ОГЛАВЛЕНИЕ


ВВЕДЕНИЕ


Часть первая
ОСНОВЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ ФЕОДАЛИЗМА

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Характер производительных сил и форма собственности на средства производства при феодализме

1. Феодальное производство

Критики марксизма долго нападали на понятие "капитализм". Но жизненность этого понятия, его соответствие объективной, реальной ступени общественного развития человечества оказались настолько неопровержимыми, что сами буржуазные экономисты, историки, политики не могут ныне без него обходиться. Они устремляют теперь свои главные усилия на то, чтобы лишить понятие "капитализм" его четкой исторической ограниченности: то говорят, что эпоха капитализма уже кончилась в начале XX в., то, наоборот, что она никогда не кончится; то говорят, что капитализм возник только в XIX в., то, наоборот, что возникновение его неуловимо, уходит во тьму веков. Ныне в этой идейной борьбе вокруг понятия "капитализм" видное место занимают атаки на понятие "феодализм". Буржуазные историки и экономисты сплошь и рядом уверяют, что это понятие, употребляемое марксистами, не имеет точного содержания, что им пытаются охватывать слишком многообразные, даже ничего общего не имеющие между собой явления.

Эти атаки проистекают из непонимания и незнания марксистско-ленинской теории феодализма. Во-первых, она, как и теория капитализма, представляет собой высокую форму научной абстракции. Бесконечно многообразны и неповторимы конкретные пути истории всех живущих народов. Тот или иной способ производства мы находим в истории в сложной смеси с остатками и зачатками других способов производства. Политическая экономия отвлекает от реальности и анализирует "чистый" способ производства, не встречающийся нигде в частности, но отражающий существенные общие, черты множества частных проявлений. Во-вторых, феодализму может быть больше, чем любой другой общественно-экономической формации, присущи многообразие проявлений, некоторая подвижность и текучесть самих характеризующих его категорий. Эта специфика и создает подчас впечатление, что уж слишком несхожи между собой те явления, которые мы хотим обнять понятием феодализма: от системы поместий каролингской эпохи до общества с высокоразвитым городским производством; от французского или английского общества XVI-XVIII вв. с лично свободным крестьянством до одновременного русского барщинного хозяйства, основанного на труде крепостных крестьян; от Западной Европы до Китая и Японии и т.д. Действительно, диапазон явлений огромный. Но мы можем обобщить их, если начнем определение феодализма негативным путем: феодализм лежит между зрелым рабовладельческим строем и капиталистическим, имея существенное отличие и от того, и от другого. Феодализм не есть закостеневший тип производственных отношений, но процесс, заполняющий интервал между тем и другим. Текучесть его определений и характеристик не беспредельна: они имеют пределы в коренных отличительных чертах исторически смежных формаций.

Поясним это примером. Одно из характерных свойств феодального способа производства, как будет показано ниже, определяется формулой "неполная собственность на работника производства". Раскрывая эту формулу негативно, можно сказать, что под это определение попадает решительно все, кроме, с одной стороны, полной собственности на работника производства, т.е. рабовладения, и с другой, - полного отсутствия собственности на работника производства, т.е. характерного для капитализма вольнонаемного труда. Иными словами, категория "неполная собственность" говорит не о полусобственности, а о любой ее степени, начиная от такой, которая хоть чуть меньше полной собственности (В. И. Ленин писал, что русское крепостничество подчас почти не отличалось от рабства), и кончая такими отношениями, которые хоть чуть сохраняют остатки собственности на человека: уже нет собственности на человека, но есть ее частицы в виде ограничения его права распоряжаться собой или иметь собственность - сословная неполноправность, подчинение юрисдикции землевладельца, повинности, лежащие на личности трудящегося, ограничения для него права наследования, продажи, приобретения, залога имущества. Этим примером мы только хотим пояснить тезис о высокой эластичности, растяжимости, диалектической гибкости всех категорий, с которыми имеет дело теория феодализма, что отнюдь не исключает их логической правомерности и определенности.

Но, как сказано, эту внутреннюю специфику теории феодализма как такового не следует смешивать с наличием в конкретной действительности пережитков и зародышей других формаций, т.е. с наличием почти во всяком исторически существовавшем обществе со времени зарождения классов той или иной многоукладности. Даже отсеяв механические примеси, мы заметим, что феодализму органически свойственны остатки и рецидивы прежних дофеодальных общественных отношений, как и предпосылки будущих, капиталистических.

С особой группой логических трудностей встречаются те исследователи, которые изучают феодальные порядки и отношения в современных экономически слабо развитых странах. Исходными понятиями для этих исследователей оказываются "разложение феодализма", "пережитки феодализма", "полуфеодальные отношения". Означают ли эти понятия, что данные отношения являются одновременно полубуржуазными? Навряд ли возможно такое чисто механическое деление. Во всяком обществе какой-либо тип производственных отношений является господствующим. Многоукладность, за редкими кратковременными исключениями, не означает равновесия укладов. Напротив, господствующий тип отношений обычно накладывает свою печать на остальные, приспосабливая или искажая их. Поэтому невозможно построить верную теорию феодализма, исходя из современных "полуфеодальных" отношений, возможен лишь противоположный путь: сначала уяснить систему категорий и законов "чистого" феодализма, рассмотренного в его историческом возникновении, развитии и упадке.

Переход от рабовладельческого способа производства к феодальному явился прогрессивным шагом в экономическом развитии человеческого общества.

В конце рабовладельческой эпохи рабство и вся система отвечавших ему экономических отношений стали оковами, тормозом для развития производительных сил.

Так, рабский труд, нуждавшийся в постоянном надзоре надсмотрщиков, подразумевал тем самым работу рабов более или менее крупными партиями, что делало невозможным переход к более интенсивным в ту эпоху, индивидуальным методам обработки земли. Тяжелый плуг, означавший переход к интенсивной глубокой вспашке, стал спорадически применяться в некоторых провинциях еще в поздней Римской империи, но широкого распространения он не мог получить в древнем мире. Только начальный период средневековья ознаменовался быстрым повсеместным внедрением тяжелого плуга; рабский труд, требовавший работы более или менее крупными партиями, препятствовал его распространению, означавшему прогрессивный сдвиг в агрикультуре, а система труда крестьян, свободных от рабской зависимости и имевших свою семью, напротив, быстро содействовала его распространению. Это, конечно, только один из многочисленных примеров, показывающих, как производительные силы в конце античной эпохи переросли рабовладельческие экономические отношения.

Раб не был заинтересован в интенсивном использовании орудий, а тем более в каком-либо их усовершенствовании. Всякое мало-мальски сложное орудие подвергалось порче, поломке. Водяная мельница, известная на протяжении всей античной рабовладельческой эпохи, оставалась примитивной (нижнебойное колесо), не получала дальнейшего развития до феодальной эпохи. Усовершенствованный пресс для винограда тоже не получал широкого распространения. Применение рабочего скота в сельском хозяйстве было ограничено по той же причине: рабы не были сколько-нибудь заинтересованы в уходе за скотом и сохранении его.

Все эти стороны рабского труда, сковывавшие возможности развития производительных сил, обнаружились только в конце рабовладельческой эпохи, - рабский труд соответствовал предшествовавшей, более низкой ступени производства. Рабовладельческий строй существовал на протяжении трех-четырех тысяч лет. Это свидетельствует, что он отвечал не только определенному уровню и характеру производительных сил, но и крайне медленному темпу их изменения, крайней их застойности, почти неподвижности. Лишь в конце этой огромной эпохи замечается большая подвижность производительных сил, чем на протяжении всей предыдущей древней истории.

В то же время в конце рабовладельческой эпохи наблюдаются усиленные поиски господствующим классом способов поощрения рабов к труду. Так, все больше практикуется отпуск особо отличившихся рабов на волю, чтобы оставшихся рабов подстегивала в труде не только плеть надсмотрщика, но и надежда на освобождение; практикуется помещение рабов на земельные участки для ведения ими своего хозяйства и предоставление им "пекулия" - имущества, часть доходов с которого должна была вручаться господину. Все эти поиски свидетельствуют о том, что уровень производительных сил требовал уже нового отношения непосредственных производителей к труду и тем самым новых производственных отношений. Но в то же время эти меры свидетельствуют о тупике, в котором оказалось рабовладельческое общество: все это - по большей части возрождение экономических институтов, характерных для ранних, неразвитых ступеней того же рабовладельческого строя. Впрочем, в новых исторических условиях они уже служили и предзнаменованием новых, феодальных порядков.

Характер новых, зарождавшихся производительных сил требовал развития не крупного производства, покоившегося при рабстве лишь на простом соединении однородного труда, а индивидуального производства. Дальнейшее развитие производительных сил во всемирной истории могло совершаться до поры до времени лишь при условии господства мелкого индивидуального хозяйства. Переход к феодализму, осуществившийся в ходе широких социальных движений и так называемых "варварских завоеваний", привел производственные отношения в соответствие с характером производительных сил, зародившихся, но не способных развиться в недрах старого, рабовладельческого общества.

Элементы феодального экономического уклада имелись налицо уже в позднем рабовладельческом обществе (например, колонат в Риме), а также и у племен, составлявших периферию рабовладельческого общества, например у германцев, славян, переживавших разложение первобытнообщинного строя.

После ликвидации рабовладельческого строя формирование феодального строя происходило, как правило (например, в Западной Европе, в Византии, в Китае), путем взаимодействия, синтеза этих двух источников генезиса феодальных отношений, т.е. элементов и предпосылок феодального экономического уклада, имевшихся в условиях разложения рабовладельческого строя и в условиях разложения первобытнообщинного строя. Это положение о синтезе двух источников генезиса феодальных отношений, высказанное впервые Марксом во "Введении" к книге "К критике политической экономии", является руководящим для понимания начальных стадий развития феодального общества, для понимания, следовательно, и хозяйственной истории раннего средневековья (см. "Приложение").

Производительные силы феодального общества, если сравнить их с производительными силами капитализма, могут быть названы низкими и рутинными, но сравнительно с производительными силами рабовладельческого общества они представляли несомненный шаг вперед, прежде всего в главной отрасли производства того времени - в сельском хозяйстве. Феодальное производство характеризуется дальнейшим развитием земледелия, например, постепенным распространением трехполья, дальнейшим развитием огородничества, луговодства, виноделия, маслоделия. Эти успехи сельского хозяйства стали возможны в связи с дальнейшим улучшением плавки и обработки железа, распространением разных видов железного плуга, тяжелого и легкого, и некоторых других железных орудий, изобретением ветряной мельницы, широким распространением и усовершенствованием водяной мельницы (верхнебойное, наливное колесо), а также виноградного пресса и других приспособлений и механизмов. Распространение ткацкого станка также сыграло существенную роль в развитии феодального производства.

Накопление специальных производственных навыков, развитие соответствующей новой техники привели на определенной ступени развития феодального общества к возрождению в новой форме того отделения ремесленного труда от сельскохозяйственного, которое возникло еще в дофеодальную эпоху, но кое-где в начале феодальной эпохи почти исчезло. Этот скачок в разделении общественного труда, выразившийся в образовании феодальных городов, в отделении города от деревни, был одним из важнейших моментов в развитии производительных сил феодального общества.

Техника средневекового городского ремесла характеризуется дифференциацией специальных орудий ручного производства, виртуозным мастерством производителей - ремесленников, внедрением в некоторых отраслях более или менее сложных приспособлений (в металлообрабатывающем, кожевенном, красильном и других ремесленных производствах), ростом разделения труда между ремеслами. Рост производительных сил в условиях ручного производства проявлялся преимущественно в росте разделения труда. Все это привело к возможности появления в конце средневековья наряду с ремесленными мастерскими мануфактурных предприятий.

Главные, основные черты производительных сил феодального общества и их развития: безусловное господство сельского хозяйства над ремеслом, деревни над городом, сохраняющееся до конца феодализма, несмотря на развитие ремесла и рост городов; развитие сельского хозяйства как вширь (расчистка лесов, распашка и освоение целины, распространение несчетных деревень, - оседлых или полуоседлых поселений, по обширнейшим географическим пространствам), так и в отношении интенсивности методов хозяйства (вспашка, севооборот, удобрение, сочетание земледелия со скотоводством, развитие специальных огородных, садовых, технических, кормовых культур); сращенность производителя с орудиями индивидуального производства, как "улитки с раковиной"; решающее значение личного хозяйственного и технического навыка, опыта каждого отдельного работника; мелкий, индивидуальный характер производства (даже на барщине в крупном поместье происходит не подлинное соединение труда, а лишь суммирование результатов индивидуального труда крестьян - "уроков"). Отсюда - развитие разделения труда не как технического разделения труда в одном производстве, а как общественного разделения труда между мелкими отдельными производствами, хотя все более дробная специализация и обособление индивидуальных производителей неминуемо должны будут в конце концов привести к зарождению обратной тенденции - сочетанию разных специальностей в одном производстве.

Данному характеру производительных сил и данному направлению их развития соответствовали феодальные производственные отношения.

Производительные силы и производственные отношения во всяком обществе составляют две неразрывные стороны единого целого - общественного производства, или, иначе говоря, способа производства. Производительные силы являются при этом более подвижной стороной. Но феодальные производственные отношения, будучи порождены данным уровнем и характером производительных сил, определяли в свою очередь темпы развития производительных сил.

После ликвидации рабовладельческих производственных отношений феодальные производственные отношения явились такой общественной формой, которая в течение нескольких столетий делала возможным и необходимым дальнейшее развитие производительных сил. Эти производственные отношения служили главной и решающей силой, которая определяла дальнейший подъем производительных сил, пока феодальные отношения в свою очередь не устарели и не стали тормозом развития производительных сил[1].

Что же в системе феодальных производственных отношений обеспечило им эту роль движущей силы в отношении производительных сил общества? Прежде всего частичное раскрепощение непосредственного производителя по сравнению с положением раба. Получив свое хозяйство и некоторые, хотя и ограниченные, права (прежде всего право на свою жизнь: феодал, как правило, уже не может безнаказанно убить крестьянина), непосредственный производитель стал значительно более заинтересованным в результатах своего труда, следовательно, значительно более производительным и инициативным работником. Он работает в некоторой мере для себя и своей семьи, в своем хозяйстве; раб же в зрелом рабовладельческом обществе не имел семьи, не имел хозяйства, не был заинтересован в труде. Новые производительные силы требуют, чтобы у работника было хоть какое-нибудь желание трудиться, была заинтересованность в результатах труда. Поэтому феодал предпочитает рабу, как работнику совершенно пассивному и неинициативному, крепостного крестьянина, у которого есть свое хозяйство, свои орудия производства и который имеет некоторую заинтересованность в труде, необходимую для того, чтобы обрабатывать землю, хотя значительную часть его урожая, или его труда, и забирал феодал в свою пользу[2].

Вот эта черта и была главной, обеспечившей феодальным производственным отношениям роль движущей силы в развитии производительных сил общества. Крестьянин, а позже и ремесленник, будучи в известной мере заинтересован в результате своего труда, вносил хотя бы ничтожные улучшения в процесс труда, и накопление этих незначительных улучшений в конечном счете давало рост производительных сил общества.

Мы подошли к одному из самых важных и спорных вопросов в общей характеристике феодального производства. Что является основной производственной ячейкой, основной хозяйственной единицей феодального общества? Советские исследователи предлагали два разных ответа на данный вопрос. Ф. Я. Полянский и др. высказывали мнение, что этой основной хозяйственной единицей следует считать феодальное поместье (манор, вотчину, сеньорию). Такой взгляд представляет собой попытку критической переработки научного наследия одного из главных течений в экономической истории средневековья - вотчинной или манориальной теории. Нельзя ли из анализа именно поместья диалектически вывести все основные противоречия и характерные черты феодальной экономики, в том числе ее натуральнохозяйственный характер? Опыт этот нельзя считать удавшимся. Поместье выступало как система организации производства лишь на некоторых стадиях феодализма, в частности на стадии позднего феодально-крепостнического хозяйства и на стадии раннего поместного строя, словом, в периоды, когда на передний план выступала отработочная форма феодальной ренты. Для других огромных пластов истории феодального хозяйства организация производства через поместье совершенно нехарактерна. Систему категорий феодальной экономики не удается развить из внутренних противоречий взятого за первооснову феодального поместья.

Представляется более правильной мысль большинства советских исследователей, считающих, что основной производственной ячейкой феодального общества являлось хозяйство непосредственного производителя. По словам Маркса, "как мелкое крестьянское хозяйство, так и независимое ремесленное производство... составляют базис феодального способа производства"[3]. Разумеется, это не исключает в отдельные периоды, особенно при барщинно-крепостнической системе, существования и крупного помещичьего хозяйства, но, как уже сказано, оно по существу не было крупным производством и основой его оставалось мелкое крестьянское хозяйство: своим инвентарем, на своей лошади, силами своей семьи каждый крестьянин отдельно от других выполнял ту или иную работу. Производительные силы феодального общества в основном были распылены именно по мелким крестьянским (а в дальнейшем и ремесленным) хозяйствам.

Феодальное общество есть антагонистическое классовое общество: непосредственному производителю противостоит эксплуататор, который присваивает часть продуктов труда (или непосредственно часть труда) производителя, работника производства. Классовый антагонистический характер производственных отношений феодализма составляет их глубочайшую, коренную черту. Феодальная экономика является насквозь классовой экономикой; все экономические отношения людей в феодальном обществе являются в конечном счете отношениями между классами.

Само понятие "классы" - это прежде всего экономическая категория (экономические классы), одна из важнейших категорий марксистской политической экономии, с помощью которой только и может быть подвергнута научному анализу вся сложная система производственных отношений во всяком классово антагонистическом обществе.

Только производительные силы в технологическом плане могут быть охарактеризованы без употребления понятия "классы", - но ведь производительные силы сами по себе и не являются предметом политической экономии. В экономическом же смысле нет никакого "производства" вне единства производительных сил и производственных отношений, вне тех отношений между людьми, общественных отношений, в каких осуществляется производство. Что же понимает марксизм под производственными отношениями? Марксизм различает в производственных, экономических отношениях людей три группы явлений, зависящих одна от другой, последовательно, вытекающих одна из другой: 1) та или иная форма собственности на средства производства, 2) вытекающее из нее то или иное положение социальных групп в производстве и их взаимоотношение, 3) всецело зависимая от этого та или иная форма распределения продуктов. Этим исчерпывается понятие "производственные отношения". Уже самая первая, самая глубокая черта производственных отношений, т.е. форма собственности на средства производства, определяющая всю остальную совокупность экономических, производственных отношений людей, говорит нам либо об общественной собственности на средства производства (общество без антагонистических классов), либо о классовом антагонизме: средства производства присвоены, монополизированы одной частью общества в целях эксплуатации другой части.

В антагонистическом обществе для того, чтобы трудиться, производить, непосредственный производитель должен подчиниться собственнику средств производства и работать на него. У непосредственного производителя нет иной возможности соединить свою рабочую силу с отсутствующими у него материальными условиями производства. Производство материальных благ не предшествует антагонистическим отношениям: оно само возможно здесь только в этой антагонистической общественной форме. Распределение продуктов труда в обществе всецело зависит от того, как распределены в обществе средства производства, кто является их собственником.

Для построения системы политической экономии любого способа производства можно идти лишь одним из двух логических путей. Либо из сложной совокупности экономических отношений абстрагируется простейшая, наиболее массовидная или элементарная клеточка, каковой, например, при капитализме является товар, и путем анализа ее внутренних противоречий совершается переход от одной экономической категории и закономерности к следующей, вплоть до раскрытия наиболее глубинных и существенных, но не видных на первый взгляд производственных отношений данного общества. Так поступал Маркс в "Капитале" при анализе капитализма. Однако в "Нищете философии", критикуя Прудона, он указывал и на возможность более простой логической последовательности появления экономических категорий, а именно начинающегося с определения специфической для данного общества формы собственности. "В каждую историческую эпоху собственность развивалась различно и при совершенно различных общественных отношениях. Поэтому определить буржуазную собственность - это значит не что иное, как дать описание всех общественных отношений буржуазного производства"[4].

Метод изложения политической экономии феодализма, аналогичный методу "Капитала", пока не найден никем из экономистов. Правда, в работах Ф. Я. Полянского есть элементы такого хода мысли: как Маркс начал с анализа товара и товарного производства, так политическая экономия феодализма должна начать с анализа противоположного явления - натурального хозяйства; логические противоречия натурального хозяйства, по предположению автора, приводят к пониманию экономического механизма феодального поместья; как для капиталистического предприятия самоцелью оказывается самовозрастание стоимости, так для феодального поместья натуральное хозяйство является целью и самоцелью, приводящей его к сложным и в конечном счете неразрешимым противоречиям; классовый антагонизм феодалов и крестьян выступает как проявление этих экономических противоречий. Не вступая в детальную полемику с этими теоретическими исканиями, отметим лишь, что категория натурального хозяйства характеризует вовсе не один лишь феодальный способ производства, и поэтому имманентный логический анализ натурального хозяйства должен привести нас отнюдь не к системе специфических категорий именно феодального способа производства, а скорее уже первобытного. Поэтому указанный путь представляется научно бесперспективным.

Мы пойдем вторым путем, т.е., следуя приведенным словам Маркса, будем считать, что верно определить феодальную собственность - это уже значит дать в зародыше описание всех общественных отношений феодального производства.

Если начать характеристику феодальной экономики с формы собственности на средства производства, то классовая, эксплуататорская природа феодальной экономики раскроется с первого же шага. При этом, разумеется, надо иметь в виду прежде всего не вопрос о юридической форме феодальной собственности, а коренной вопрос - в чьем распоряжении в феодальном обществе находились средства производства: располагали ли ими сами трудящиеся или же средства производства были присвоены теми, кто не трудился, а трудящиеся были лишены этих средств производства. Характеристика состояния производственных отношений прежде всего отвечает на вопрос, в чьем владении, в чьем распоряжении находятся средства производства - в распоряжении всего общества или же части членов общества, классов, использующих их для эксплуатации другой его части, других классов.

Надо еще раз подчеркнуть, что именно это мы имеем в виду, когда говорим в экономическом смысле о "собственности" первобытнообщинной и социалистической или рабовладельческой, феодальной и капиталистической. Неправильно рассматривать собственность как отношение тех или иных людей к материальным благам, к вещам. Собственность есть отношение между людьми. Недостаточно сказать, что собственность есть "присвоение" чего-либо, если не подчеркнуть, что это есть одновременно и недопущение к распоряжению данным имуществом всех других. Собственность, рассматриваемая как экономическая категория, не есть отношение людей к вещам, голое "присвоение" людьми вещей, а есть отношение между людьми: отношение между собственником (единичным или коллективным) и теми, кто не имеет прямого доступа к распоряжению данной вещью; юридическое право собственности лишь оформляет и закрепляет эти отношения. В экономическом смысле собственность всегда выступает как общественное отношение - отношение между собственником и несобственниками. Социалистическая, общественная собственность не может быть присвоена отдельными гражданами; советское право, карающее любого человека за присвоение государственной (общенародной) или кооперативно-колхозной собственности, прямо защищает данное производственное отношение: принадлежность средств производства всему обществу или колхозу, но не отдельным лицам. В классовом антагонистическом обществе собственность на средства производства принадлежит не всему обществу, а монополизировавшей их части людей; такие производственные отношения защищаются правом частной собственности (иногда - групповой), которое не допускает остальных людей к пользованию этими средствами производства иначе, как с согласия собственника, т.е. служит ему правом эксплуатировать других людей за то, что он допускает их к пользованию этими средствами производства.

Марксистская экономическая наука исходит не из правовой "формы" собственности в смысле ее юридических особенностей, а из ее экономического содержания. Если исходить из правовой формы, классовое строение антагонистического общества окажется чем-то производным, вытекающим из внеклассовой правовой формы. Маркс разъяснял, что отношения собственности следует рассматривать не в их "юридическом выражении", а следует вскрывать их реальное экономическое существо в форме "производственных отношений"[5]. Не право собственности, а собственность как экономическое отношение лежит в основе базиса общества.

Чтобы отличить феодальную форму собственности от буржуазной (капиталистической), нельзя исходить из того, что буржуазная собственность - свободная и безусловная, а феодальная - условная, ограниченная, отражает феодальную иерархию и т.п. Не об этом говорит марксизм, утверждая, что общественные формации отличаются одна от другой прежде всего формой собственности на средства производства, определяющей всю остальную совокупность экономических отношений. Марксизм говорит о том, находятся ли средства производства во владении и распоряжении всего общества, самих трудящихся, или средства производства отделены от трудящихся, находятся в распоряжении отдельных лиц, групп, классов в целях эксплуатации трудящихся. Нет ничего глубже этого экономического отношения. "Присвоение" средств производства по экономическому существу раскрывается как отношение между теми, у кого есть эта собственность, и теми, у кого ее нет, т.е. как классовое отношение. Ведь классы - это и есть общественные группы, различающиеся прежде всего по их отношению к средствам производства (большей частью закрепленному и оформленному в законах)[6]. Сказанное относится также не только к собственности на средства производства, но и к собственности на работника производства и его рабочую силу.

Феодальная форма собственности отличается и от рабовладельческой и от капиталистической тем, что при феодализме не все средства производства отделены от трудящихся. Но основное средство производства того времени - земля - не принадлежит трудящимся; подавляющее большинство трудящихся при феодализме не имеет земли в своем полном распоряжении, земля находится в собственности феодалов.

Согласно сказанному выше, собственность феодалов на землю - это не отношение феодалов к земле, а отношение феодалов к тем, кто был лишен свободного доступа к этому необходимейшему условию труда, т.е. отношение феодалов, монополизировавших землю, к крестьянам - земледельцам. Субъекты собственности на землю при феодализме - не вообще частные лица, а именно феодалы, противостоящие как класс собственников земли крестьянству как классу земледельцев, лишенных свободного доступа к земле. Это отношение необходимо дополняется (как будет показано ниже) неполной собственностью феодалов и на самих крестьян, т.е. лишением крестьян возможности свободно распоряжаться собой, своей рабочей силой.

Из этого ответа на первый вопрос - о форме собственности на средства производства - вытекает ответ и на второй вопрос - о положении социальных групп в производстве и их взаимоотношении. Соединение трудящихся с отделенной от них землей осуществляется в форме эксплуатации собственниками земли зависимых от них производителей. Основные социальные группы в феодальном обществе - это класс землевладельцев и класс зависимых крестьян. Положение этих классов в производстве, их взаимоотношения - это положение эксплуататоров и эксплуатируемых, это отношения господства и подчинения. "Крепостническое общество, - говорит В. И. Ленин, - представляло такое деление классов, когда громадное большинство - крепостное крестьянство - находилось в полной зависимости от ничтожного меньшинства - помещиков, которые владели землей"[7].

Кроме этих главных антагонистических групп, в общественном производстве налицо промежуточные и внутриклассовые группы. Например, крестьяне и ремесленники в феодальном обществе в широком смысле принадлежат к одному общественному слою как непосредственные производители, эксплуатируемые феодалами, но их положение в производстве существенно отлично, так как ремесленники не нуждаются в земле в качестве средства производства (хотя, как увидим ниже, и остаются в некоторой экономической зависимости от класса земельных собственников). Экономические взаимоотношения этих двух групп, крестьян и ремесленников, не являются антагонистическими, "взаимный обмен своей деятельностью" (Маркс) между ними носит принципиально иной характер, чем в экономических взаимоотношениях господ и трудящихся. Во взаимоотношениях господ и трудящихся "обмен деятельностью" не имеет ничего общего с эквивалентностью: это безвозмездное присвоение господами части труда непосредственных производителей и отправление господами функции вотчинной власти и суда над ними. Напротив, во взаимоотношениях крестьян и ремесленников налицо тенденция к эквивалентности в обмене своей деятельностью.

Социальные группы в феодальном обществе выступают в форме сословий, не совпадающих точно с классами, и это осложняет, запутывает картину классового антагонизма. Однако основные, определяющие производственные отношения феодального общества носят классовый, антагонистический, эксплуататорский характер. Только исходя из этих основных производственных отношений можно понять и все вторичные, зависимые от них отношения общественных групп.

Наконец, от взаимоотношения классов и иных групп, зависящего от их разного отношения к средствам производства, в свою очередь всецело зависит и форма распределения продуктов в феодальном обществе - пропорции присвоения продукта всего общественного производства разными классами и группами. Весь совокупный продукт, производившийся в феодальном обществе, распадался на две части: прибавочный продукт, который присваивался классом феодалов-землевладельцев, и необходимый продукт, который присваивался непосредственными производителями - крестьянами и ремесленниками.

Следует подчеркнуть, что эти категории - прибавочный продукт и необходимый продукт - характеризуют отнюдь не производительные силы, а производственные отношения, именно отношения классов в антагонистическом обществе. Их нельзя смешивать с производственно-техническими категориями, такими, как производительность труда. Известный уровень производительности труда является лишь необходимой материальной предпосылкой существования классов: производство должно достигнуть такого состояния, когда трудящийся создает больше продукта, чем необходимо для восстановления его затраченной при этом рабочей силы. Однако точно так же дальнейшее развитие производительности труда служит предпосылкой для перехода к бесклассовому, коммунистическому строю. Категория "производительность труда" относится к характеристике производительных сил и может быть применена к любому способу производства. Напротив, категории "прибавочный труд", или "прибавочный продукт" нельзя придавать всеобщий характер: в социалистической экономике весь продукт труда является необходимым[8], так как называть часть, идущую на нужды общества и воспроизводства, прибавочным продуктом значило бы сказать, что трудящиеся сами себя эксплуатируют. Прибавочным продуктом называется не всякий избыток над прожиточным минимумом производителя, а продукт, присвоенный собственником средств производства у непосредственного производителя.

Следовательно, деление продукта на необходимый и прибавочный не связано прямо и непосредственно с делением продукта на часть, идущую в личное потребление, и часть, идущую на нужды общества и воспроизводства. Это два разных деления. Нужды воспроизводства покрываются при одном способе производства из прибавочного продукта, при другом - из необходимого, в зависимости от типа коренных производственных отношений, господствующих в обществе. В феодальном обществе прибавочный продукт, присваиваемый классом феодалов-землевладельцев, потреблялся ими с их дворней, дружиной, свитой, с их государственным и церковным аппаратом в основном непроизводительно, т.е. почти не тратился на нужды воспроизводства. Это связано с тем, что единственное монополизированное феодалами средство производства - земля, рассматриваемая как земельная площадь, не нуждается в возмещении, ибо не уничтожается в процессе производства. Расходы на воспроизводство при феодализме почти целиком падали на хозяйство непосредственных производителей, осуществлялись из доходов крестьян и ремесленников. Такое положение накладывало глубокий отпечаток на картину распределения общественного продукта при феодальном строе. Словом, специфические черты феодальной экономики подтверждают, что и здесь форма распределения продуктов всецело зависела от формы собственности на средства производства и от положения социальных групп (классов) в производстве.

2. Феодальная земельная собственность

Начнем с предварительного замечания об употребительных терминах "феодальная форма собственности", "феодальная собственность", "собственность феодалов". Совершенно ясно, что понятие "феодальная форма собственности" шире, чем понятие "собственность феодалов", так как включает в себя и особенности собственности других классов при феодализме. Термин "феодальная собственность" употребляется в литературе иногда в первом, иногда во втором смысле, в общем он чаще означает то же, что "собственность феодалов", и в этом смысле мы будем пользоваться им в настоящем разделе.

Второе понятие, которое нам придется уточнить, это - "земля". Маркс указывал на различные производственно-экономические функции земли. Земля есть "первоначальный арсенал" предметов и средств труда человека, его "великая лаборатория". Но в качестве такой исходной лаборатории земля предстает как средство труда; в качестве же участков, к которым прилагается человеческий труд, т.е. как пашни, пастбища, сенокосы, шахты, рыбные ловли и пр., она предстает как предмет труда; в качестве завершенного объекта потребления, например в виде парков, она предстает как продукт труда. Единство средства труда и предмета труда называется средством производства. Именно в качестве средства производства (а не просто в качестве "арены труда") земля является объектом феодальной собственности.

Собственность феодалов на землю, феодальная земельная собственность имеет экономические и правовые особенности, отличающие ее от всякой буржуазной собственности, в том числе и от буржуазной собственности на землю. Хотя в феодальном обществе почти вся земля принадлежит классу феодалов (свободная крестьянская собственность наблюдается, лишь в незначительном объеме и как преходящее явление в раннем средневековье, в периоды колонизации окраин и т.д.), в условиях мелкого производства для того, чтобы процесс производства мог осуществляться, она должна быть "передана" непосредственным производителям, если только не используется в качестве "барской запашки".

Соединение рабочих рук непосредственных производителей с этим главным средством производства - землей - могло происходить лишь двумя способами: крестьяне работали 1) на той части земли, которую феодалы оставляли себе, 2) на той земле, которой феодалы наделяли крестьян.

В первом случае мы имеем так называемое "барское хозяйство", "барскую запашку". Надо сказать, что это явление наблюдается не всегда и не везде в истории феодального общества. Например, для аграрной истории позднесредневековой Франции не характерно наличие "барского хозяйства", "барской запашки"; в основном вся земля здесь раздавалась участками крестьянам. Феодал только получал доходы со своей земли, но не вел хозяйства.

Наоборот, другой способ соединения рабочих рук с землей - наделение крестьян земельными участками, - налицо везде, где есть феодальное общество. Даже если феодал-землевладелец ведет свое барское хозяйство, все равно большая часть земли роздана крестьянам в качестве наделов, в качестве, как говорит В. И. Ленин, натуральной, заработной платы этих крестьян. Феодал "передает" землю крестьянам участками в качестве "держаний" за повинности, или же он передает землю другим, нижестоящим феодалам, которые уже "передают" ее крестьянам.

Таким образом, феодальной земельной собственности присуща, с одной стороны, иерархичность - на основе этой особенности земельной собственности феодалы в средние века образуют лестницу зависимых один от другого держателей земли (держателей феодов, или ленов); с другой стороны, феодальной земельной собственности присуща условность - земля, как правило, получена таким-то от такого-то на таких-то условиях.

Все это создает большое правовое своеобразие феодальной формы земельной собственности.

Однако, как уже сказано, было бы неверно весь вопрос о феодальной собственности свести к этому внешнему своеобразию, к правовой форме: "условная" это собственность или "безусловная", "ограниченная" или "неограниченная" и т.д. Чаще феодальная собственность выступает как "условная", "ограниченная", но в некоторых конкретных исторических условиях, особенно при более или менее значительном развитии товарно-денежных отношений собственность помещиков на землю может выступать и как совершенно безусловная и неограниченная частная собственность. До реформы 1861 г. собственность русских помещиков на землю была ограничена только запрещением продавать её недворянам, но не входила ни в какую иерархию. Даже будучи самой неограниченной и безусловной, помещичья собственность не перестает быть феодальной собственностью по своему экономическому значению. Она и в этом случае лежит в основе феодальной, а не капиталистической формы производственных отношений, если используется не для фермерско-капиталистического производства с применением наемного труда, а для барщинной или оброчной системы, т.е. для эксплуатации "наделенных" землей крестьян.

Словом, единственное экономически обязательное "ограничение" феодальной земельной собственности состоит в том, что часть этой земли должна быть роздана крестьянам в надел (держание). Экономические интересы класса феодалов требовали, чтобы часть их земли была роздана в пользование крестьянам. Эта часть в разных исторических условиях могла приближаться к 100% или быть даже меньше 50%, но если бы помещики где-либо согнали с наделов всех своих держателей - крестьян (например, переведя их всех на месячину, на заработную плату или просто согнав с земли), то и в экономическом и в юридическом смысле такие землевладельцы уже перестали бы быть феодалами. Маркс писал, что английские лендлорды согнав "огораживаниями" всех крестьян со своей земли, "присвоили себе современное право частной собственности на поместья, на которые они имели лишь феодальное право..."[9]

Суть феодальной формы собственности на средства производства состоит в том, что трудящиеся не имеют земли, т.е. главного средства сельскохозяйственного производства, в своем полном распоряжении, хотя и имеют в полной собственности большую часть других средств производства; землю они получают от собственника-феодала не в полную собственность, а в пользование, в условное владение: за право возделывать ее они должны работать на феодала. Маркс определяет поэтому феодального крестьянина термином "возделыватель-владелец", называет его "возделывателем и владельцем земли, неоплаченный прибавочный труд которого непосредственно идет к собственнику земли"[10].

В феодальной, крепостнической России крестьяне определяли свои права на землю формулами: "Земля царева, а ржи и распаши наши", или "Земля боярская, а моего владения".

Характер прав крестьян на их надел менялся в разных исторических условиях. Мы видим большое многообразие разных конкретных форм - от краткосрочного арендного держания до бессрочного наследственного "владения", подчас близко напоминающего полную собственность. Если взять, например, тот же французский аграрный строй в конце феодальной эпохи, то мы увидим здесь в качестве характерной формы крестьянского держания так называемую цензиву (от слова ценз - повинность, которую платили крестьяне феодалу за пользование землей). В цензиве ряд черт напоминает полную собственность. Юридически крестьянин-цензитарий (т.е. владелец цензивы) имел право ее продавать, покупать, передавать по наследству, но всегда новый владелец вместе с землей приобретал и лежащие на ней повинности и обязанности по отношению к верховному собственнику этой земли. Однако в ту же эпоху в той же стране мы можем найти и другие формы крестьянского землепользования. Скажем, в одном из районов северной Франции господствующей формой был так называемый "домен конжеабль", когда крестьянин получал от феодала землю всего лишь на несколько, обычно на 9 лет, и по истечении этого срока феодал-землевладелец имел право согнать крестьянина и на его место посадить другого. Немало было во Франции и крестьян, арендовавших землю на 1-2 года.

Как видно на этом примере, конкретные формы крестьянского "владения" (пользования) землей могли быть очень многообразны и обеспечивать крестьянину весьма разную степень прочности этого "владения". На одном полюсе - право пользования, закрепленное настолько прочно, что как бы приближается к полной собственности, на другом - право пользования настолько непрочное, что уже почти перестает быть даже условным "владением", а приближается к простому возделыванию снятой за арендную плату земли. Между этими двумя полюсами и располагались все встречающиеся в исторической действительности варианты и виды крестьянского феодального держания.

Конечно, для крестьян характер права пользования был далеко не безразличным вопросом. Крестьяне, как правило, стремились расширить и укрепить свои владельческие права и энергично отстаивали раз достигнутый уровень этих прав. Марксизм рассматривает сгон крестьян с земли или ущемление прочности их "владения" (пользования) землей как несомненную узурпацию со стороны феодалов, как экспроприацию крестьянского участка, уже закрепленного и признанного за крестьянином самим феодальным правом и обычаем. Маркс говорит, что крестьяне имели на свои участки такое же феодальное право, как и сами феодалы[11]. Но надо помнить, что и самое развитое и упроченное крестьянское земельное "владение" при феодализме, как правило, связано с повинностями в пользу верховного собственника и поэтому в экономическом смысле остается феодальным держанием, условным владением. В некоторых конкретно-исторических условиях крестьянам подчас было выгоднее переходить к краткосрочному держанию типа аренды, если это вело к уменьшению зависимости и суммы платежей феодалу.

Ни форма держания, юридически приближающаяся к собственности, ни арендная форма держания сами по себе не говорят о появлении буржуазных экономических отношений. Обе эти крайние формы наряду с прочими наблюдаются на протяжении всей феодальной эпохи, начиная с раннего средневековья (в средневековой Италии, Франции и т.д.). Наибольшее распространение эти крайние формы получают в условиях роста товарности производства, оставаясь при этом по своей экономической природе именно формами феодального держания. Даже самое прочное владение превратится в парцеллярную полную собственность, т.е. утратит феодальный характер, только после того, как будут уничтожены - революционным ли путем или путем выкупа - лежащие на нем повинности, оброчные обязательства, цензы, ренты и т.п. Феодальная аренда превратится в буржуазно-капиталистическую аренду только тогда, когда в качестве арендатора выступит фермер-капиталист, сельскохозяйственный предприниматель. Сама по себе юридическая форма аренды вовсе не свидетельствует о зарождении буржуазных отношений. Половничество, издольщина возможны еще при полном натуральном хозяйстве. Маркс отнюдь не в том смысле называет издольную аренду "переходной формой" от феодальной ренты к капиталистической[12], что сама эта форма появляется только при переходе к капитализму или свидетельствует о его зарождении: это попросту та из форм феодальных земельных отношений, которая при зарождении в обществе капитализма способна сохраниться, приспособиться к капиталистическому способу производства, т.е. наполниться новым экономическим содержанием. В этом смысле она является переходной формой.

Итак, при всем разнообразии конкретных правовых вариантов реальное экономическое содержание феодальной формы земельной собственности в основе едино: за пользование землей крестьянин всегда, при любых формах пользования должен был нести феодальные повинности. Собственность феодалов на землю была экономической основой эксплуатации ими крестьян, их господства над крестьянами.

Как видим, при политико-экономическом рассмотрении феодальной земельной собственности оказывается, что "условной", "несвободной собственностью" по сути является только крестьянское земельное "владение" (держание, надел). По отношению к этим крестьянским участкам, на каком бы конкретном праве их ни держали крестьяне, феодалы выступают как подлинные собственники земли; собственность феодалов, рассматриваемая под этим углом зрения, не нуждается в каких-либо особых юридических определениях - это полная, свободная, неограниченная, безусловная собственность, и именно как таковая, как просто собственность, она и противостоит крестьянам, не имеющим своей земли и получающим ее у собственника в пользование на том или ином условии.

Но в отношениях феодалов между собой воспроизводится та же юридическая форма без того же социального содержания; так нередко в истории разнообразные общественные отношения оформляются по образцу основного, коренного отношения, господствующего в обществе. Каждый феодал - "держатель", т.е. как бы крестьянин (вассал) по отношению к королю или к другому феодалу, который в свою очередь "держит" землю от короля, и т.д. Внешне воспроизводя отношение крестьянина и земельного собственника, этот вассалитет по существу, напротив, сплачивал класс земельных собственников как ассоциацию, направленную против крестьян. Он защищал монополию данной группы людей на землю как на главное средство сельскохозяйственного производства. Условное "держание" земли в конечном счете от верховной политической власти, от феодального монарха служило для подмены одной функции "земли" совсем другой функцией: "земля" в качестве государственной территории, раздаваемая сверху вниз феодалам, оказывалась в их руках "землей" в другом качестве - в качестве средства производства. Собственность феодала на землю как на средство производства укреплялась перед лицом пользовавшегося этой землей крестьянина тем, что эта земля - не просто пашня (или луг, или лес), а территория, частица государства, которую феодал держит от государя.

Таким образом, мы уже на первых шагах сталкиваемся с тем фактом, что феодальные производственные отношения выступают в своеобразной форме, которая маскирует и затуманивает их экономическое содержание. При капитализме экономические отношения замаскированы "товарным фетишизмом": отношения людей выступают как отношения между вещами, товарами. При феодализме экономические отношения людей выступают тоже не в обнаженном виде, а выглядят отношениями политическими, государственными, "публичноправовыми" (по юридическому термину, противоположному термину "частноправовые" отношения). Еще когда рушился рабовладельческий строй под ударами "варварских" народов и старые формы земельной собственности уничтожались, новая собственность на землю могла зародиться лишь под видом права военных предводителей, королей управлять территорией, на которой расселилось племя или союз племен. Свободные варвары-общинники и их освобождаемые из рабства единоплеменники не признавали никакой частной земельной собственности, но признавали право своих вождей оборонять эту племенную территорию от соседей, расширять ее, следить на ней за военно-административным порядком. Лишь в результате долгого исторического процесса "герцоги" и "графы" превратились из королевских уполномоченных по управлению отдельными районами этой территории в феодалов - собственников земли. Но и в дальнейшем их положение ленников короля, т.е. держателей части государства, прикрывало эксплуатацию от глаз крестьян-общинников, придавало экономической эксплуатации видимость государственных служб, необходимых в общих интересах. В свою очередь тот факт, что все простые экономические отношения людей выступали как политические отношения, приводил в феодальную эпоху к своеобразной фетишизации государства и публичного права; вся феодальная история выглядит на первый взгляд как невероятно сложное переплетение отношений между множеством государей и государств, вассалов и сюзеренов.

Экономическая структура общества была настолько плотно облечена при феодализме в эту политическую форму, что понятие "земельный собственник" очень долго сливалось в сознании и практике с понятием "государь". Каждое феодальное поместье было некогда одновременно и государством ("поместье-государство"). Лишь с дальнейшим развитием феодализма в Европе эти два явления в известной мере обособлялись друг от друга; однако помещик, перестав быть государем, все же сохранял немалые остатки прав государя (например, право суда), а государь, т.е. царь, король, князь и т.п., сохранял крупнейшую земельную собственность. В ряде стран Востока развитие феодализма пошло не по пути дробления земельной собственности среди многих феодалов, а по пути укрепления государственной собственности на всю землю: феодальное государство выступает как единый гигант-помещик. Например, в VIII-IX вв. в арабском Багдадском халифате большая часть крестьян-общинников жила и работала на земле халифа и платила феодальные повинности непосредственно государству.

В общем такая общегосударственная собственность весьма характерна для восточного феодализма. Именно ее широкое распространение вызывало сомнения в допустимости применять понятие "феодализм" к восточному средневековью. Однако в конце концов теоретический анализ показал, что здесь нет никакой принципиальной разницы с западной системой многочисленных мелких "поместий-государств". В известном смысле восточная государственная земельная собственность представляет даже пример наиболее "чистого" феодализма; в этом случае наиболее обнаженно видно, что означает собою "полная собственность на землю", так как при системе взаимосвязанных поместий-государств эта полнота скрыта от глаз их ленными иерархическими отношениями между собой и может быть уловлена лишь при мысленном охвате этой иерархии феодалов в целом. Однако и восточная государственная монопольная собственность на землю редко оставалась чистой. Путем ли возрастания прав государственных чиновников на местах, путем ли раздачи государственной территории или иными путями развивалась и частная земельная собственность, достигавшая в разных странах и в разные моменты значительного распространения[13]. Тем не менее, связь феодальной земельной собственности с государством в странах Востока особенно сильно выражена.

Но представление о государственной собственности на всю землю в странах Востока было непомерно преувеличено мусульманскими юристами, превозносившими надклассовый и бескорыстный ее характер. Классово-феодальное содержание этой государственной собственности было затушевано неумеренным противопоставлением ее собственности феодалов как частных лиц. Среди марксистов-востоковедов одно время государственная земельная собственность расценивалась даже как возможное доказательство в пользу выделения особой общественно-экономической формации - "азиатского способа производства". Однако подобранные с этой целью отдельные цитаты из сочинений Маркса и Энгельса не доказали и не могли доказать, что закон смены прогрессивных способов производства во всемирной истории человечества строился Марксом и Энгельсом по географическому признаку: путем противопоставления "азиатского" способа производства рабовладению, феодализму и капитализму как каким-то специфическим "европейским" способам производства. Это было бы равносильно отрицанию всеобщей закономерности. В более ранних произведениях Маркс и Энгельс обозначали словом "азиатский" первобытнообщинный строй именно потому, что открытую тогда Г. Мэном и другими исследователями индийскую общину они предлагали рассматривать как неоспоримый остаток теоретически предугадываемой ими ступени развития человечества на всех континентах. Когда же дальнейшее развитие науки, например, труды Маурера по истории Европы, Моргана по истории Америки окончательно показали, что "азиатская" община была вовсе не только азиатской, а всеобщей исходной формой исторического развития человечества, Маркс и Энгельс справедливо расценили это как торжество своих предположений. С тех пор они если и прибегали к эпитету "азиатский", то уже не для обозначения целой формации, а лишь в целях оттенить конкретную специфику какого-либо способа производства, например феодального, в странах Востока. Как сказано выше, к числу специфических черт восточного феодализма (хотя и не составляющих чего-либо исключительно "азиатского") принадлежит отчетливо выраженная монополизация земельной собственности государством.

Однако политическая экономия должна проникнуть под политический покров, придающий в феодальную эпоху экономическим отношениям видимость публичноправовых. Этот покров создает иллюзию, будто само государство обладает экономическими свойствами, подобно тому как товарный фетишизм создает иллюзию будто сами вещи обладают экономическими свойствами. При капитализме все экономические отношения облечены в частноправовую форму, при феодализме они облечены в публичноправовую форму (что не исключает, однако, существования и частноправовых, "гражданских" отношений). Но под этой оболочкой политическая экономия вскрывает экономическую сущность феодальной собственности на землю: существование монополии меньшинства общества на распоряжение землей. В условиях господства мелкого производства, притом преимущественно сельскохозяйственного, наличие такой монополии принуждает непосредственных производителей получать землю у монополистов для возделывания и отдавать им за это часть своего труда или продукта труда. Таким образом, экономическая суть дела состоит в монополизации меньшинством общества важнейшего средства и условия производства - земли; срастание же земельной собственности с политической властью при любых исторических видоизменениях служило лишь средством создания этой монополии, ее укрепления и маскировки.

Чтобы ясно представить себе экономическую природу этой монополии, отвлечемся пока от всякого прямого господства и подчинения и возьмем средневекового крестьянина в условиях полной личной свободы от феодала. Предположим, крестьянин этот ушел от помещика, так как последний требовал с него те или иные повинности за пользование землей. Крестьянин переходит с места на место, объезжает всю страну. Но куда бы он ни прибыл, он находит землю в собственности какого-нибудь сеньора, который с него требует повинности за пользование землей. "Нет земли без сеньора", - гласила средневековая французская норма. Это и есть монополия. В одной стране, допустим, в качестве монополиста выступает государь (конечно, вкупе со своими чиновниками, придворными, вельможами), в другой стране - более или менее значительный слой людей, составляющих сословие земельных собственников; их принадлежность к монополии выражается носимым ими сословным титулом "дворянин" и др. "Нет сеньора без титула", - гласила другая средневековая французская норма. А у нашего крестьянина нет титула, он принадлежит к "простому" сословию, что и выражает как раз его непринадлежность к монополистам. Круг монополистов не во всех исторических условиях был замкнутым, в него подчас могли проникать новые лица, но сама эта монополия оставалась неизменной основой феодального строя.

Монополия на землю служит основой и так называемого кочевого феодализма, где основным видом хозяйства является не земледелие, а кочевое скотоводство[14]. Земля здесь используется преимущественно как пастбище. Кочевники, не имея постоянных пастбищ, обязаны уплатить землевладельцу за пребывание стад на его земле. Подчас сам глава кочевого племени являлся собственником земли и взимал за пользование ею со своих соплеменников те или иные поборы. Впрочем, и сам скот здесь нередко играет еще такую же экономическую роль, как земля; он выступает не в качестве продукта труда, а в качестве элемента природы, почти такого же дарового, как трава, которую он ест. Производством же в собственном смысле служит не разведение скота, а обработка его продуктов. В таком случае монополия на "землю", в широком смысле природных условий производства, может охватывать и скот. Вообще монополия на "землю" в этом смысле распространяется в различных условиях и на дичь, рыбу, леса, реки, прибрежное пространство моря, земные недра. В земледельческих странах Востока, где орошаемое земледелие имело решающее значение, не только почва, но и водные ресурсы составляли собственность феодального государства или отдельных феодалов, - за право провести арык на свой участок и пользоваться водой крестьянин должен был отдавать собственнику воды часть своего урожая.

3. Феодальная собственность на работника производства

Мы рассмотрели феодальную собственность на землю. Перейдем теперь к феодальной собственности на работника производства. Эта вторая сторона феодальной собственности необходимо вытекает из следующего противоречия, присущего самой феодальной собственности на землю. Монополия феодалов на землю как средство производства создает экономическую зависимость непосредственного производителя от собственника этого средства производства, но, с другой стороны, экономическая зависимость - механизм, который автоматически действует только через рынок, только если отношения людей носят вещный характер, а этот механизм достигает полного развития лишь при капитализме. В докапиталистических же условиях нет простора для реализации экономической зависимости. Ведь экономическая зависимость (или экономическое принуждение) означает, что трудящийся зависим от собственников средств производства только через рынок: он вынужден продавать им свой товар - рабочую силу, чтобы купить необходимые ему товары - предметы потребления. Поэтому Маркс отмечал, что все докапиталистические способы производства покоятся или на естественно-родовых связях, или на непосредственных отношениях господства и подчинения[15]. В частности, говоря о средневековом обществе, Маркс писал, что "отношения личной зависимости составляют основу данного общества", что "общественные отношения лиц в их труде проявляются здесь именно как их собственные личные отношения, а не облекаются в костюм общественных отношений вещей, продуктов труда"[16].

С одной стороны, именно экономическая зависимость непосредственных производителей от монопольных собственников главного средства производства - земли - составляет характерное прогрессивное отличие феодального способа производства от рабовладельческого. Собственность феодалов на землю, создающая эту зависимость, является основой основ феодального строя. Но, с другой стороны, историческая незрелость этого нового начала, экономического принуждения, историческое сходство феодального строя с предшествовавшим ему рабовладельческим строем выражалось в том, что неотъемлемую черту феодальной экономики составляло и так называемое внеэкономическое принуждение.

Внеэкономическое принуждение является одной из важных черт, отличающих феодальный способ производства от капиталистического. Без той или иной степени внеэкономического принуждения феодальная экономика немыслима. В. И. Ленин неоднократно разъяснял это: имея свой земельный надел, свое хозяйство, крестьянин не стал бы работать на помещика или отдавать помещику свою продукцию, если бы его к этому не принуждали, тогда как рабочий принужден работать на капиталиста без всякого внешнего давления, в силу одной экономической необходимости. Отсюда прикрепление крестьянина к земле, личная зависимость крестьянина от помещика и т.д. "Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, - писал В. И. Ленин, - то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, "внеэкономическое принуждение", как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный режим... Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина"[17].

Из этих слов совершенно ясно, что именно понимает марксизм под "внеэкономическим принуждением". Слово "внеэкономическое" не должно ввести в заблуждение, будто речь идет о любой форме насилия или даже о религиозном воздействии. Речь идет лишь о разных проявлениях собственности феодалов в отношении личности крестьян, об ограничениях личной свободы крестьян как средстве принуждения их к труду на феодалов, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина. Это же содержание кратко может быть выражено другой формулой: неполная собственность феодала на работника производства, крепостного (в отличие от полной собственности рабовладельца на работника производства, раба). Марксистская политическая экономия включает этот вид собственности в характеристику основ феодальных производственных отношений. Данный (как и всякий) вид собственности следует ясно отличать от надстройки (государства, права, религии и пр.), которая его защищает, укрепляет, санкционирует. Неполная собственность феодалов на крестьян, создающая внеэкономическую зависимость крестьян, характеризует не надстройку, а базис феодального общества, принадлежит к числу существеннейших черт феодального базиса.

По этой проблеме на страницах журнала "Вопросы экономики" происходила интересная полемика. Ф. Морозов развивал мысль, что неполная собственность феодала на крестьянина не является собственностью в экономическом смысле слова, не характеризует производственные отношения феодального общества; из высказываний Маркса и Ленина, по мнению Ф. Морозова, видно, что все формы внеэкономического принуждения являются не экономическими, а лишь политико-юридическими отношениями, отражавшими и маскировавшими материальные производственные отношения. Отсюда Ф. Морозов делает вывод, что в книге "Очерк политической экономии феодализма" Б. Ф. Поршневу не удалось полностью избежать смешения производственных отношений с политическими и правовыми отношениями[18].

Взгляд Ф. Морозова на характер внеэкономического принуждения как категории не базисной, а надстроечной, был подвергнут разностороннему критическому анализу В. Козловским. Последний показал, что феодальная земельная собственность могла быть реализована только путем внеэкономического принуждения крестьян феодалами. Это значит, что отношения личной зависимости крестьян от феодалов, т.е. отношения внеэкономического принуждения являются экономическими, производственными отношениями, а отнюдь не надстроечной категорией. Отношения личной зависимости крестьян от феодалов складываются в процессе производства, т.е. являются производственными отношениями. Смешивать эти экономические отношения с их юридическим выражением ни в коем случае нельзя, если мы не хотим скатиться на позиции правовой концепции производственных отношений, пишет В. Козловский.

Дискуссия в "Вопросах экономики" завершилась убедительно доказанным тезисом: "Понятие неполной собственности феодала на личность крестьянина вовсе не запутывает, а помогает пониманию сущности феодализма, поскольку неполная собственность феодала на личность непосредственного производителя является одной из характерных особенностей феодальных производственных отношений... Различные формы внеэкономического принуждения - это вовсе не надстроечные категории, не политико-юридические отношения, а элементы экономических, производственных отношений феодального общества"[19].

Вопрос состоит в том, кому принадлежит собственность на такой важный элемент производительных сил, как люди с их трудовыми навыками и производственным опытом, элемент не менее важный, чем материальные средства производства. При рабовладельческом строе группа рабовладельцев, говорит В. И. Ленин, "владела не только всеми средствами производства - землей, орудиями, как бы слабы, примитивны они тогда ни были, - она также владела и людьми... Рабовладельцы считали рабов своей собственностью, закон укреплял этот взгляд и рассматривал рабов как вещь, целиком находящуюся в обладании рабовладельца"[20]. Феодальное общество представляло собой как бы переходную ступень от этого положения к положению, когда работник не является ничьей собственностью, напротив, сам выступает как собственник своей рабочей силы. С одной стороны, "крепостной крестьянин не считался прямой собственностью помещика. Он мог проводить часть времени на своем участке, мог, так сказать, до известной степени принадлежать себе..."[21] "По отношению к крепостному крестьянину осталось классовое угнетение, зависимость, но крепостник-помещик не считался владельцем крестьянина, как вещи..."[22] Феодал уже не мог безнаказанно убить крестьянина или совершить любое насилие, как мог рабовладелец по отношению к рабу, которого римский закон вообще не признавал человеком. Но, с другой стороны, сохранилось прикрепление крестьян к земле или землевладельцу, нередко - право продавать и покупать их, зависимое, несвободное положение, неполноправие крестьян: "Их положение на практике, - говорит В. И. Ленин, - очень слабо отличалось от положения рабов в рабовладельческом государстве"[23]. Иными словами, сохранилась неполная собственность на работников производства.

Почему же одной экономической, т.е. поземельной, зависимости было недостаточно для феодальной эксплуатации?

Во-первых, вследствие мелкого характера производства. Мы видели, что феодал должен был "передавать" значительную часть земли тем, кто ее возделывал. Земля - такое условие производства, которое практически трудно отнять у класса непосредственных производителей, ибо они фактически ею владеют. Капиталист может отгородить свои машины, свои заводы и т.д. от трудящихся и тем поставить их в безвыходное экономическое положение, а помещику, чтобы не дать крестьянам возможности считать эту землю вполне своей или уйти на другую землю, приходилось прибегать к помощи закона, лишавшего крестьян свободы, разрешавшего продавать их без земли, закрепощавшего их или по крайней мере ставившего их в такое правовое положение, чтобы они и при "свободе передвижения" принуждены были в любом новом месте жительства все равно вступать в зависимость от другого землевладельца.

Вдобавок в силу того же мелкого характера производства непосредственный производитель был лишен далеко не всех средств; производства: он имел в своей полной личной собственности сельскохозяйственные орудия, утварь, скот, птицу, продукты своего хозяйства, в том числе семена для посева, удобрение, а также дом, хозяйственные постройки и т.д. Почти только одна земля и противостояла ему как находящееся в чужой собственности условие труда, обособившееся по отношению к нему и олицетворенное в земельном собственнике. Вот эта неполнота отделения производителя от средств производства и возмещалась внеэкономическим принуждением.

Раз непосредственный работник производства является собственником большинства средств производства и условий труда, необходимых для обеспечения его существования, его экономические отношения с собственником земли должны дополняться прямым порабощением, личной зависимостью или личной несвободой в той или иной степени - от крепостничества с обязательным барщинным трудом, т.е. прикрепления к земле и господину, до простого оброчного обязательства[24].

Во-вторых, одной поземельной зависимости было недостаточно вследствие сравнительно низкого уровня производительности труда, характерного как для рабовладельческой, так и для феодальной эпохи. Только на относительно высокой ступени развития производства и самого трудящегося как производительной силы становится возможным отделение собственности на рабочую силу от собственности на личность работника производства. Феодал присваивал еще рабочую силу не столько как умелость, как способность к конкретному высокопроизводительному труду, сколько как способность к простому труду вообще, - поэтому он и мог присваивать не собственно рабочую силу, а только работника вообще, человека. Наемный рабочий продает как товар свою умелую рабочую силу, свою способность к высокопроизводительному труду, - поэтому его личность может уже не быть предметом собственности; капиталист покупает этот нужный ему товар, и дело обходится чисто "экономическим" принуждением, т.е. экономической зависимостью работника от собственника всех прочих материальных условий труда (орудий, сырья и пр.). При феодализме собственность на рабочую силу (на способность к труду) еще почти неотделима от собственности на самого трудящегося. Такого вида собственности, как собственность на рабочую силу, еще почти нет - ее заменяет неполная собственность на самого работника производства.

Эта феодальная форма собственности на работника производства выступает обычно в том же политическом, публичноправовом облачении, затуманивающем экономическую суть дела, как и феодальная собственность на землю. Иными словами, характерный для феодального строя фетишизм охватывает и отношение собственности на людей: последнее сплошь и рядом выглядит как "подданство". Например, в последние столетия средневековья, когда в восточной Германии торжествовало обнаженное "второе издание" личной крепостной зависимости крестьян от помещиков, в западной Германии усилился деспотизм мелкодержавных князей над своими подданными - крестьянами, юридически лично свободными. Это - две разные формы той же личной несвободы. В раннем средневековье утрата личной свободы крестьянином неизменно выступала под формой принятия им "подданства", "покровительства". Особенно наглядно в странах Востока подданство государству выступает как замаскированная форма личной феодальной зависимости или несвободы. Эта форма так же маскирует антагонизм классов, как и товарно-рыночная форма экономических отношений. Антагонизм как бы растворяется в этой всеобщей форме подданства. Феодалы по отношению к другим феодалам - тоже подданные, и феодалы и крестьяне - подданные по отношению к государству, держат земли как обеспечение военной службы: в случае опасности для государства феодал явится "люден и оружен" со своими полнонадельными крестьянами, - оказывается, и он получил свой феод, и они получили свои наделы с одной и той же целью - нести "государеву службу".

От "подданства" крестьянина до его обнаженной, юридически оформленной личной несвободы - целая гамма переходов. Но и эта прямая личная несвобода крестьян в феодальном обществе может выступать в очень многообразных юридических формах. Если мы знакомимся с положением крестьян в Киевской Руси по "Русской правде", мы видим здесь много разных групп зависимого крестьянства. Холопы, смерды, рядовичи, закупы, релейные закупы, прощенники, изгои, пущенники - все это разные группы зависимого крестьянства. Иными словами, степень и характер личной зависимости меняются не только в разных исторических условиях - даже в одно и то же время, в одном и том же феодальном обществе наблюдается большое многообразие. Точно так же, скажем, в Германии, примерно в ту же эпоху памятники различают много разных форм и степеней личной несвободы крестьян. Эта пестрота отражает процесс складывания крепостного крестьянина из разных элементов и разными путями.

На разных ступенях развития феодализма также наблюдается изменение степени личной несвободы. В большинстве стран Западной Европы личное крепостное право исчезло уже в XIV-XV вв., но сословная неполноправность сохранялась, выражаясь в том, что крестьяне подлежали суду своего помещика, и в других ограничениях личной свободы. В Восточной Европе, напротив, крепостное право, тяготевшее над личностью крестьян, в последние столетия феодальной эпохи приобрело особенно полное развитие, выступало особенно обнаженно. В странах Азии рычагом внеэкономического принуждения нередко выступает не крепостное право, а использование помещиком власти общины над индивидом или же ростовщичества, приковывающего задолжавшего крестьянина к месту.

Как видим, внеэкономическое принуждение является необходимым спутником феодализма и играет немалую роль в феодальном производстве. Но историческая действительность показывает, что феодальный строй веками существовал как в условиях обнаженного крепостнического насилия, подчас даже близкого к рабству, например в России XVIII в., так и в условиях относительной личной свободы крестьян; например, во Франции в последние столетия средневековья. Значит, этот признак, как слишком непостоянный, сам по себе не характеризует основы феодальной экономики. С другой стороны, историческая действительность показывает, что при любом видоизменении феодального строя в разных странах и в разные эпохи главное средство сельскохозяйственного производства - земля - неизбежно оставалось в монопольной собственности господствующего класса. Эта собственность господствующего класса на главное средство производства и была постоянной, неизменной основой феодального строя. Лишь в сочетании с собственностью феодалов на землю неполная собственность феодалов на работника производства выступает в своем действительном значении.

Эти два вида феодальной собственности необходимо связаны друг с другом, дополняют друг друга, постоянно вызывая друг друга к жизни. С одной стороны, как подробно показывает Маркс в 47-й главе III тома "Капитала", принуждение является необходимым следствием феодальной собственности на средства производства: из отделения верховной собственности на землю от "владения" землей, от собственности на прочие условия труда логически вытекает всегда сопутствующее ему грубое, открытое принуждение крестьянина работать на верховного земельного собственника. С другой стороны, раз феодальная земельная собственность с необходимостью повлекла за собой и эту собственность на личность производителя, последняя в некоторых условиях может стать настолько полной, настолько близкой к рабству, что сама выступает как доминирующий вид собственности, и в таком случае, как в рабовладельческом обществе, уже земельная собственность оказывается производным, побочным явлением. Это наблюдается тем более, чем более собственность на работника производства приближается к полной, т.е. чем более она утрачивает характерный для феодализма признак "неполной" собственности. Практически это наблюдалось при самых крайних формах крепостничества. В. И. Ленин писал, что на практике крепостное право в тех случаях, где оно приняло наиболее грубые формы, "ничем не отличалось от рабства"[25].

Маркс в 37-й главе III тома "Капитала" отмечал, что земельная собственность может быть "лишь побочным моментом собственности определенных лиц на личность непосредственных производителей, как при системе рабства или крепостничества"[26]. Под "крепостничеством" здесь Маркс имеет в виду не феодализм вообще, а такие его формы, которые по полноте этого крепостного права, вернее, этого экономического вида собственности, приближаются к рабству.

Следует пояснить, что вообще в марксистской литературе слово "крепостничество" употребляется в трех разных смыслах: 1) как синоним "феодализма", 2) для обозначения реальной (а не только юридической) личной несвободы трудящихся, будь то в форме невозможности покинуть помещика, поместье или общину, будь то в форме долговой зависимости и пр., 3) для обозначения закона, права, закреплявшего и обеспечивавшего это реальное отношение в виде "крепости" земле, помещику и т.д.

В этом последнем смысле Маркс, ссылаясь на Ковалевского, писал, что в Индии не было крепостного права. Там не было соответствующего государственного права, как скажем в России, но это в высокой мере компенсировалось обычным правом - такой огромной властью общины над личностью крестьянина, которая лишала его всякой возможности переселения или изменения вида деятельности по своему желанию.

Вообще можно сказать, что двумя основными органами закрепощения человека являлись а) государство и б) община, причем они то дополняли, то заменяли друг друга в этой функции.

Только учтя это, мы дадим ответ на вопрос, характерна ли неполная собственность на работника производства и для стран феодального Востока. Нередко она выступает в Азии в формах, не типичных для Европы. В средневековой Индии имели место и такие хорошо знакомые науке явления, как продажа и покупка целых деревень с населением как источников фиксированных доходов. Но специфичнее и характернее для Индии необычайная власть над крестьянином сельской общины. На первый взгляд может показаться, что община здесь противостояла помещику или государству: признавала или не признавала те или иные повинности, имела силу отказать в выполнении каких-либо требований. Однако это скорее видимость, ибо индийская община не только не имела возможности отвергнуть все феодальные повинности в большей мере, чем русский "мир" или западная "сельская курия", но гораздо крепче связывала крестьянина в интересах феодализма, чем мог бы связать его любой закон. Верхушка индийской общины сама феодализировалась и срасталась с классом феодалов. Подобную же роль играла община в Китае и некоторых других странах Востока.

С общинными порядками в интересующем нас отношении тесно связано и такое весьма специфичное для Востока, впрочем и не только для Востока, явление, как наследственность профессий. Отсюда проистекала невозможность перехода рабочей силы из одной отрасли хозяйства в другую - решающая помеха для сколько-нибудь развернутого действия закона стоимости; это компенсировалось лишь более или менее свободной перестановкой работников внутри многостороннего хозяйства общины или семьи. Наиболее вопиющим выражением прикрепления человека к профессии, к определенным формам труда, потребления, быта являлись индийские касты.

Если в странах Востока мы находим мало примеров классического для Запада крепостного права, то роль государства в лишении трудящегося свободы распоряжаться собой выражалась здесь не только в подданстве, но подчас в прикреплении крестьян к месту уплаты налога, что порождало и право розыска и насильственного возврата беглых крестьян, как было, например, в Иране в послемонгольский период XIII-XIV вв. В Афганистане прикрепление было связано с родоплеменными традициями и т.д. Но все эти многообразные, зависящие от местных исторических условий проявления одной и той же экономической сущности не должны затенять от нас ее природы. Да присмотревшись, мы и обнаружим наряду с местными особенностями повторяемость некоторых основных форм. Так, утверждение шариата, что в мусульманских странах все равны, породило и у историков мнение, будто там не было крепостничества, вся земля принадлежала государству, а крестьянин тем самым не был зависим от землевладельца, даже если получал землю через него. На деле исследование феодализма, например в Турции, показало, что было и прикрепление райатов - земледельцев к земле и даже прикрепление их к землевладельцу: по закону если крестьянин засеял землю не у того собственника, в чьи реестры он вписан, а у другого, то он обязан уплатить десятину и тому, и другому; приписанных к земле и ушедших с нее разрешалось разыскивать и насильно возвращать на протяжении 10 лет.

В итоге всего сказанного можно дать следующее, более развернутое по сравнению с приведенным в предыдущем параграфе определение феодальной формы собственности: основой производственных отношений феодального общества являлась собственность феодала на землю и неполная собственность на работника производства - крепостного крестьянина.

4. Собственность работников на средства производства

Однако и это определение еще не является полным. Необходимо дополнить его положением о собственности непосредственных производителей, крестьян и ремесленников, на большую часть остальных средств производства, а также о том, что благодаря "неполноте" собственности феодала на работника производства последний в известной мере принадлежит себе, может вести свое личное хозяйство.

Выше уже говорилось о том, что мелкое крестьянское хозяйство, как и ремесленное производство, составляло базу всего феодального производства. В полной собственности крестьянина находились мелкие, предназначенные для индивидуального пользования сельскохозяйственные орудия, орудия домашнего ремесла, домашний скот и птица, хозяйственные запасы (сено, посевное зерно), жилой дом и хозяйственные постройки, средства транспорта, домашняя утварь, иногда орудия охоты и рыболовства. Кое-какие средства производства (например, колодец, дорога, бык и пр.) находились нередко в собственности не единоличного: хозяина, а коллектива - деревни, общины. Община была подчас собственником и некоторых земельных угодий (например, выпасов) или обладала теми или иными частичными правами на землю. Но община при феодализме в основном уже не была производственным коллективом - она была лишь коллективом мелких индивидуальных производителей, мелких хозяйств.

Главной, коренной чертой всей этой собственности мелких производителей на средства и условия производства является то, что она основана на личном труде. Эта черта принципиально отличает данный вид собственности, входящий в систему основных феодальных производственных отношений, от собственности феодалов: последняя основана на чужом труде и служит средством присвоения чужого труда.

Эта же черта отличает данный вид собственности, единоличную трудовую собственность феодально эксплуатируемых непосредственных производителей, от буржуазной собственности. Сама по себе (т.е. до капитализма) эта собственность не является даже зачатком буржуазной собственности, она столь же не буржуазна, как и, скажем, товарное производство до капитализма (о чем см. ниже). Если рассматривать опять-таки не юридическую форму (и та и другая собственность - "частная", "безусловная" и т.п.), а экономическое содержание, то противоположность очевидна: буржуазная собственность на средства производства является по своей сути средством присвоения чужого труда; она обычно уже и содержит в себе присвоенный чужой труд. Единоличная собственность феодально эксплуатируемых крестьян и ремесленников, основанная на личном труде, начинает перерождаться в буржуазную собственность только тогда, когда в обществе складываются капиталистические производственные отношения.

Маркс в 22, 24 и 25-й главах I тома "Капитала" развил и обосновал теоретически чрезвычайно важные положения о противоположности трудовой собственности и буржуазной собственности, о том, что буржуазная собственность является "отрицанием", "уничтожением" трудовой собственности. Маркс показал, что в эпоху генезиса капитализма эти два вида собственности еще не были однотипны, напротив, противостояли друг другу как принципиально различные экономические явления. Речь идет, разъяснял он в другом месте, "о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности"[27].

Как видим, дело гораздо глубже, чем игра терминами "частная собственность" и "личная собственность". Слова сами по себе тут ничего не объясняют, ибо и личная собственность является одной из форм частной собственности. Пока мы находимся в рамках науки политической экономии, рассматривающей чистые, отвлеченные мысленные модели разных способов производства, личная трудовая собственность ни в коем случае не должна рассматриваться нами как однотипная с капиталистической или полукапиталистическая, ибо в этом случае мы говорили бы уже не о чистом феодальном способе производства, а о каком-то полукапиталистическом. Не подчеркивая самым решительным образом глубочайшую противоположность этих двух форм частной собственности, мы не может построить цельную систему политической экономии феодализма. Недостаточно увидеть различие между ними, надо их противопоставить друг другу как взаимно исключающие. Принципиально иной характер приобретает отношение между ними в капиталистическом обществе, когда исторически появляются иные существеннейшие признаки капитализма: тогда мелкая личная собственность, хоть и не утрачивая отличия от крупной капиталистической собственности, становится своего рода великим экономическим резервом для этой последней, приобретает тенденцию превращаться в крупную капиталистическую собственность, т.е. преобразовываться из трудовой в нетрудовую.

В условиях докапиталистических, при полном господстве феодализма эта личная трудовая собственность отвечала экономическому положению класса эксплуатируемых непосредственных производителей, выражая противоположность интересов крестьян и ремесленников интересам феодалов, собственников земли. Она была антитезой феодальной земельной собственности в рамках самих феодальных производственных отношений. На протяжении всего средневековья угнетенные крестьяне старались преобразовать и владение землей по этому же образцу. Но тщетно пытались средневековые крестьянские движения превратить землю в личную полную трудовую собственность крестьян, - земля оставалась собственностью феодалов.

Итак, единоличная собственность на орудия производства и частное хозяйство, основанная на личном труде, противоположная земельной феодальной собственности, противоположна и буржуазно-капиталистической собственности. Эта единоличная трудовая собственность зато не представляет в средние века никакого антагонизма собственности общинной. Община характерна для феодальной деревни. Она является объединением крестьян, имеющих более или менее самостоятельное хозяйство. Конечно, в некоторой мере интересы личной собственности крестьянина противоречат при этом интересам групповой, общинной собственности. Но в то же время, как показал Маркс, крестьянин в средние века являлся общинником именно поскольку являлся собственником, или собственником - именно поскольку являлся общинником. Община и мелкая личная собственность не исключали, а подразумевали друг друга, хотя и находились в известных противоречиях друг с другом.

Теперь мы можем привести еще более развернутое, полное определение для формы собственности на средства и работников производства при феодализме.

Собственность господствующего феодального класса на землю (и на некоторые крупные, недоступные отдельным крестьянам орудия производства, как мельницы, фруктовые прессы, хлебные печи, на ирригационные сооружения и т.д.) сочеталась, с одной стороны, с неполной собственностью феодала на работника производства, на крепостного (для его внеэкономического принуждения), а с другой стороны, с собственностью самого работника производства, крестьянина и ремесленника, на ряд средств производства - на большую часть орудий производства, на свое личное хозяйство и т.д., как и с ограниченными крестьянскими правами "владения" на землю.

Следовательно, перед нами уже три момента, характеризующие феодальную форму собственности на средства производства.

5. Движимое богатство

Мы выявили своеобразное раздвоение собственности при феодальном способе производства. Недвижимость, преимущественно земля, является специфическим объектом собственности феодалов (феодальной собственностью); трудовая народная собственность распространяется преимущественно на движимость. Естественно, что основным видом богатства в феодальном обществе является богатство, воплощенное в недвижимости. Богатство феодала исчисляется прежде всего количеством его земель и числом его зависимых держателей. Но в обществе, основанном на монополии и антагонизме, и собственность на движимое имущество не могла оставаться исключительной прерогативой трудящихся хотя бы потому, что ее снова и снова экспроприировал господствующий класс и приращивал к своей собственности. Поэтому в феодальном обществе образуется и движимое богатство, накопленное движимое имущество, экономическая функция которого, однако, строится не по типу трудовой собственности на движимость, а по типу феодальной собственности.

Иными словами, между недвижимым и движимым богатством существует в феодальную эпоху действительная противоположность. Не одна, а две великие экономические силы царят и даже соперничают в нем - земельная собственность и движимое богатство. Но вплоть до эпохи возникновения капитализма эта противоположность есть всего лишь косвенное отражение более глубокой противоположности, антагонизма феодальной и лично трудовой собственности. Поэтому и само движимое богатство внутренне противоречиво. По своему объекту оно таково же, как и трудовая собственность: богатство существует либо в виде запаса продуктов в натуре, либо в денежной форме, т.е. как материализованный накопленный труд. Соответственно движимое богатство по-своему антагонистично недвижимому, как "неблагородное" "благородному". Движимое богатство - это по преимуществу собственность не на средства производства (если исключить табуны лошадей, запасы посевного зерна и т.п.), а на средства потребления, в том числе в форме роскоши, складов продуктов, денежных сокровищ. Формально движимое богатство может принадлежать кому угодно - от феодала до самого бесправного крепостного. Словом, эта собственность оформляется как бы по типу лично трудовой собственности. Но используется она в подавляющей степени, по типу феодальной собственности: как средство закрепощения, прикрепления к помещику, монастырю. Ссуда продуктами или деньгами порождает отношения чисто феодального характера, по существу не отличающиеся от "наделения" землей или другими средствами производства. Движимое богатство в конце концов неминуемо феодализируется как в том смысле, что оно концентрируется в руках феодалов, так и в том смысле, что оно используется по типу феодальных экономических отношений и все снова воспроизводит эти отношения.

Энгельс, анализируя процесс возникновения феодализма в Западной Европе, писал: "Все существовавшее тогда движимое имущество, естественно, следовало за земельной собственностью и все больше собиралось в тех же руках, что и последняя"[28]. И использовалось движимое богатство также по типу феодального наделения землей. Предоставлялась ли ссуда деньгами или же орудиями, рабочим скотом, посевным зерном, правом пользования строениями, она представляла такое же раздвоение собственности и владения, какое царило и в земельных отношениях: верховным собственником оставался тот, кто дал ссуду, а получатель ее был в положении пользователя или владельца на определенных экономических условиях. Если ссуда давалась под залог земли, она и непосредственно могла вести к установлению нового земельного отношения - новой ренты с этой земли ее новому невидимому верховному собственнику, заимодавцу. Ссуда могла превратиться и в ту или иную форму неполной собственности на работника производства.

Экономическая природа "наделения" производителей скотом при скотоводческом феодальном хозяйстве хорошо проанализирована на примере Якутии Г. П. Башариным. Мы видим передачу беднякам коров и кобыл с условием "доить, кормить и беречь", а также охотникам - верховых лошадей, как бы в аренду, т.е. за уплату определенных повинностей. Такие отношения выступали в очень многообразных конкретных формах в Якутии, Казахстане, Киргизии, Узбекистане[29]. Хотя автор справедливо предупреждал против преувеличения этой сопутствующей формы феодальной эксплуатации, ведущего к затушевыванию основной формы зависимости - земельной, но ведь, с другой стороны, скот в экономическом смысле - это почти то же самое, что и земля, и огромные табуны скота при отгонном или кочевом скотоводстве составляют в сущности такую же монополию феодального класса на природу, как монополия на землю, воду или охотничьи угодья.

Экономическая история стран Востока показывает нам огромную роль разнообразных форм ссуды в развитии и укреплении феодальных отношений. В Индонезии феодал нередко насильно превращал целую деревню в своих должников для того, чтобы изменить размер феодальных повинностей, например, чтобы перевести крестьян с уплаты десятины на уплату половины урожая (на испольщину). Это же наблюдалось во многих странах. Описано, как в Афганистане предоставление крестьянам кредита для покупки земли являлось по существу наделением крестьян землей за тяжелые повинности, от которых; как и от "купленной" земли, крестьянин уже не мог отделаться. Это удивительно похоже на положение "пеонов" где-нибудь в Южной Америке.

Эти примеры показывают, что, пока мы не выходим из рамок феодального общества, движимое богатство не несет в себе ничего, кроме все тех же феодальных отношений. Оно не является простым скоплением личной трудовой собственности. Оно становится в конечном счете составной частью феодальной монополии. Последняя складывается, как мы теперь видим, из а) монополии на землю, б) монополии на личность работников, в) монополии на богатство. Движимое богатство не является буржуазным богатством или даже историческим зачатком буржуазного богатства до тех пор, пока нет основной возможности его собственно буржуазного использования: капиталистического производства. Если даже в феодальном обществе владельцем движимого богатства и являлся горожанин или крестьянин, он мог его использовать только в рамках феодальных экономических отношений, только по-феодальному, только по образу и подобию феодальной земельной собственности.


СНОСКИ

[1] В. Я. Суслов. О действии закона соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил при феодализме. - "Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. Герцена", т. 162, ч. 3, 1959.<<

[2] Конкретную характеристику возникновения класса феодальнозависимых крестьян и его эволюции на разных стадиях см., например, в монографиях: Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII в. М. - Л., 1947; А. И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI-VIII вв. М., 1956; М. А. Барг. Исследования по истории английского феодализма в XI-XIII вв. М., 1962; Б. Д. Греков. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. Изд. 2-е, испр. и доп. Кн. 1-2. М., 1952-1954; он же. Краткий очерк истории русского крестьянства. М., 1958.<<

[3] К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 341 (сноска).<<

[4] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 168.<<

[5] К. Маркс, Ф. Энгельс. Избранные письма. М., 1953, стр. 153-154.<<

[6] См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 15.<<

[7] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 77.<<

[8] См. К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 532; см. также "Критика Готской программы".<<

[9] К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 727.<<

[10] К. Маркс. Капитал, т. III. M., 1955, стр. 811, 815.<<

[11] См. К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 723.<<

[12] См. К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 815.<<

[13] См. об этом: В. П. Мутафчиева. К вопросу о феодальной иерархии в османской военно-ленной системе (XV-XVI века). - В кн.: "О генезисе капитализма в странах Востока (XV-XIX вв.)". М., 1962; А. С. Тверитинова. О домениальном землевладении феодалов-ленников в Османской державе в XV-XVI веках. - Там же.<<

[14] См. С. П. Толстов. Генезис феодализма в кочевых скотоводческих обществах. Основные проблемы генезиса и развития феодального общества. М., 1933; В. Батраков. Особенности феодализма у кочевых народов. - "Научная сессия Акад. наук Узб. ССР 9-14 июля 1947 г.". Ташкент, 1947; "К вопросу о сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана" (Доклад Л. П. Потапова и содоклад С. Ильясова). - Материалы научной сессии по истории народов Средней Азии и Казахстана. М., 1954; С. Е. Толыбеков. Кочевое скотоводство и оседлое земледелие как различные сферы материального производства. - "Вестник Академии наук Казахской ССР", 1955, № 6; он же. О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов. - "Вопросы истории", 1955, № 1; О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов. (К итогам обсуждения). - "Вопросы истории", 1956, № 1.<<

[15] См. К. Маркс. Капитал, т. I, стр. 85-86.<<

[16] Там же, стр. 83, 84.<<

[17] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3, стр. 185.<<

[18] Ф. Морозов. Об одном опыте изложения политической экономии феодализма. - "Вопросы экономики", 1958, № 11.<<

[19] В. Козловский. О производственных отношениях при феодализме. - "Вопросы экономики", 1962, № 9.<<

[20] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 70.<<

[21] Там же, стр. 76.<<

[22] Там же, стр. 70.<<

[23] Там же, стр. 76.<<

[24] См. К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 803.<<

[25] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 39, стр. 70.<<

[26] К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 642.<<

[27] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XXVII, стр. 118.<<

[28] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, ч. 1, стр. 392.<<

[29] Г. П. Башарин. История аграрных отношений в Якутии. М., 1956, стр. 140-144.<<


ГЛАВА ВТОРАЯ
Феодальная рента


Используются технологии uCoz