Социальную базу своего режима Сталин пытался расширить и с помощью чисто политических и административных акций. В этих целях было несколько облегчено положение тех групп, которые в конце 20-х - начале 30-х годов служили главным объектом административных преследований.
Уже в 1931 году были приняты специальные секретные решения о прекращении гонений на беспартийных специалистов. Отныне по отношению к учёным и инженерам стала осуществляться, говоря словами самого Сталина, "политика привлечения и заботы"[1].
Другим сталинским социальным маневром стала своего рода индульгенция детям кулаков. Для этого оказалось достаточно одной реплики, брошенной Сталиным на совещании комбайнеров в 1935 году. Когда башкирский колхозник А. Гильба в своём выступлении заявил под аплодисменты зала: "Хотя я и сын кулака, но я буду честно бороться за дело рабочих и крестьян и за построение социализма", - Сталин произнес: "Сын за отца не отвечает"[2].
Эта фраза, получившая огромный политический резонанс, в одночасье ликвидировала статус отщепенцев общества, который имели раньше дети "раскулаченных". А. Твардовский, семья которого было депортирована в 1930 году из Смоленщины в Сибирь, позже так описывал этот перелом в судьбах миллионов людей:
|
|
Этот поэтический отрывок ярко раскрывает как реальные события тех лет, так и их отражение в массовом сознании.
В середине 30-х годов были ликвидированы введённые после Октябрьской революции социальные ограничения в области образования для выходцев из бывших господствующих классов. Эти ограничения, ставившие целью создать преимущественные условия для поступления в высшие учебные заведения детям рабочих и крестьян, к тому времени безусловно исчерпали себя. Вместе с тем Сталин, ликвидируя социальные ущемления для молодёжи из буржуазной среды, имел в виду и более дальний политический прицел. Данная социальная среда теперь становилась резервуаром, призванным заполнить места, высвобождавшиеся в результате преследований ветеранов революции и партийно-комсомольской молодёжи.
Надежды на дальнейшую либерализацию политического режима вызвал опубликованный в середине 1936 года проект новой Конституции СССР. В нём говорилось о победе, одержанной над классовыми врагами, и утверждалось, что теперь советское общество состоит из двух дружественных классов - рабочего класса и колхозного крестьянства, которые находятся в гармоническом союзе с "прослойкой" интеллигенции.
В текст Конституции были внесены демагогические софизмы сталинской пропаганды, призванные замаскировать характер сложившихся в стране социальных отношений. Одним из таких софизмов "бюрократической социологии" Троцкий считал отождествление государственной собственности с общенародным достоянием. Он подчёркивал, что превращение государственной собственности во всенародную, социалистическую может происходить лишь в той мере, в какой исчезают привилегии и социальные антагонизмы, а следовательно - и необходимость охраны национализированной собственности с помощью государственного принуждения. Поскольку же бюрократия всё выше поднимается над обществом и всё свирепее противопоставляет себя как хранителя собственности народу как её расточителю, государственная собственность всё более утрачивает социалистические черты.
Другим сталинским софизмом явилось провозглашение "основным принципом социализма" лозунга "от каждого по способностям, каждому по труду". Появление этой "теоретической" новации стало закономерным продолжением многолетней борьбы Сталина с "уравниловкой", объявленной им на XVII съезде ВКП(б) "реакционной мелкобуржуазной нелепостью"[5].
Идеологическая манипуляция Сталина, назвавшего данный лозунг "марксистской формулой социализма, т. е. формулой первой фазы коммунизма", была закреплена в тысячах пропагандистских статей, научных трудов, учебников и тем самым на долгие годы приобрела прочность предрассудка. После смерти Сталина каждый очередной лидер партии, подвергая критике политическое и идейное наследие своего предшественника, сохранял в своём "теоретическом" арсенале эту "формулу", не высказывая и тени сомнения в её марксистском происхождении и содержании.
Не только студенты, изучавшие марксизм по советским учебникам 30-80-х годов, но, похоже, и сами авторы этих учебников были убеждены в том, что авторство данной "формулы" принадлежит Марксу, Энгельсу или Ленину. Однако ни у одного из классиков марксизма мы не встретим объединения работы "по способностям" с распределением по труду, которое они рассматривали как выражение буржуазного права. По-видимому, впервые объединение этих двух принципиально несовместимых принципов появилось в беседе Сталина с немецким писателем Эмилем Людвигом (апрель 1932 года).
Включение этой сталинской "новации" в текст Конституции встретило возражения даже у Молотова. В последние годы своей жизни Молотов рассказывал бывшему сталинскому министру Д. Павлову, что при обсуждении проекта Конституции он напоминал Сталину известное марксистское положение о том, что на первых стадиях социалистического общества "при распределении продуктов труда действует буржуазное право: "равная оплата за равный труд". Руководствуясь этой формулой, подчёркивал Молотов, мы "принуждаем людей к интенсивному труду, вводим сдельщину, устанавливаем нормы выработки, трудодни. В таких условиях государство не может получить от человека по его способности"... Спорили долго, но было принято предложение Сталина"[6].
По свидетельству Ф. Чуева, Молотов неоднократно говорил в кругу своего близкого окружения об этой "теоретической ошибке" Сталина, заявляя, что в Конституции 1936 года "не ясно и не понятно записан принцип социализма". Эту мысль Молотов пояснял следующим образом: в условиях, когда рабочий и колхозник едва зарабатывают на кусок хлеба, будучи обязаны выполнять назначенную им норму или минимум трудодней, нелепо говорить, что они "трудятся по способностям". "Это приукрашивание того, что есть... Второе. "Каждому по труду". Это особенно пользуется популярностью. Во всех книгах у нас - по труду, по труду. Некоторые так понимают: если я работаю на фабрике, так по труду и получаю. А если ты начальство, то по труду норм тебе никто не устанавливает... Благодаря безобразиям, которые у нас существуют, под видом "по труду" получают люди, совершенно недобросовестно работающие, и их у нас очень много..."[7].
Хотя Молотов никогда не принадлежал к числу марксистских теоретиков, он неплохо уловил фальшь сталинской формулы, очевидную и на уровне обыденного сознания: 1) в условиях жёсткого экономического принуждения к труду тщетно ожидать от человека работы "по способностям"; 2) пропаганда принципа "каждому по труду" в качестве социалистического служит оправданием привилегий "начальства".
Появление сталинской "формулы" Троцкий объяснял тем, что правящий слой СССР не может обходиться без социального грима. Сталин и сталинисты продолжают употреблять понятия марксистской теории, но пользуются ими "в зависимости от административных удобств". Комментируя в этой связи слова председателя Госплана СССР Межлаука: "Рубль становится единственным и действительным средством для осуществления социалистического принципа оплаты труда", - Троцкий писал: "Если в старых монархиях всё, вплоть до публичных писсуаров, объявлялось королевским, то это не значит, что в рабочем государстве всё само собою становится социалистическим. Рубль является "единственным и действительным средством" для осуществления капиталистического принципа оплаты труда, хотя бы и на основе социалистических форм собственности: это противоречие нам уже знакомо. В обоснование нового мифа о "социалистической" поштучной плате Межлаук прибавил: "Основной принцип социализма заключается в том, что каждый работает по способностям и получает оплату по труду, им произведённому". Поистине, эти господа не стесняются с теорией! Когда ритм работы определяется погоней за рублём, тогда люди расходуют себя не "по способностям", т. е. не по состоянию мышц и нервов, а насилуя себя. Этот метод можно условно оправдать только ссылкой на суровую необходимость; но объявлять его "основным принципом социализма" значит идеи новой, более высокой культуры цинично втаптывать в привычную грязь капитализма"[8].
Развивая эту мысль при анализе проекта конституции, Троцкий подчёркивал, что в данном документе "основным принципом социализма" по сути дела именуется капиталистическая система сдельной оплаты, которая сводится к тому, чтобы "выжать из каждого как можно больше и дать ему в обмен как можно меньше". Сталинская формула возникла в результате безграмотного расчленения нераздельной марксовой формулы коммунизма, в соответствии с которой работа "по способностям" возможна лишь в обществе, где достигнуты изобилие, равенство, всесторонний расцвет личности и её высокая культурная дисциплина. При советском же режиме сохраняется наёмный труд, который не перестаёт нести на себе унизительное клеймо рабства. "Разумеется, никто в СССР не работает выше своих "способностей" в абсолютном смысле слова, т. е. выше своего физического и психического потенциала; но этого нет и при капитализме: самые зверские, как и самые изощрённые методы эксплуатации упираются в пределы, поставленные природой. Ведь и мул под бичом погонщика работает "по способностям", из чего не вытекает, что бич есть социалистический принцип для мулов"[9].
Суммируя свою критику сталинистской идеологической манипуляции, Троцкий писал: "Вместо того, чтобы открыто признать, что в СССР господствуют ещё буржуазные нормы труда и распределения, авторы конституции перерезали целостный коммунистический принцип пополам и отложили вторую половину на неопределённое будущее, объявили первую половину уже осуществлённой, механически присоединили к ней капиталистическую норму сдельщины, назвали всё вместе "принципом социализма" и на этой фальши воздвигли здание конституции!" Социальное назначение этой операции состоит в освящении сложившейся социальной политики, при которой "оплата по труду" осуществляется в интересах представителей "умственного" труда за счёт труда физического, особенно неквалифицированного, и выступает "источником несправедливостей, угнетения и принуждения для большинства, привилегий и "весёлой жизни" - для меньшинства"[10].
Анализируя положения проекта конституции о якобы уже построенном социализме, Троцкий обращал внимание на то, что победа социализма должна означать отмирание государства и прежде всего такой его крайней формы, как диктатура. Между тем Сталин и сталинисты в комментариях к конституции продолжают говорить о необходимости сохранения диктатуры, которая направлена, как они разъясняют, против террористов и воров. По поводу тезиса о необходимости диктатуры для защиты общества от воров, Троцкий писал: "Самое обилие людей этой профессии есть верный признак царящей в обществе нужды. Где материальный уровень подавляющего большинства ещё так низок, что собственность на хлеб и сапоги приходится охранять при помощи расстрелов, там речи об осуществлённом уже будто бы социализме звучат как подлое издевательство над человеком!"[11].
Демагогическая кампания, сопутствовавшая "всенародному обсуждению" и принятию "самой демократической в мире" конституции вселила иллюзии в умы не только простых советских людей, но даже многих искушённых в политике старых большевиков. Ф. Раскольников так передавал в мемуарных записях настроения того времени: "Наряду с пафосом строительства и разрушения во всех слоях общества наблюдались утомление и усталость. Все жаждали порядка, спокойствия, законности и свободы. Казалось, что самое трудное время позади: навсегда отошли в прошлое голод и ужасы первых лет коллективизации. Все с нетерпением ждали новой, самой демократической конституции, всерьёз относясь к этому повороту. Я сомневался в гениальности Сталина, но в тот момент я поверил в способность провести крутой и резкий, чисто ленинский поворот в сторону демократии. Именно этого хотела и жаждала вся страна. Сталин прекрасно уловил биение пульса страны, но, по своему обыкновению, жестоко обманул её"[12].
Конституционная кампания, проводимая в непосредственном преддверии большого террора, явилась одним из наиболее успешных политических маневров Сталина. Множество советских людей возлагали надежду на гуманизацию политического режима, воспринимали всерьёз провозглашение в конституции свободы слова, печати, собраний и демонстраций, тайны переписки, неприкосновенности жилища, гарантий против произвольного суда и т. д. Нужна была глубокая политическая зоркость, чтобы увидеть за этим демократическим фасадом действительное содержание заложенных в конституции перемен. Законодательное закрепление всевластия партии, объявленной "руководящим ядром всех организаций, как общественных, так и государственных", означало лишение Советов даже формальной юридической самостоятельности.
Чёткое понимание этого мы находим в письме старого большевика А. П. Спундэ своей жене А. Кравченко, написанном в 1943 году. Это письмо является уникальным документом, свидетельствующим о неприятии сталинского "социализма" ветеранами большевистской партии[13*]. А. П. Спундэ был подпольщиком, активным участником Октябрьской революции и гражданской войны и характеризовался Лениным как "человек честный и неглупый"[14]. В годы борьбы с оппозициями он неизменно выступал защитником "генеральной линии". Тем не менее по законам сталинских чисток (старый большевик и к тому же латыш) Спундэ должен был стать их жертвой. От ареста его спас отход от политической деятельности - с 1931 года он находился на пенсии по болезни. После исключения в 1937 году из партии Спундэ работал мелким конторщиком и скончался в 1962 году.
Хотя Спундэ никогда не считался партийным теоретиком, он высказывал в своём письме глубокие мысли о сущности социально-политических сдвигов в жизни советского общества. Эти сдвиги, по его мнению, породили "десятки, сотни вопросов", требующих "смелого, честного ответа", который невозможно дать в официальных исторических работах.
Не упоминая даже имени Сталина и ни словом не говоря об антибольшевистском терроре, Спундэ концентрировал внимание прежде всего на фактической ликвидации власти Советов. Замена самостоятельности Советов, избираемых по производственному принципу, формальными атрибутами парламентской демократии, по его мнению, ликвидировала важнейшие социально-политические завоевания Октябрьской революции. "Почему большевики, борцы и организаторы дававшего людям исключительный простор Советского государства, - писал он, - почему те же большевики (правда те же только по одному лишь названию) сначала надломили Советы, передав в 1934 году официальную власть из рук Советов в руки парткомов[15*], а затем конституцией 1936 года совсем убили Советскую власть, т. е. сами в области общеполитической опустились ниже лучших буржуазных государств, но для обмана оставили название Советов"[16].
Вслед за этим Спундэ подчёркивал, что принципы социализма, который мыслился Марксом, Энгельсом, Лениным и "всем большевистским коллективом" как широчайший расцвет человеческой самодеятельности и инициативы, оказались растоптаны "давящим гнётом госаппарата", который "дошёл до пределов, ведомых лишь в крайне реакционные периоды феодализма, а при капитализме известных в такой тяжёлой форме лишь на короткие исторические периоды". Большевики ещё во времена столыпинщины отдавали себе трезвый отчёт в том, что всенародный подъём может быть достигнут только в результате требований, самостоятельно выдвигаемых массами, а "если в жизни возьмет верх не революционный (в смысле глубоко народной революции), а бисмаркианский путь", то он заменит "обветшалый хомут на новый, прогрессивный, но по существу не более лёгкий"[17*]. Однако в действительности оказалось, что "наш, с позволения, социализм есть лишь бисмаркианский вариант его"[18].
Спундэ считал эти свои суждения гипотезами, которые могут быть подтверждены глубоким и добросовестным историческим исследованием. Такое исследование показало бы "редкостный контраст" между первым и вторым послеоктябрьским десятилетием, причем "величие первой эпохи поднялось бы во весь рост". Однако эта работа окажется полезной лишь в том случае, если при анализе обоих десятилетий будут "без малейшего затушевывания показаны слабые места, из-за коих обрушилось всё здание, построенное в виде искренней, честной попытки выполнить данные народу в Октябре обещания". Тогда можно будет "проверить, что уцелело при обвале, целиком ли обрушился фундамент или, может быть, под обломками растёт новая разновидность старого права"[19].
Едва ли можно полагать, что эти идеи, глубоко выстраданные чудом уцелевшим старым большевиком, не разделялись в той или иной степени многими другими представителями ленинской партийной гвардии.
Неустранимый конфликт между сталинской кликой и большинством ветеранов Октябрьской революции был связан и с разрушением в 30-е годы интернационалистской доктрины большевизма.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 72.<<
[2] Правда. 1935. 2 декабря.<<
[3*] Уничижительные, злобные выражения "кулацкий сынок", "кулацкое отродье" были в числе излюбленных стереотипов официальной пропаганды.<<
[4] Твардовский А. Поэмы. М., 1987. С. 320-322.<<
[5] XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). С. 29.<<
[6] Павлов Д. "Это еще не социализм!" (Две последние встречи с В.М.Молотовым) -Литературная газета. 1990. 18 апреля. С. 13.<<
[7] Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. С. 286-287.<<
[8] Троцкий Л. Д. Преданная революция. С. 71-72.<<
[9] Там же. С. 214.<<
[10] Там же. С. 215.<<
[11] Бюллетень оппозиции. 1936. № 50. С. 5.<<
[12] Раскольников Ф.Ф. О времени и о себе. С. 502.<<
[13*] Такого рода документов дошло до нас чрезвычайно мало. Большинство не только рукописных сочинений, но также писем, дневников уничтожались коммунистами в годы большого террора из-за опасности ареста и обыска. Одним из немногих исключений, помимо переписки Спундэ и Кравченко, являются дневниковые записи С. К. Минина, в годы гражданской войны участника сталинской "царицынской" группировки, а затем одного из лидеров ленинградской оппозиции. Прекратив с 1928 года политическую деятельность из-за тяжёлого заболевания, Минин оказался единственным видным "зиновьевцем", пережившим времена репрессий (он умер в 1962 году). В записях 1932 года Минин писал о "кровавых и позорных событиях", происходящих в стране по вине "сталинской гнилой сволочи", называл Сталина и его окружение палачами и даже выражал надежду на "свержение и, начиная со Сталина, казнь всей его банды". (Они не молчали. М., 1991, С. 439).<<
[14] Ленинский сборник. XXXVIII. М., 1975. С. 419.<<
[15*] Здесь автор, по-видимому, имел в виду создание политотделов в МТС и на транспорте и института парторгов ЦК на крупных предприятиях.<<
[16] Само прошедшее, как оно было... М., 1990. С.237.<<
[17*] Здесь Спундэ исходил из ленинской критики Лассаля и его сторонников, которые проводили "шаткую тактику" приспособления к диктатуре Бисмарка, ведущую к "уклону рабочей партии на бонапартистски-государственно-социалистический путь". (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 23, С. 366).<<
[18] Там же. С. 238-239.<<
[19] Там же. С. 239-240.<<