Позитивные оценки Сталина крупнейшими лидерами буржуазного мира 30-х - 40-х годов (начиная Гитлером и кончая Черчиллем) объяснялись в первую очередь тем, что последние видели в Сталине носителя национально-государственных задач, порвавшего с интернационалистской доктриной марксизма. Такой взгляд усиленно внушался политикам и общественному мнению Запада советской пропагандой, причем роль первой скрипки в этой идеологической кампании играл сам Сталин.
Разумеется, линия на окончательный разрыв со стратегией мировой революции развёртывалась Сталиным постепенно и осторожно. Её открытое провозглашение могло бы вызвать замешательство в зарубежных компартиях и оттолкнуть от них множество коммунистов. Поэтому в 1932 году Сталин опубликовал статью, специально посвящённую опровержению суждений о том, что он отказался от доктрины мировой революции. Эта статья была написана в связи с выходом в США книги американского технического специалиста Т. Кэмпбелла, работавшего в 20-х годах в Советском Союзе. В этой книге, озаглавленной "Россия - рынок или угроза", Кэмпбелл проводил идею о том, что Советский Союз больше не представляет угрозы для мирового капитализма, а является выгодным рынком для сбыта капиталистическими фирмами своих товаров. В подтверждение этого он ссылался на свою беседу со Сталиным, состоявшуюся в январе 1929 года. В этой беседе, как рассказывал Кэмпбелл, Сталин утверждал, что "при Троцком действительно пытались распространить коммунизм во всём мире, что это было первой причиной разрыва между Троцким и им (Сталиным - В. Р.), что Троцкий верил в мировой коммунизм, тогда как он, Сталин, хотел ограничить свою деятельность собственной страной"[1].
В декабре 1932 года Троцкий откликнулся на сообщение Кэмпбелла статьёй, в которой подчёркивал, что эти слова Сталина, подтверждаемые его политикой на дипломатической арене и в Коминтерне, доказывают, что "сталинская фракция будет поворачиваться спиною к международной революции"[2].
Как бы стремясь предвосхитить своим опровержением эти разоблачения Троцкого, Сталин опубликовал в ноябрьском номере журнала "Большевик" статью "Господин Кэмпбелл привирает". Процитировав приведённое выше сообщение Кэмпбелла, он заявил, что оно представляет "бессмысленную нелепицу, переворачивающую факты вверх дном... На самом деле беседа с Кэмпбеллом не имела никакого отношения к вопросу о Троцком и имя Троцкого не упоминалось вовсе во время беседы"[3].
Между тем в 1936 году, когда Сталин почувствовал себя значительно увереннее как внутри страны, так и на международной арене, он фактически повторил версию Кэмпбелла в интервью американскому журналисту Рою Говарду. Отвечая на вопрос последнего: оставил ли Советский Союз "свои планы и намерения произвести мировую революцию?", Сталин заявил, что "таких планов и намерений у нас никогда не было" и приписывание их большевикам является "плодом недоразумения". На это заявление Говард отреагировал вопросом: "Трагическим недоразумением?" Сталин ответил: "Нет, комическим. Или, пожалуй, трагикомическим"[4*][5].
Смысл разрыва Сталина с большевистской традицией в коренном вопросе политической стратегии лучше всего уловили наиболее реакционные силы в лагере империализма и русской эмиграции. В 1935 году газета "Бодрость" - орган одной из групп русских монархо-фашистов, с удовлетворением отмечала, что "Сталин, стремясь удержать в своих руках власть, стал открытым и вполне явным предателем и вредителем марксизма, искусно приспосабливаясь к требованиям нации и жизни. Из лидера компартии Сталин стремится стать народным, национальным вождём. Именно в этом сейчас весь смысл происходящего в России"[6].
Аналогичный взгляд на Сталина как "национального вождя" (в фашистском или во всяком случае имперском смысле) проводился в книге бывшего советского дипломата Дмитриевского, ставшего в начале 30-х годов невозвращенцем и сторонником русского фашизма. В эмиграции Дмитриевский выпустил книгу о Сталине, в которой писал: "Сталин -это человек из стали. Это значит - человек такой же твёрдый и гибкий, как сталь"[7]. Дмитриевский защищал Сталина от Троцкого, который-де "создал карикатурно-уродливый образ Сталина, легший в основу ходячего о нём представления"[8]. Главную заслугу Сталина Дмитриевский усматривал в том, что он расчищает путь для движения страны через национальный коммунизм к реставрации монархии.
Этот максималистский прогноз, пусть и не оправдавшийся в буквальном смысле, тем не менее верно схватывал реальные тенденции перерождения марксистской доктрины интернационализма в национально-государственническую доктрину. Характеризуя социальный смысл этого процесса, Троцкий подчёркивал, что интернационалистские идеи "совершенно не отвечают социальному положению и интересам мощного мелкобуржуазного слоя, который сосредоточил в своих руках постепенно силу и привилегии всех прежних господствующих классов". Ещё в меньшей степени эти идеи отвечают идеологии и психологии самого Сталина, для которого международная политика полностью стоит на службе внутренней. "Внутренняя политика означает для него прежде всего борьбу за самосохранение. Политические проблемы подчинены полицейским. Только в этой области мысль Сталина работает непрерывно и неутомимо"[9].
В середине 30-х годов, когда основные политические цели Сталина сводились к борьбе с оппозиционными силами в партии и мировом коммунистическом движении, он стремился к сохранению status quo на международной арене. Орудиями внешней политики, всецело подчинённой этой цели, служили в его руках Коминтерн и советская дипломатия.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Цит. по: Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 147.<<
[2] Бюллетень оппозиции. 1932. № 32. С. 4.<<
[3] Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 147.<<
[4*] Аналогичные суждения были высказаны Сталиным и в беседе с Г. Уэллсом, состоявшейся в 1935 году.<<
[5] Правда. 1936. 5 марта.<<
[6] Бодрость. 1935. № 41. С. 2.<<
[7] Дмитриевский С. Сталин. Стокгольм, 1931. С. 24-25.<<
[8] Там же. С. 6.<<
[9] Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2. С. 180, 181.<<