресл моего отца; если мой отец вас обременял налогами и податями, то я вас обложу еще больше; мой отец бичевал вас розгами, а я, — сказал он им, — буду бичевать скорпионами[4]. Вот какой ответ он им дал.
Жалобы бедного народа и теперь не встречают более благосклонный прием, чем в то время; ибо государи и их первые министры поставили себе главным правилом доводить народы до истощения, делать их нищими и жалкими[5] для того, чтобы сделать их более покорными и отнять у них всякую возможность предпринимать что-либо против власти. У властей теперь установленное правило — допускать откупщиков и сборщиков податей обогащаться за счет населения, с тем чтобы потом, впоследствии обобрать и их и пользоваться ими, как губкой, которую выжимают, дав ей предварительно набухнуть. У власти теперь правило — принижать вельмож своего королевства и ставить их в такое положение, чтобы они не могли ей вредить; точно так же правило верховной власти — сеять ссоры и раздоры среди своих главных сановников и даже среди своих подданных, чтобы они не помышляли о заговоре против власти. В этом короли достигают своей цели, обременяя народ огромными поборами; ибо таким способом они обогащают себя, как хотят, и в то же время доводят своих подданных до истощения. Они таким образом вносят смуты и рознь в среду народа; ибо отдельные лица в каждом приходе ссорятся друг с другом, ожесточенно враждуют и спорят по поводу подушного распределения этих налогов между собою; каждый из них жалуется, что чрезмерно обложен сравнительно с соседом, который, мол, богаче его, а платить будет, пожалуй, меньше его. И вот, говорю я, пока они между собою ссорятся и спорят по этому поводу, осыпая друг друга тысячью упреков и проклятий, им не приходит в голову обратиться против своего короля и его министров, которые однако являются единственными и настоящими виновниками их смут и взаимной вражды; они не смеют открыто роптать против своего короля или его министров, они не решились бы пойти против них, у них нет даже мужества объединиться и стряхнуть с себя общими усилиями тираническое иго одного человека, который повелевает ими так жестоко и заставляет их терпеть столько зла. Они скорее готовы передушить друг друга, чтобы утолить свою личную ненависть и вражду.
Итак раз короли желают без конца обогащаться и стать неограниченными владыками всего, то бедным народным массам приходится исполнять все, что те требуют от них, приходится отдавать им все, что у них спросят; и все это под страхом разных принудительных мер: наложения секвестра и продажи за долги их имущества, заключения в тюрьму и других насильственных мер, заставляющих стенать население под игом жестокого рабства.
Гнет этого ненавистного и возмутительного правления усиливается еще на каждом шагу жестокостью множества сборщиков податей. Это обыкновенно люди гордые и заносчивые, от которых бедному населению приходится терпеть всевозможные грубости, хищничества, плутни, лихоимства и другие несправедливости и кривду. Нет такого мелкого чиновника, сборщика, канцеляриста, стражника, чиновника соляной и табачной монополий, который под предлогом королевской службы или сбора податей не считал бы нужным разыгрывать из себя важного господина, не считал бы себя вправе притеснять, угнетать, тиранить бедное население и издеваться над ним. С другой стороны, короли налагают большие налоги на всякие товары для того, чтобы получать пользу от всего, что продается и покупается: они облагают налогом вино и мясо, водку и пиво и масло; они облагают ими шерсть, полотно и кружева, перец и соль, бумагу и табак и всякого рода съестные припасы; они взимают пошлины за право въезда и выезда, за контроль и запись, заставляют платить себе за бракосочетания, крестины, погребения; они заставляют платить себе за резьбу на домах, за отхожие места, за дрова и лес, за воды, и недостает только, чтобы они заставляли платить себе за ветер и облака. Представьте простор Эргасту, — остроумно говорит де-Лабрюйер в своих «Характерах», — и он[6] потребует особой платы от всех тех, кто пьет воду из реки или кто ходит по земле; он умеет превращать в золото все вплоть до тростника, камышей и т. п. Кто хочет торговать на подвластных им землях и свободно передвигаться для купли и продажи или для перевозки товаров, тому нужно получить, как сказано в Апокалипсисе, печать зверя, т. е. пометку откупщиков и пометку о королевском разрешении; нужно иметь удостоверение от этих людей, квитанции, проходные свидетельства, охранные грамоты, пропуски, паспорты и другие тому подобные документы, действительно представляющие собой, так сказать, знак зверя, т. е. знак разрешения тирана; кто, не имея такой пометки, имеет несчастье попасться стражам или чиновникам этого королевского зверя, тому грозит разорение и гибель; его тотчас же арестуют, на его товары налагают запрещение или конфискуют их, уводят его лошадей, повозки; и сверх того купцов и возчиков упомянутых товаров присуждают еще к крупным штрафам, тюремному заключению, каторге, иногда даже к позорной смерти. Так строго запрещено торговать и переходить с товарами с места на место, не имея, как сказано выше, клейма или знака апокалиптического зверя. И положено будет (начертание)... чтобы никто не мог ни покупать, ни продавать кроме того, кто имеет это начертание или имя зверя, или число имени его[7].
[1] Ess., p. 243.
[2] I Сам., 8:11.
[3] Иосиф Флавий.
[4] І Царей, 12:10.
[5] Кардинал де-Ришелье.
[6] P. 205.
[7] Апокал., 13:17.
LV. [Тирания королей Франции, несчастное положение народа]