XLVI. [Оправдание существования бесполезной армии церковников и бездельников монахов]
Но все эти прочие священники или церковники, все эти аббаты и приоры, все эти каноники и капелланы и в особенности все эти благочестивые и смешные маскарады монахов и монахинь, столь разношерстных и многочисленных в римской галликанской церкви, на что они нужны, какую они приносят пользу? Никакой. Какую услугу оказывают они обществу? Никакой. Какие обязанности несут они в приходах? Никаких. А между тем все они лучше всех обеспечены доходами и всеми благами жизни. Они имеют самые лучшие помещения, самую лучшую обстановку, самые лучшие одежды, самую лучшую обувь, самую лучшую пищу и менее других подвергаются вредным и неприятным действиям непогоды и климата; они не бывают, как все другие, утомлены работой, не знают невзгод и бедствий жизни, не разделяют с людьми их трудов и бичам, от которых страдают люди, не подвергаются[1]. Если они иногда испытывают болезни или недуги, то встречают такую быструю и заботливую помощь и предупреждение всех своих нужд, что даже недуг почти не успевает дать себя почувствовать. А у монахов особенно обращает на себя внимание следующее: хотя они дают обет бедности, отречения от мира, от всей его пышности и суеты, хотя они дают зарок проводить жизнь в умерщвлении плоти и духа и в неустанных подвигах покаяния, однако в действительности они только и думают о том, чтобы жить в свое удовольствие в свете, обладать богатствами и всеми благами и пользоваться для своей услады всеми удобствами жизни. Поэтому их монастыри имеют вид господских усадеб или царских дворцов, их сады имеют вид земного рая, где собраны все виды цветов и все виды плодов, приятных на вид и на вкус, их кухни всегда обильно снабжены всем, что может доставить удовлетворение их аппетиту как мясом, так и рыбой, смотря по обстоятельствам и времени года или в зависимости от устава их ордена. У них повсюду обширные фермы, которые приносят им большие доходы без малейшего труда с их стороны. Они получают с большинства приходов богатую десятину и часто пользуются сеньориальными правами, так что собирают обильную жатву, ничего не посеяв, собирают ее без усилий и труда с своей стороны. Это дает им возможность сильно богатеть, ничего не делая, жить в свое удовольствие, в приятной благочестивой праздности.
Один орден святого Бенедикта, — говорит Тритем, — знаменитый монах этого ордена, владеет de jure третьей частью всего достояния христианского мира, и если он не владеет ею в действительности, то только потому, что его обокрали; в настоящее время этот орден, по словам епископа дю-Беллей, так беден, что, по самому скромному подсчету, у него не менее ста миллионов золотом дохода или годовой ренты. Его аббаты, смирение которых так часто и с таким подъемом, в таком возвышенном стиле хвалит Бернард, первоначально хотели, по словам дю-Беллей иметь все епископские отличия и выступать, как епископы, в сандалиях, перчатках, хитонах, в митре и с посохом, а потом, не довольствуясь изъятием их из юрисдикции белого духовенства, т. е. епископов, они захотели иметь в различных местах свои епископальные суды, не только над братьями из своего ордена, но и над церковниками из белого духовенства, иметь также в синодах главных викариев, фискалов, судилища, одним словом, все то, что принадлежит к епископской власти. Почти во всех епархиях, — продолжает он, — они создали церковь против церкви, сан против сана, авторитет против авторитета, суд против, суда, богатство против богатства и уничтожили весь блеск и все могущество епископского сана. Немногие соборы, — говорит он далее, — не имеют у себя под носом обителей ордена св. Бенедикта, которые во всем становятся им поперек дороги и даже намного превосходят их своим блеском. В городе, где епископ имеет всего шесть тысяч экю дохода, доход монастыря равняется ста тысячам экю, иная обитель имеет пятьдесят тысяч экю дохода в городе, где епископ не имеет двух тысяч ливров дохода. Богатство этого ордена, — говорит автор, — бездонное и безбрежное море. В большинстве епископских городов имеется в каждом бенедиктинское аббатство, великолепие, власть и богатство этих аббатств всецело затмевают собой местного епископа. Примерами, — говорит автор, — могут служить аббатства Фрескан, Жюмьеж, Ле-Бек, Сентуэн в Руанской епархии. Они намного превосходят богатства епископа св. Ремигия в Реймсе, Сен-Льевен в Бовэ, Сент-Этьен в Каэне, Сент-Сервен в Тулузе, Сен-Мартен в Туре, Сен-Венсэн в Мане, Сен-Мартэн в Кэсе, Сен-Мишель подле Авранша; а сколько еще других примеров, — их можно было бы назвать сотню — подтверждают эту истину! Епископство Парижское, самое многолюдное в Европе и, быть может, во всем мире, не давало и десяти тысяч ливров дохода, пока монсеньер кардинал де-Гонди не увеличил его доходы больше чем впятеро; а между тем оно имело перед собой аббатство Сен-Дени, аббатство Сен-Жермэн-де-Пре и даже приорство Сен-Мартен-де-Шан, один из филиалов аббатства Клюни. Из них последние два аббатства помимо всех отличий епископской юрисдикции и функций епископской власти имели в тридцать раз больше доходов, чем епископ, приорство имело тоже в тридцать раз больше. Бенедиктинцы без сомнения правы, — иронически восклицает епископ дю-Беллей, — низлагая к ногам основателя своего ордена митры и посохи епископов, чтобы показать, что они третируют епископов, как мальчишек. Имеются сведения, что в этом ордене не менее 15 тысяч мужских аббатств, причем все аббаты имеют посохи и митры, и 15 тысяч аббатств женских, аббатисы которых носят посох, а некоторые даже имеют епископскую власть и юрисдикцию с духовными судьями, генеральными викариями, промоторами, трибуналами и синодами, право суда над священниками и белым духовенством. Кроме того имеется еще 14 тысяч приорств, настоятели которых носят посох. Все это лежит у ног досточтимого св. Бенедикта и увенчивает голову благословенных братьев бенедиктинцев.
Одно аббатство в Монте-Кассини, представляющее собой как бы главу всего бенедиктинского ордена, по сообщению монаха этого ордена Стиллатия, простирает свое владычество на пять епископских городов, которые умножают доходы этого аббатства, 4 герцогства, 2 княжества, 24 графства и много тысяч селений, ферм, участков, мельниц, рент; ему принадлежит право на постоянное управление Кампанией, Terra arata и двумя провинциями Неаполитанского королевства. Отсюда можно заключить, что ни один государь в Италии не имеет столько доходов, сколько одно это аббатство, не считая 30 000 других аббатств того же ордена, из которых каждое владеет весьма значительными рентами и доходами. В этом смысле тоже можно положить под ноги досточтимому св. Бенедикту короны герцогов, князей, маркизов, графов вместе с тиарами, митрами и посохами епископов. Тритем пишет, что Плацид, бенедиктинский монах, будучи послан в Сицилию для распространения там своего ордена, имел такой успех и приобрел такие богатства от моря до моря, что еще до своей смерти приобрел для своего ордена большую часть острова, больше половины, так что король Сицилии был только мелким пайщиком ученика св. Бенедикта.
Кто будет удивляться после этого, — говорит его преосвященство дю-Беллей, — если благословенная братия, монахи-бенедиктинцы, кладет царские короны и скипетры с митрами и посохами к ногам своего возлюбленного отца?
Все прочие монастыри других различных орденов тоже имеют большие имения и доходы, так что о всех можно сказать, что они представляют собой хранилища всех благ, всяческого изобилия и всех богатств. Каким образом они могут согласовать свои мнимые обеты бедности и умерщвления плоти с обладанием и наслаждением столькими богатствами?
Какой-нибудь бенедиктинский монашек имеет на выбор 15 тысяч монастырей, как говорит Тритем, или 57 тысяч, как говорит Фалленгий (оба они — монахи этого ордена); эти монастыри большей частью построены, как княжеские дворцы; спрашивается, может ли этот бенедиктинский монашек выдавать себя или считать себя за бедняка?
Жить в одном из этих монастырей с 50 — 80 или 100 тысячами экю годового дохода, а в случае нужды — в монастыре Монте-Кассини, имеющем около двух миллионов золотом годового дохода на содержание ста или ста двадцати келий монахов, — разве это называется быть бедным? Разве это значит сокрушаться? Разве обладать и наслаждаться столькими благами и жить среди разливанного моря всяких богатств — значит соблюдать обет бедности? Нечего сказать, бедняки, способные возбуждать к себе жалость! Какое злоупотребление и лицемерие! Давать обеты, чтобы так плохо соблюдать их! Какое злоупотребление, какое безумие терпеть и одобрять такие порядки! Какое злоупотребление и какое безумие давать и оставлять столько богатств людям, которые делают своей профессией отречение от мира и должны были бы жить в бедности и в суровых упражнениях покаяния! Какое безумие и злоупотребление давать и оставлять столько благ и богатств людям, которые ничего путного не делают и совершенно бесполезны для света! Какое безумие и какая несправедливость позволять стольким бездельникам жить на таких жирных хлебах за счет труда других и быть такой бесполезной обузой для общества! Хотя они владеют очень большими имениями и богатствами, нельзя не сказать, что они живут чужим трудом и являются обузой для общества, потому что они не эксплоатируют лично свои имения и в действительности получают все средства к существованию и все свои богатства только от общества, и от чужого труда. Вопиющая несправедливость отдавать таким образом бездельникам, людям праздным и бесполезным то пропитание, которое должны были бы получать только добросовестные труженики! Вопиющая несправедливость вырывать из рук последних то, что они зарабатывают, производя в поте лица своего, и отдавать все это массе бесполезных монахов!
[1] Пс. 72.