В 1932 году СССР заключил договоры о ненападении с Финляндией, Эстонией, Литвой и Латвией.
Ещё в 1938 году Москва начала тайные переговоры с Хельсинки о сотрудничестве в области политики безопасности. Советское правительство потребовало от правительства Финляндии надёжных гарантий защиты своего нейтралитета в случае попытки Германии нанести против СССР фланговый удар с Севера. В соответствии с этим было выдвинуто требование участия Советского Союза в фортификации принадлежавших Финляндии Аландских островов и острова Суурсаари, а также принятия Финляндией "советской помощи" с целью отражения германской агрессии. Финляндская сторона категорически отказалась от этих предложений, квалифицировав их как нарушение суверенитета страны[1].
Весной 1939 года на новых переговорах Советский Союз предложил предоставить в своё распоряжение острова Финского залива на основе арендного договора или обмена территориями. На переговорах с Англией и Францией Советское правительство требовало, чтобы эти державы добились от правительства Финляндии разрешения пользоваться Аландскими островами и островом Ханко как общими военными базами для СССР и его западных союзников. Вместе с тем одним из главных условий Советского правительства по заключению англо-советско-французского блока по отпору германской агрессии было принятие всеми четырьмя Прибалтийскими странами гарантий от СССР. Однако все правительства этих стран отказались от этих гарантий, а Финляндия и Эстония даже заявили, что будут рассматривать гарантии, данные без их согласия, как акт агрессии[2].
Пятого октября 1939 года, после заключения договоров о взаимной безопасности с тремя Прибалтийскими республиками, Молотов предложил правительству Финляндии направить своих представителей в Москву для проведения переговоров "по конкретным политическим вопросам". Спустя несколько дней в Берлине финские представители были проинформированы о том, что, согласно советско-германским договорённостям, Финляндия оказалась в "сфере интересов СССР" и поэтому для неё будет целесообразно пойти на уступки требованиям своего южного соседа[3].
На переговорах, возобновившихся 12 октября, Сталин предложил заключить советско-финляндский договор о ненападении по типу договоров, заключённых СССР с Латвией, Литвой и Эстонией. Этот договор должен был предусматривать дислокацию контингента советских войск и создание военных баз на территории Финляндии. Вслед за этим советской стороной было выдвинуто новое предложение: отодвинуть на несколько десятков километров от Ленинграда границу на Карельском перешейке, передать Советскому Союзу несколько островов в Финском заливе и часть полуостровов в Баренцевом море, сдать в аренду, продать или обменять полуостров Ханко для строительства на нём советской военно-морской базы.
Эти территории общим размером в 2700 км Сталин предложил обменять на вдвое большую территорию в Северной Карелии. Однако при этом финны должны были потерять не только экономически более освоенные территории, но и свои главные линии военных укреплений.
Ещё задолго до этого начались приготовления к военным действиям в Финляндии. Как вспоминал маршал Мерецков, в конце июня он в качестве командующего войсками Ленинградского военного округа присутствовал при беседе Сталина с Куусиненом, на которой обсуждалась обстановка в Финляндии и различные варианты действий против этой строптивой страны. После завершения этой беседы Сталин поручил Мерецкову разработать план боевых действий округа на случай военного конфликта. Во второй половине июля план был рассмотрен и одобрен Сталиным[4].
В середине сентября директивами Ворошилова и Шапошникова Военному Совету Ленинградского военного округа было приказано провести сосредоточение войск на случай войны с Финляндией.
31 октября, когда переговоры в Москве ещё продолжались, Молотов в докладе на сессии Верховного Совета СССР, говоря о минимальном характере требований СССР к Финляндии, опроверг утверждения зарубежной прессы, будто Советский Союз требует себе город Выборг и территорию, лежащую севернее Ладожского озера. В связи с советско-финляндскими переговорами Молотов особенно озлобленно говорил о заявлении Рузвельта, который в письме Калинину выразил надежду "на сохранение и развитие дружественных и мирных отношений между СССР и Финляндией". Молотов назвал это заявление вмешательством в дела СССР и посоветовал американскому президенту лучше предоставить свободу и независимость Филиппинам и Кубе[5].
После почти месячных переговоров выяснилось, что финская делегация по-прежнему не согласна на отторжение части своей территории. 3 ноября Молотов прибег к угрозам, заявив: "Мы, гражданские люди, не достигли никакого прогресса. Теперь будет предоставлено слово солдатам"[6]. 9 ноября переговоры были прерваны, и финская делегация отбыла в Хельсинки.
26 ноября произошёл спровоцированный советскими войсками пограничный инцидент около советского села Майнила, расположенного на Карельском перешейке. Обвинив в угрожающей ноте финляндскому правительству финские военные части в провокационном обстреле советских войск, советское правительство утверждало, что "сосредоточение финляндских войск под Ленинградом не только создаёт угрозу для Ленинграда, но и представляет на деле вражеский акт против СССР, уже приведший к нападению на советские войска и к жертвам". В этой связи финляндскому правительству предлагалось в одностороннем порядке незамедлительно отвести свои войска на 20-25 км от советско-финской границы[7].
В ответной ноте финляндское правительство заявило, что оно произвело срочное расследование данного инцидента, которым было установлено, что артиллерийские выстрелы были произведены не с финляндской, а с советской стороны. В ноте было предложено провести переговоры об обоюдном отводе советских и финских войск на известное расстояние от границы[8].
29 ноября Молотов произнёс речь по радио, в которой уже не упоминал о незначительном инциденте в районе села Майнила, а утверждал, что в последние дни на советско-финляндской границе "начались возмутительные провокации финляндской военщины, вплоть до артиллерийского обстрела наших воинских частей под Ленинградом, приведшего к тяжёлым жертвам в красноармейских частях". Предложение финской стороны о совместном расследовании пограничных инцидентов и о взаимном отводе войск от границы Молотов объявил "нахальным отрицанием фактов, издевательским отношением к понесённым нами жертвам, неприкрытым стремлением и впредь держать Ленинград под непосредственной угрозой своих войск". На этом основании он заявил о разрыве Советским правительством пакта о ненападении, заключённого с Финляндией в 1932 году, и о немедленном отзыве из Финляндии политических и хозяйственных представителей СССР[9].
Готовясь к агрессии против Финляндии, советское руководство весьма низко оценивало не только военный потенциал, но и внутреннее положение в Финляндии. 29 ноября Каганович на заседании коллегии НКПС доверительно заявил: "У нас есть сведения, что у этого (финляндского. - В. Р.) правительства положение довольно шаткое. Они мобилизовали много людей, кормить нечем, одевать не во что, денег у них не так много... Я не могу сейчас ничего определённого сказать, не могу вам сказать кое-что, но соображаю, что эта сволочь, эти шуты гороховые... если они бросят нам вызов, то я думаю, что если придётся, никто из вас не откажется (идти на войну - В. Р.) (бурные аплодисменты)"[10].
В 8 часов 30 ноября 1939 года орудия береговой обороны Кронштадта открыли огонь по территории Финляндии, вслед за чем началось вторжение советских войск в эту страну.
Вспоминая о своей встрече в этот день со Сталиным, Молотовым и Куусиненом, Хрущёв рассказывал: "У Сталина сложилось такое мнение, что после того, как Финляндии будут предъявлены ультимативные требования территориального характера, и в случае, если она их отвергнет, придётся начать военные действия. Я лично не возражал... Насчёт войны с Финляндией думал: достаточно громко сказать им, и всё. А если не услышат, то разок выстрелить из пушки, и финны поднимут руки вверх, согласятся с требованиями. Сталин заметил: "Сегодня начнётся это дело". По словам Хрущёва, он и Куусинен узнали на квартире у Сталина, что "первые выстрелы уже совершены именно с нашей стороны"[11].
К началу войны Финляндия располагала шестью дивизиями, на вооружении которых находилось 280 орудий, 15 танков и 150 самолётов. Для разгрома этих сил советское командование сосредоточило 20 стрелковых дивизий, более 4 тыс. орудий и минометов, около 2 тыс. танков и более 960 самолётов. Предполагалось, что эта группировка обеспечит проведение операции за 10-15 дней, а сама война будет скоротечной и во всяком случае не представит больших трудностей для Красной Армии[12].
Вторжение Красной Армии в Финляндию означало спланированную и подготовленную агрессию против малой страны, не желавшей подчиняться диктату со стороны великой державы.
Войскам Ленинградского фронта был отдан приказ "перейти границу и разгромить финские войска". "Мы идём в Финляндию, - говорилось в приказе, - не как завоеватели, а как друзья и освободители финского народа от гнёта помещиков и капиталистов"[13]. С этого времени в советской пропаганде тезис об "обеспечении безопасности Ленинграда" был снят и заменён тезисом об "освободительной миссии" Красной Армии в Финляндии.
Уже на второй день войны в советской печати было помещено сообщение о том, что Советскому правительству "путём радиоперехвата" стало известно, что в финском городе Териоки (ныне Зеленоград) "по соглашению представителей ряда левых партий и восставших финских солдат" образовалось новое правительство Финляндии - "Народное Правительство Финляндской Демократической Республики (ФДР)". Одновременно была опубликована декларация "Народного правительства", в которой говорилось, что "в разных частях страны народ уже восстал и провозгласил создание Демократической Республики"[14].
Первоначально на пост премьер-министра этого "правительства" предполагалось назначить секретаря ЦК Финской компартии Арви Туоминена, находившегося в то время в Стокгольме. Однако Туоминен отказался принять это предложение и даже прибыть для его обсуждения в Москву. Тогда на этот пост был назначен Куусинен, который, по словам Троцкого, давно зарекомендовал себя не вождём революционных масс, а послушным чиновником сталинизированного Коминтерна "с тугой мыслью и гибкой спиной"[15].
Сообщение об образовании "Народного правительства", его "Декларация", а также обращение Финской компартии к трудящимся Финляндии были написаны Ждановым. Обдумывая форму публикации этих документов, Жданов сделал пометки "радиоперехват" и "перевод с финского"[16]. Это должно было подчеркнуть наличие уже "освобождённых" районов на территории Финляндии.
Второго декабря было инсценировано прибытие Куусинена и других членов "Народного правительства" в Москву, причём на Ленинградском вокзале их встречали Сталин и Молотов. В тот же день был заключён "договор о взаимопомощи между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой". В нём указывалось, что "героической борьбой финляндского народа и усилиями Красной Армии СССР ликвидируется опаснейший очаг войны". В договоре содержался пункт о помощи "вооружением и прочими военными материалами", которую Советский Союз будет оказывать "Финляндской Народной армии". Декларация "Народного правительства" сообщала о формировании "первого финского корпуса, который в ходе предстоящих боёв будет пополняться добровольцами из революционных рабочих и крестьян"[17].
Сообщения о "восстаниях", которые должны были вспыхнуть в разных районах Финляндии, не были чистым блефом. Впоследствии в докладе ИККИ о работе Компартии Финляндии говорилось, что в разных районах страны были созданы "группы для помощи Красной Армии" и партизанские отряды, которые ждали приближения советских войск, чтобы включиться в боевые действия[18].
Второго декабря было опубликовано обращение ЦК Компартии Финляндии к "трудовому народу" (также якобы полученное путём "радиоперехвата") с призывом свергнуть "правительство палачей" в Хельсинки, возглавляемое "предательскими вождями финской социал-демократии", которые "открыто смыкаются со злейшими поджигателями войны". В этом документе говорилось, что "Советский Союз, следуя своей национальной политике, не захочет, чтобы ему могли приписать стремление расширить свои границы" и не намерен "ограничить право Финляндии на самоопределение и суверенитет". Обращение подчёркивало, что Красная Армия идёт в Финляндию по приглашению её народного правительства "как освободитель нашего народа от гнёта капиталистических злодеев", причём "сотни тысяч рабочих и крестьян с радостным нетерпением ожидают приближения Красной Армии"[19]. 11 декабря Секретариат ИККИ направил директиву компартиям всех стран, где выдвигалось требование "солидаризироваться с народным правительством ФДР" и предлагалось организовать кампанию в "защиту политики СССР"[20].
На следующий день после вторжения советских войск на территорию Финляндии, происшедшего без объявления войны, финское правительство предложило возвратиться к переговорам с Советским Союзом, на что Советское правительство никак не отреагировало. В последующие дни правительства ряда других стран обратились к правительству СССР с предложениями о посредничестве в переговорах с Финляндией. В ответ на сообщение шведского посланника Винтера о желании финляндского правительства приступить к новым переговорам с СССР Молотов, как сообщало ТАСС, "объяснил г. Винтеру, что Советское правительство не признаёт так называемого "финляндского правительства"... и поэтому ни о каких переговорах с этим "правительством" не может теперь стоять вопрос. Советское правительство признаёт только народное правительство Финляндской Демократической Республики"[21]. Особенно оскорбительной была реакция на обращение Рузвельта к Советскому правительству с предложением посредничества в урегулировании советско-финского конфликта. На это предложение Советское правительство даже не пожелало ответить[22].
Финляндское правительство обратилось за помощью в Лигу Наций. В ответ на предложение генерального секретаря Лиги Наций оказать посреднические усилия для прекращения войны Молотов 4 декабря направил ему заявление, в котором говорилось: "Советский Союз не находится в состоянии войны с Финляндией и не угрожает финляндскому народу. Советский Союз находится в мирных отношениях с Демократической Финляндской Республикой, с правительством которой 2 декабря с. г. им заключён договор о взаимопомощи и дружбе. Этим документом урегулированы все вопросы... В настоящее время мы совместными усилиями... ликвидируем опаснейший очаг войны, созданный в Финляндии её прежним правительством". Поэтому, если будут созваны Совет и Ассамблея Лиги Наций для рассмотрения обращения финского правительства, Советское правительство не будет участвовать в их заседаниях"[23].
11 декабря сессия Ассамблеи Лиги Наций образовала комитет по финляндскому вопросу, который обратился к правительствам СССР и Финляндии с призывом прекратить военные действия и при посредстве Ассамблеи начать немедленные переговоры о восстановлении мира. Правительство Финляндии немедленно приняло это предложение, но Молотов вторично ответил решительным отказом.
14 декабря Совет Лиги Наций принял резолюцию об исключении СССР из Лиги Наций и призвал государства - члены Лиги Наций оказать поддержку Финляндии. До тех пор Лигой Наций были заклеймлены как агрессоры Япония, Германия и Италия. Теперь к числу агрессоров был причислен и Советский Союз.
На это решение Совета Лиги Наций Советское правительство отозвалось сообщением ТАСС, в котором в циничном и издевательском тоне говорилось: "ТАСС уполномочен передать следующую оценку авторитетных советских кругов резолюции Совета Лиги Наций от 14 декабря об "исключении" СССР из Лиги Наций... Вместо того, чтобы содействовать прекращению войны между Германией и англо-французским блоком, в чём, собственно, и должна была заключаться миссия Лиги Наций, если бы она продолжала оставаться "инструментом мира", нынешний состав Совета Лиги Наций, провозгласив политику поддержки провокаторов войны в Финляндии - клики Маннергейма и Таннера, стал на путь разжигания войны также и на северо-востоке Европы... По мнению советских кругов, это нелепое решение Лиги Наций вызывает ироническую улыбку, и оно способно лишь оскандалить его незадачливых авторов... Лига Наций, по милости её нынешних режиссеров, превратилась из кое-какого "инструмента мира", каким она могла быть, в действительный инструмент англо-французского военного блока по поддержке и разжиганию войны в Европе. При такой бесславной эволюции Лиги Наций становится вполне понятным её решение об "исключении" СССР... Что же, тем хуже для Лиги Наций и её подорванного авторитета. В конечном счёте СССР может здесь остаться в выигрыше... СССР теперь не связан с пактом Лиги Наций и будет иметь отныне свободные руки"[24].
Таким образом, Советское правительство выражало своё удовлетворение тем, что исключение СССР из Лиги Наций освобождает его от политической и моральной ответственности за выполнение обязательств, вытекающих из принадлежности к этой международной организации, и обеспечивает ему "свободу рук".
Советская агрессия была встречена с возмущением во всём мире. "Чувство негодования против Советского правительства, вызванное в то время пактом Риббентропа-Молотова, - писал Черчилль в книге "Вторая мировая война", - ныне, под влиянием грубого запугивания и агрессии, разгорелось ярким пламенем. К этому примешивалось презрение по поводу неспособности советских войск и восторженное отношение к доблестным финнам"[25].
Разгневанные многотысячные толпы били стёкла в советских посольствах в Париже и Лондоне. "За семь лет моей предшествующей работы в Лондоне в качестве посла СССР, - вспоминал Майский, - я пережил немало антисоветских бурь, но то, что последовало после 30 ноября 1939 года, побило всякие рекорды... Антисоветская буря не ограничивалась только официальными кругами. Она приняла более широкий характер. Особую роль тут играли лейбористы... Некоторые мои лейбористские знакомые в это время даже перестали на встречах раскланиваться со мной. Леон Блюм во Франции заявлял, что помощь Финляндии должна быть оказана во что бы то ни стало, хотя бы это вызвало войну с СССР. Вполне понятно, что Социалистический Интернационал и Амстердамский (профсоюзный) Интернационал решительно выступили против нас... Вокруг нашего посольства образовалась леденящая пустота, и на различных дипломатических приёмах от нас с женой многие шарахались, как от зачумлённых. Если бы не старые личные связи, накопившиеся в более благоприятные годы, связи, дававшие мне возможность в этой исключительно враждебной обстановке кое-что узнавать о совершающихся событиях, положение советского посольства в Лондоне было бы очень затруднительно"[26].
В Стокгольме, несмотря на то что полиция со всех сторон ограждала подступы к советскому посольству, огромные толпы осаждали его, выкрикивая лозунги: "Агрессоры-большевики, вон отсюда!"[27]
Даже осторожный Рузвельт, всегда лояльно относившийся к Советскому Союзу, говорил на конгрессе американской молодёжи в феврале 1940 года: "Советский Союз, как сознает всякий, у кого хватает мужества посмотреть в лицо фактам, управляется диктатурой столь абсолютной, что подобную трудно найти в мире. Она вступила в союз с другой диктатурой и вторглась на территорию соседа столь бесконечно малого, что он не мог представлять никакой угрозы, не мог нанести никакого ущерба Советскому Союзу"[28].
Английская делегация лейбористов во главе с секретарём Генерального Совета тред-юнионов Ситрином побывала в Финляндии и после возвращения оттуда оказывала давление на правительство, требуя усиления помощи Финляндии[29].
18 стран выразили желание помочь Финляндии. В них осуществлялся сбор средств в пользу финнов, организовывалась посылка в Финляндию походных госпиталей, боевой техники, вооружения и боеприпасов. США и Швеция предоставили Финляндии займы. Из Англии, Франции, Швеции, Норвегии и некоторых других стран в Финляндию отправилось более 11 тысяч добровольцев. Англия и Франция предоставили финнам 100 самолётов и много другого оружия[30].
В Швеции и Норвегии требования общественности о вооружённом вмешательстве этих стран в советско-финскую войну были столь сильны, что советские послы передали норвежскому и шведскому правительству заявления от имени Советского правительства, в которых утверждалось, что такие действия несовместимы с политикой нейтралитета, провозглашённой этими странами[31].
Пятого февраля Верховный Совет союзников принял решение направить в Финляндию две англо-французские бригады, но Скандинавские страны под сильным нажимом немцев отвергли предложения правительств этих стран пропустить их войска через свою территорию.
Принципиально противоположную позицию в советско-финском конфликте заняла фашистская Германия. Вскоре после начала боевых действий официоз "Франкфуртер Цейтунг" 5 декабря поместил на своих страницах статью под заголовком "С открытыми картами". В ней говорилось: "Ясное разграничение германских и русских интересов подчинило весь европейский восток новому закону... В соответствии с этим русские предоставили Германии вновь организовать своё жизненное пространство на германской восточной границе. С такой же последовательностью Германия признала право русских в зоне своих интересов извлекать необходимые выводы из новой обстановки... Германия не считает себя вправе определять пределы русских требований и не в состоянии снять ответственность с финского правительства"[32].
В ходе финской войны Германия оказала Советскому Союзу не только дипломатическую помощь. Произошло нечто вроде установления прямого военного союза между Германией и СССР. По приказу Гитлера были запрещены всякие торговые сделки между Германией и Финляндией. Немцы дали согласие на просьбу Советского правительства, чтобы немецкие суда, направляющиеся в Швецию, снабжали горючим и продовольствием советские подводные лодки, осуществляющие блокаду финских портов с целью предотвратить поступление морским путём помощи Финляндии от западных держав. В свою очередь в октябре 1939 года Советское правительство согласилось на создание немецкой базы на Кольском полуострове для снабжения, ремонта и заправки германских военных судов и подводных лодок. Немцы использовали эту базу во время кампании в Норвегии и ведения военных операций против Англии в Северной Атлантике.
Гитлер оказался, по существу, единственным государственным деятелем, проявившим "понимание" советской интервенции в Финляндии. В беседе с профашистски настроенным шведским писателем Свеном Гедином, состоявшейся 4 марта 1940 года, он оправдывал действия Сталина против Финляндии необходимостью выхода Советского Союза к незамерзающим портам. При этом фюрер утверждал, что Сталин за последнее время серьёзно изменил свою политическую позицию: он не является больше интернационалистом-большевиком, а действует как русский националист, продолжающий политику русских царей[33].
Несмотря на несоизмеримость сил воюющих сторон (СССР использовал в войне против финнов в общей сложности 1,2 млн человек, тогда как численность всего населения Финляндии не превышала 4 млн человек), наступление советских войск захлебнулось уже в первую неделю войны. Продвижение Красной Армии в Финляндии продолжалось лишь несколько дней, когда ей оказывали сопротивление отдельные пограничные отряды. Продвинувшись в глубь Финляндии в разных районах на 20-140 км, 10 декабря советские войска подошли к переднему краю финского укреплённого района, где вынуждены были остановиться и перейти к обороне. Вслед за этим на ряде участков фронта началось отступление Красной Армии, при котором финские войска захватили большие трофеи. Попытка прорыва линии Маннергейма закончилась 22 декабря, когда наступательные действия Красной Армии приостановились. Пользуясь тем, что стрелковые советские войска, как правило, не умели ходить на лыжах, небольшие группы финских лыжников, прорывавшиеся ночью, а иногда и днём в тыл советских войск, имея десяток пистолетов-пулемётов, нападали на советские части, располагавшиеся, как правило, на дорогах или возле них, и наносили им внушительный урон. Две советские дивизии были окружены противником, блокированы и понесли большие потери в людях и материальной части[34].
Война обнаружила неподготовленность Красной Армии к боевым действиям в условиях наступивших лютых морозов (зима 1939/40 года оказалась крайне суровой, морозы достигали временами 50 градусов). "На финнах тулупы, подбитые овечьими шкурками, и шапки белые бараньи из США, - записывала в своём дневнике тщательно следившая за ходом боевых действий А. М. Коллонтай. - Наши замерзают стоя"[35].
Оказавшись перед лицом потери военного престижа во всём мире, Сталин резко усилил группировку советских войск на финском фронте. Из запаса без объявления мобилизации было призвано несколько сот тысяч человек, в том числе 50 тыс. начальствующего состава[36]. Против Финляндии было задействовано 52 дивизии общей численностью около миллиона человек. Им противостояло 400 тысяч солдат и офицеров финских регулярных войск и военизированных частей (щюцкоровцев). По боевой технике Красная Армия имела тройное, а по танкам и авиации - абсолютное превосходство. В марте 1940 года в боевых действиях участвовало пять советских армий, на вооружении которых было 11 266 орудий и минометов, 2998 танков и 3253 самолёта[37].
Активные военные действия возобновились в феврале 1940 года, когда был осуществлён прорыв линии Маннергейма. Добившись этого, Сталин решил увенчать войну торжественным ритуалом. "В феврале 1940 г., - писал Троцкий в набросках к книге "Сталин", - газеты сообщали, что Сталин выехал в Ленинград для празднования 22-летнего юбилея Красной Армии. Это сообщение крайне поучительно. К этому дню надеялись подготовить захват Выборга и придать празднованию особенно торжественный характер с участием Сталина. Если этого чисто парадного участия Сталина в событиях финляндской войны не произошло, то потому, что не удалось захватить Выборг своевременно, т. е. в указанный юбилейный срок"[38].
Победа Советского Союза в 105-дневной войне была достигнута ценой чудовищных потерь. Безвозвратные людские потери СССР в советско-финской войне составили 126 875 человек, из них убитыми - 71 214 человек, умершими в госпиталях - 16 292, пропавшими без вести - 39 369[39]. Это число в несколько раз превышало потери финских вооружённых сил. Финнами было уничтожено около 800 советских самолётов[40].
Уже в ходе войны наиболее проницательные аналитики пришли к выводу, что неудачи советских войск ещё более тесно привязывают Советский Союз к Германии. Как подчёркивалось в меморандуме советника германского посольства в СССР Типпельскирха от 25 января 1940 года, "Советское правительство в настоящее время приходит к осознанию того, что трудности войны отрезвляюще подействовали на оценку своего мнимого превосходства и собственных достижений... Исключительные трудности и неудачи, особенно в связи с правительством Куусинена, являются для Советского Союза и Коминтерна своеобразным предостережением. Отсюда напрашивается вывод, что союзнические отношения с Германией имеют для Советского Союза в данное время исключительное значение"[41].
Язвительные замечания по поводу советских неудач в "зимней войне" часто встречаются в дневниках Геббельса. "Финская кампания, а особенно наблюдающиеся до сих пор неудачи очень навредили России, - записывал он 23 января 1940 года. - Особенно глупости с правительством Куусинена". Спустя несколько месяцев Геббельс отмечал, что в Москве "не особенно-то расхваливают наши успехи, чтобы в связи с финской кампанией не выглядеть слишком жалкими. В остальном же никакого омрачения германо-русских отношений констатировать нельзя. Сталин твёрдо остаётся с нами, несмотря на все лондонские соблазны"[42].
Конечно, из хода и итогов советско-финской войны в Берлине были сделаны и более серьёзные выводы. Историки второй мировой войны сходятся на том, что обнаружившиеся в "зимней войне" слабые стороны Красной Армии явились одним из главных факторов, побудивших Гитлера к нападению на СССР. "Русские в течение всей войны проявили такую тактическую неповоротливость и такое плохое командование, несли такие огромные потери во время борьбы за линию Маннергейма, - писал Типпельскирх, - что во всём мире сложилось неблагоприятное мнение относительно боеспособности Красной Армии. Несомненно, впоследствии это оказало значительное влияние и на решения Гитлера"[43]. Английский историк Буллок замечает: "Ничто не могло с большей силой убедить его (Гитлера) в 1941 году, что он может поставить (пари - В. Р.) на победу над русскими за одну кампанию, чем то, как они провели войну с финнами"[44].
К подобным выводам приходил в своих мемуарах и Хрущёв. "Если бы мы финнов не тронули и договорились как-то без войны, - писал он, - то о нас имелось бы за рубежом иное представление. Ведь если Советский Союз еле-еле справился с Финляндией, с которой Германия расправилась бы очень быстро, то что останется от СССР, если на него двинутся немецкие войска, вышколенные, отлично организованные, имеющие хороших командиров, сильную боевую технику и большие массы военнослужащих? Гитлер рассчитывал, что расправится с СССР в два счёта. Так родился курс на молниеносную войну и план "Барбаросса", основанные на самоуверенности. Питала эту самоуверенность в немалой степени злополучная, неудачно проведённая нами финляндская кампания"[45].
Чтобы избежать дальнейших позорных провалов и вовлечения в войну Англии и Франции, Советское правительство в январе 1940 года приняло решение приступить к мирным переговорам с Финляндией, избрав наиболее подходящую для этого фигуру - советского посла в Стокгольме А. М. Коллонтай. Этот выбор был тем более удачен, что на конфиденциальном, специально устроенном ужине один из шведских министров предложил Коллонтай посредничество шведов для мирного завершения военного конфликта. Незадолго до этого состоялось назначение финского министра иностранных дел Эркко послом в Стокгольм. Главной целью этого назначения было ведение переговоров с Коллонтай.
Однако недоверие, присущее Сталину по отношению к старым большевикам, привело к тому, что главным лицом, ведущим переговоры, оказался второй секретарь советского посольства в Хельсинки Ярцев, настоящее имя которого было Рыбкин, полковник НКВД. Ему было предоставлено право вести переговоры на высоком уровне, не давая об этом отчётов Коллонтай. Она была обязана лишь "помогать" ему.
Вслед за Ярцевым в Стокгольм прибыла финская писательница Хейла Вуолийоки, работавшая на советскую разведку. Она вела переговоры с Рыбкиным в закрытой для всех комнате шифровальщика советского посольства, не ставя в известность об их содержании Коллонтай, формально уполномоченную Молотовым на ведение советско-финских переговоров.
В те дни Коллонтай записывала в своём дневнике: "Всё больше совещаются за моей спиной Ярцев и Вуолийоки. Часами строчат донесения в Москву, а о чём - не говорят. Она и Ярцев не доверяют искренности шведов. Тем более не доверяют мне... Зачем Таннер (новый министр иностранных дел Финляндии) прислал сюда Вуолийоки? Может быть, у неё есть поручения не только из Хельсинки? Мне она не помощь, а эти совещания за моей спиной в секретной части советского полпредства меня нервируют и злят"[46].
Положение изменилось, когда в Стокгольм прибыл Таннер, знакомый с Коллонтай с дореволюционных времен по совместному участию в международном социалистическом движении. Теперь переговоры с Таннером вела Коллонтай.
29 января Советское правительство направило ноту шведскому правительству, в которой сообщалось, что СССР не имеет в принципе возражений против заключения мира с правительством Финляндии, если последнее пойдёт на большие территориальные уступки, чем от него требовали в ноябре 1939 года. При этом Советское правительство выражало готовность отказаться от правительства Куусинена, создание которого только способствовало сплочению и усилению сопротивления финнов.
В феврале 1940 года Молотов заговорил другим, более мягким языком с послами иностранных государств, хотя он продолжал настаивать на ужесточении условий мирного договора по сравнению с предложениями, выдвигавшимися советским руководством до начала войны. В беседе с послом США Штейнгардтом он заявил, что, "как ему известно, финляндское правительство теперь готово принять те предложения, которые СССР делал во время переговоров, проходивших в Москве. Но теперь, когда пролилась кровь... прежние предложения СССР недостаточны с точки зрения безопасности советских границ"[47].
В телеграмме Майскому от 21 февраля Молотов предлагал довести до сведения английского правительства, что Советский Союз не возражает против переговоров и соглашения с правительством Рюти - Таннера, однако прежние условия уже недостаточны, поскольку "наши военные" требуют теперь получения всего Карельского перешейка. Выполняя указание Молотова, Майский в беседе с заместителем министра иностранных дел Великобритании Батлером заявил, что "в нынешних условиях не приходится говорить о предоставлении Финляндии каких-либо компенсаций" и "советское командование" в случае продолжения войны будет настаивать... на ещё более далеко идущих требованиях[48].
После предварительных переговоров Коллонтай с Танкером финляндская делегация во главе с премьер-министром Рюти 6 марта вылетела в Москву. На этот раз Сталин и Молотов предъявили новые территориальные требования, сводящиеся к передаче СССР не только Карельского перешейка и островов Финского залива, но также Выборга и Сортавалы и некоторых других территорий. Финская делегация была вынуждена согласиться на эти требования. В ночь с 12 на 13 марта мирный договор на советских условиях был подписан. За два дня до вступления его в силу Сталин приказал взять Выборг штурмом, что стоило Красной Армии множества новых бессмысленных жертв.
В соответствии с мирным договором Финляндия уступала Советскому Союзу десятую часть своей территории. Помимо этого Финляндия сдала Советскому Союзу в аренду сроком на 30 лет полуостров Ханко для создания там военно-морской базы СССР.
Сразу же после заключения мирного договора благожелательные отклики о сталинской дипломатии появились в фашистской печати. "Что сразу бросается в глаза в заключении соглашения, - писала 13 марта "Берлинер Бейзенцейтунг", - это та умеренность, которая проявлена советской стороной при определении условий мира. Договор несёт на себе отпечаток сталинских государственных воззрений, в силу которых Советский Союз... добивался не территориальных завоеваний, а в первую очередь обеспечения своих интересов". "Для Германии было тем меньше оснований вмешиваться для противодействия стратегическим интересам дружественного Советского Союза, что ещё незадолго до этого Финляндия высокомерно отклонила предложенный пакт о ненападении", - констатировала 14 марта 1940 года "Дойче Альгемейне Цайтунг"[49].
Официальная оценка советско-финской войны была дана в докладе Молотова на сессии Верховного Совета СССР 29 марта 1940 года. Чтобы преувеличить опасность, угрожавшую Советскому Союзу со стороны Финляндии, Молотов заявил, что "Финляндия, и прежде всего Карельский перешеек, была уже к 1939 году превращена в готовый военный плацдарм для третьих держав для нападения на Советский Союз, для нападения на Ленинград". Советско-финскую войну Молотов представил как войну СССР с целым полчищем враждебных сил. "Не трудно видеть, - говорил он, - что война в Финляндии была не просто столкновением с финскими войсками... Здесь произошло столкновение наших войск... с соединёнными силами империалистов ряда стран, включая английских, французских и других... В яростном вое врагов Советского Союза всё время выделялись визгливые голоса всех этих проституированных "социалистов" из II Интернационала (весёлое оживление в зале)... лакеев капитала, вконец продавших себя поджигателям войны".
Особенно фальшивой и казуистической выглядела та часть речи Молотова, в которой говорилось о судьбе щедро разрекламированного, но так ничем себя и не проявившего "правительства" Куусинена. "Через шведское правительство мы узнали, - говорил Молотов, - что финляндское правительство хотело бы знать о наших условиях, на которых можно кончить войну. Раньше, чем решить этот вопрос, мы обратились к Народному правительству Финляндии, чтобы узнать его мнение по этому вопросу. Народное правительство высказалось за то, чтобы в целях предотвращения кровопролития и облегчения положения финского народа, следовало бы пойти навстречу предложению об окончании войны. Тогда нами были выдвинуты условия, которые вскоре были приняты финляндским правительством... В связи с этим встал вопрос о самороспуске Народного правительства, что им и было осуществлено... Таким образом, цель, поставленная нами, достигнута, и мы можем выразить полное удовлетворение договором с Финляндией".
В своём докладе Молотов не преминул указать и на то, что "у англо-французских правящих кругов сорвались расчёты насчёт использования нашей страны в войне против Германии. Они хотят навязать нам... политику вражды и войны с Германией, политику, которая дала бы им возможность использовать СССР в империалистических целях. Пора бы этим господам понять, что Советский Союз не был и никогда не будет орудием чужой политики"[50].
По иному итоги советско-финской войны расценивались на пленуме ЦК ВКП(б), состоявшемся 26-28 марта 1940 года. Здесь был заслушан доклад Ворошилова "Уроки войны с Финляндией". Незадачливый нарком вынужден был признать, что ни он сам, ни Генштаб, ни командование Ленинградского военного округа в начале войны совершенно не представляли связанных с ней особенностей и трудностей. Они не располагали сколько-нибудь точными данными о силах и средствах противника, качестве его войск и вооружения и о действительном состоянии укреплённого района. Многие лица начсостава, не будучи уверенными в своих силах, а часто просто растерявшись, оказались неспособными наводить в своих частях порядок и воинскую дисциплину[51].
Вина за позорные провалы в войне была возложена на высших командиров и начальников штабов, многие из которых были отстранены от должности.
В прениях по докладу Сталин заявил, что "наш рядовой состав является прекрасным материалом, а вот командный состав оказался не совсем на высоте положения. Были тряпки, шляпы. Задача заключается в том, чтобы улучшить командный состав, и тогда наша армия будет самой лучшей армией в мире"[52]. (Поскольку речь Сталина, как и другие выступления в прениях по докладу Ворошилова, не была включена в стенограмму пленума, я привожу эту цитату по дневниковым записям члена ЦК ВКП(б) В. А. Малышева. - В. Р.)
Итоги советско-финской войны вызвали возмущение финского народа и побудили в дальнейшем Финляндию к сотрудничеству с Германией в войне против СССР. "Финны пошли на это, - писал Хрущёв в своих мемуарах, - потому что были озлоблены и хотели вернуть потерянное ими путём войны вместе с Германией против Советского Союза"[53]. В этом же, как мы увидим далее, крылись и причины превращения Румынии в союзника Германии.
Марксистская оценка советско-финляндской войны в контексте всей внешней политики СССР на рубеже 40-х годов была дана А. Туоминеном, секретарём ЦК Компартии Финляндии, членом ИККИ и кандидатом в члены Президиума ИККИ. Отказавшись в ноябре 1939 года выполнить директиву Москвы о вхождении в марионеточное "Народное правительство", Туоминен 4 апреля 1940 года обратился к Димитрову и ИККИ с письмом, в котором обвинял Коминтерн и советских руководителей в преступлениях против финского и других народов. "Я уже давно отношусь критически к политике Коминтерна, - писал Туоминен, - особенно к тому, что его руководство, как покорный, безвольный слуга, одобряло даже такие внутри- и внешнеполитические мероприятия вождей Советского Союза, которые противоречили первоначальной программе Коминтерна и интересам международного пролетариата. Выражением этого моего критического отношения было до сих пор стремление постепенно отойти в сторону от политической деятельности... Но последние события, особенно преступное наступление Советского Союза на Финляндию и совершённые в связи с этим несправедливости и жестокости, которым и вы, руководители Коминтерна, уже спешили дать своё одобрение, заставляют меня во имя справедливости и правды отказаться от молчания и публично отойти от этой политики и заявить мой протест против неё; одновременно я откажусь от кандидатства в члены Исполкома и Президиума Исполкома Коминтерна".
Туоминен утверждал, что Сталин порвал с ленинской линией в национальном вопросе, развернув наступление на Финляндию, которое явилось "преступлением против самоопределения народов и политики мира". Сталин начал войну не только против финской буржуазии, но и "против народа Финляндии". Чтобы прикрыть преступный характер этой войны, им было задумано и создано по примеру Гитлера "народное правительство", которое "просило Красную Армию "освободить народ Финляндии от ига капитализма"... Но так же, как Гитлер забыл спросить народы Австрии, Чехословакии и Польши, хотят ли они освободителя в лице гитлеровской армии, так же Советское правительство забыло или высокомерно не считало нужным спросить собственный народ Финляндии или хотя бы ту часть его, на поддержку которого рассчитывали в начале наступления, - какое было его мнение, хотел ли он такого "народного правительства" и Красной Армии для своего освобождения".
Туоминен утверждал, что СССР является агрессором, а навязанный им Финляндии мир - империалистическим диктатом. Он заявлял, что не финский народ, а Гитлер дал Красной Армии разрешение двинуться против Финляндии. "Даже самая лучшая пропаганда не может теперь изменить того факта, что Советское правительство, заключив союз с самым преступным раздувателем войны, с империалистической Германией - одновременно вступило на путь империалистической политики"[54].
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Полвинен Т. Финляндия в международной политике до "зимней войны". - Вопросы истории. 1990. № 10. С. 187.<<
[2] Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 1. Т. 1-2. М., 1991. С. 173.<<
[3] Вопросы истории. 1990. № 10. С. 188.<<
[4] Мерецков К. А. На службе народу. Страницы воспоминаний. М., 1971. С. 177-178.<<
[5] Правда. 1939. 1 ноября.<<
[6] От Мюнхена до Токийского залива. Взгляд с Запада. М., 1992. С. 97.<<
[7] Правда. 1939. 27 ноября.<<
[8] Правда. 1939. 29 ноября.<<
[9] Правда. 1939. 30 ноября.<<
[10] РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 333. Л. 133-137.<<
[11] Вопросы истории. 1990. № 7. С. 100, 104.<<
[12] Архивы раскрывают тайны... С. 126.<<
[13] Канун и начало войны. С. 193.<<
[14] Правда. 1939. 2 декабря.<<
[15] Троцкий Л. Д. Портреты революционеров. С. 159.<<
[16] Некрич А. 1941, 22 июня. Изд. 2. C. 140.<<
[17] Правда. 1939. 2, 3 декабря.<<
[18] Коминтерн и вторая мировая война. Ч. I. С. 386.<<
[19] Правда. 1939. 2 декабря.<<
[20] Коминтерн и вторая мировая война. Ч. I. С. 204.<<
[21] Правда. 1939. 5 декабря.<<
[22] Документы внешней политики. Т. XXIII. Кн. 1. С. 348.<<
[23] Правда. 1939. 5 декабря.<<
[24] Правда. 1939. 16 декабря.<<
[25] Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. I. Т. 1-2. С. 245.<<
[26] Майский И. И. Воспоминания советского посла. Война 1939-1945. М., 1965. С. 40, 42.<<
[27] Ваксберг А. Валькирия революции. Смоленск, 1997. С. 489-490.<<
[28] Московские новости. 1989. 3 декабря. С. 7.<<
[29] Документы внешней политики. Т. XXIII. Кн. 1. С. 89; Майский И. И. Воспоминания советского посла. С. 42.<<
[30] От Мюнхена до Токийского залива. Взгляд с Запада. С 109; Архивы раскрывают тайны... С. 131.<<
[31] Известия. 1940. 15 января.<<
[32] РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 83. Д. 393. Л. 112-113.<<
[33] Архивы раскрывают тайны... С. 128, 129.<<
[34] Новая и новейшая история. 1993. № 4. С. 116.<<
[35] Цит. по кн.: Ваксберг А. Валькирия революции. С. 498.<<
[36] Новая и новейшая история. 1993. № 4. С. 113.<<
[37] Канун и начало войны. С. 190.<<
[38] Троцкий Л. Д. Сталин. Т. II. М., 1991. С. 286.<<
[39] Гриф секретности снят: потери Вооружённых сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. М., 1993. С. 121.<<
[40] От Мюнхена до Токийского залива. Взгляд с Запада. С. 102.<<
[41] Архивы раскрывают тайны... С. 130-131.<<
[42] Откровения и признания. С. 180, 201.<<
[43] Типпельскирх К. История второй мировой войны. С. 50.<<
[44] Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. Т. 2. Смоленск, 1994. С. 287.<<
[45] Вопросы истории. 1990. № 7. С. 103.<<
[46] Ваксберг А. Валькирия революция. С. 495.<<
[47] Документы внешней политики. Т. XXIII. Кн. 1. С. 68.<<
[48] Там же. С. 101, 104.<<
[49] РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 83. Д. 401. Л. 74; Д. 402. Л. 50.<<
[50] Правда. 1940. 30 марта.<<
[51] Новая и новейшая история. 1993. № 4. С. 104, 109, 111.<<
[52] Источник. 1997. № 5. С. 110.<<
[53] Вопросы истории. 1990. № 7. С. 104.<<
[54] Коминтерн и вторая мировая война. Ч. I. С. 368-370.<<