Если бы действительно существовало какое-нибудь божество, или существо бесконечно совершенное, которое желало бы внушить к себе людям благоговение и любовь, то для этого предполагаемого бесконечно совершенного существа было бы разумно и справедливо и даже обязательно дать себя познать явно или по крайней мере в достаточной степени всем тем, от кого оно желает любви, поклонения и культа. Точно так же было бы разумно, справедливо и обязательно со стороны этого бесконечно совершенного существа показать им свои намерения и свою волю воочию или по крайней мере в достаточной степени. Ибо со стороны всякого существа, одаренного разумом и разумением, было бы смешно желать внушить к себе любовь и в то же время не давать познать себя в достаточной мере. Точно так же было бы смешно и совершенно несправедливо со стороны хозяина или сеньора желать повиновения и службы себе и не давать понять свои намерения и свою волю. Если бы нашелся такой хозяин или господин, способный требовать подобное от своих служителей или подданных и не открывать им в достаточной мере ни себя, ни своих намерений и желаний, то его несомненно сочли бы за сумасшедшего и безумца. Если бы этот хозяин или господин дошел до такой степени безумия, что захотел бы наказать или велел строго наказать кого-нибудь из своих слуг или подвластных за неисполнение своем воли, которую он не дал им знать с достаточной ясностью, то он прослыл бы за самого несправедливого, самого грубого и самого жестокого тирана в свете. Довольно трудно вообразить себе, что кто-либо из людей мог бы когда-либо дойти до такого крайнего предела безумия или бесчеловечности и решиться на подобное. А тем более недостойно думать, что бог, или существо бесконечно совершенное, способен так поступать. А раз так, то с очевидностью следует, что если бы, как я сказал, какое-либо божество, или существо бесконечно совершенное, захотело внушить людям к себе любовь и поклонение, то разум, справедливость и даже долг требовали бы от этого бесконечно совершенного существа дать себя хотя бы в достаточной степени познать людям, дать им в достаточной степени понять свои намерении и желания. Все эти положения ясны, как день.
А между тем ясно, что это предполагаемое божество не дает себя в достаточной мере познать людям и не дает им также в достаточной мере познать свои намерения и желания. Если бы оно в достаточной мере давало им познать себя, то несомненно никто не мог бы не знать его, никто не мог бы отрицать его, никто не мог бы подвергать сомнению его существование, не было бы стольких споров среди людей по поводу его мнимого бытия. А между тем столько людей совсем не знают его, отрицают его, подвергают сомнению его существование, столько людей хотят познать его и не могут, столько наконец людей приписывают его божественность смертным людям или грязным дрянным животным, или неодушевленным предметам, или немым истуканам, неспособным ни двигаться, ни чувствовать; и даже те, кто воображает, что божество существует, верят в него, не видя его и не зная его. Все это ясно доказывает, что божество отнюдь не дает познать себя людям. Точно так же это мнимое божество не дает им в достаточной мере понять свои намерения; ведь если бы оно давало их достаточно понять, то все люди в точности знали бы, чтo они должны делать, чтобы угодить ему; они все одинаково веровали бы в одни и те же истины и имели бы один и тот же культ, между ними не было бы столько споров и столько разногласий, какие наблюдаются у них по поводу предписаний, тайн и обрядов их мнимо святых и божественных религий. Им не для чего было бы ненавидеть и преследовать друг друга огнем и мечом, как они это делают повседневно для поддержания и защиты стольких ложных мнений, противоречащих одно другому.
А между тем вот уже несколько тысячелетий наблюдается, что люди не могут согласиться на одном веровании по главным пунктам своей религии, на установлении единообразного культа, напротив, не перестают ненавидеть и жестоко преследовать друг друга во имя тайн, учений и обрядов своих якобы божественных религий. Они даже думают, что таким образом оказывают своим богам самую великую службу. Все это является ясным доказательством, что нет божества, которое действительно и в достаточной мере давало бы понять людям свои намерения и желания. Ибо если бы существовало божество, способное действительно дать понять им свои желания, то невероятно, чтобы оно пожелало вечно оставлять людей в таком жалком и несчастном состоянии неведения и заблуждения относительно своих желаний. Ведь люди заявляют, что ратуют за его честь и славу. Они полагают, что поступают хорошо, следуя и защищая уставы и обряды своей религии и рискуя при этом своим достоянием и своей жизнью.
Представим себе следующий пример: народы, ревнующие о славе и верной службе своему государю, впали между собой в разногласия и распрю по поводу толкования воли своего государя и исполнения его приказаний, причем одни говорят: царь приказывает и хочет того-то, а другие говорят: нет, он хочет совсем не то, и не то он разумеет. Представим себе, что из-за этих разногласий народы возьмутся за оружие друг против друга и будут воевать, убивать друг друга, резать и жечь друг друга под предлогом соблюдения интересов своего государя и точного исполнения его повелений. Спрашивается — что предпринял бы царь или государь при подобных обстоятельствах? Если это добрый и умный государь, то, как только он узнал бы о таком расколе среди своих народов и о вызвавшем его поводе, он конечно, не медля ни минуты, ясно истолковал бы свои повеления и ясно дал бы понять свои намерения и свои желания. Этим он тотчас же прекратил бы всю смуту и все распри и в миг восстановил бы мир и доброе согласие среди своих подданных. Но если государь — полоумный, насмешник, злодей, находящий удовольствие в том, что люди дерутся и рвут друг друга на части из-за любви к нему, то он предоставит им делать, что хотят, не скажет им ни слова и даже не возьмет на себя труда объявить им или распорядиться об объявлении им, какова его подлинная воля.
К несчастью все люди находятся в положении, подобном положению этих народов. Они расходятся и спорят друг с другом относительно законов и повелений своего бога; все они объявляют, что поклоняются и служат истинному богу, все они утверждают даже, что почитают его и служат ему согласно его истинным намерениям и согласно его истинным желаниям. Одни говорят, что он хочет, чтобы ему поклонялись, и служили именно таким образом; другие говорят, что он хочет, чтобы его почитали другим образом; третьи упорно утверждают, что те и другие ошибаются и что он желает совершенно другого поклонения и служения, иные держатся каких-то еще других мнений. Одним словом, все люди поделены на тысячу и, быть может, даже более тысячи толков относительно законов и обрядов своей религии. Даже исповедующие одну религию не всегда и по всем главным вопросам своего верования соглашаются друг с другом. Это порождает среди них забавное множество различных толков. И вот уже несколько тысячелетий воюют друг с другом, преследуют одни других огнем и мечом во имя любви к своему богу, ради его славы и под благовидным предлогом благочестивого соблюдения его законов и повелений. А между тем не видно бога, который прекратил бы эти пагубные расколы, эти ужасные смуты и почел бы своим долгом водворить мир среди людей, открывшись им и ясно объявив свои намерения и желания; он это мог бы сделать очень легко, если, правда, как говорят наши богопоклонники, что существует божество, которое хочет, чтобы люди благочестиво служили и поклонялись ему.
Какое же можно вывести заключение из молчания этого предполагаемого божества в столь критических обстоятельствах? Только следующее: в действительности не существует никакого божества, или же если оно существует, то оно относится с презрением к поклонению людей, смеется над ними и предпочитает поддерживать среди них распри и смуты, нежели дать им действительное добро. Я не вижу никаких признаков существования подобного божества. Итак остается заключить и сказать, что в действительности его нет. Этот вывод с очевидностью вытекает из всех оснований, которые я привел выше и еще приведу в дальнейшем.
Наши богопоклонники обыкновенно отвечают на это, что их бог достаточно ясно открыл себя через посредство своих удивительных творений. Небеса и земля, говорят они, ясно показывают величие, славу, могущество, благость и бесконечную мудрость своего создателя, который есть не кто иной, как всемогущий бог, всеблагий и премудрый. Поэтому их князь верующих, св. Павел[1], говорит, что бог явил очам людей свое величие, поскольку оно может познаваться путем раскрытия и созерцания вещей, созданных им при сотворении мира; бог сделал таким образом видимым для них то, что в нем невидимо, т. е. свое вечное могущество и самое свою божественность. Поэтому, — говорит Павел, — люди не имеют оправдания, если, познав таким путем существование бога, не прославляют его и не воздают ему благодарности за его благодеяния. Относительно воли божьей они тоже утверждают, что бог ясно открыл ее людям в своих законах и заповедях, которые он установил и повелел соблюдать через своих вернейших слуг, а именно ангелов и пророков, многократно посылавшихся им для наставления их в своих божественных произволениях. Поэтому этот князь верующих, св. Павел, говорит, что в прошедшие времена бог открылся людям, говоря к ним многообразно через своих пророков, и что наконец в последние времена он говорил к ним через своего возлюбленного сына[2]. Этого сына он нарек и поставил наследником всех своих благ и через него создал даже века, причем он (сын) является сиянием славы его (отца) и живым отпечатком его личности; он, — говорит Павел, — поддерживая все своим всемогущим словом и совершив собою очищение грехов, воссел одесную верховного величества божия на небе: этот мнимый сын божий, говоря о себе народу, заявил[3], что он послан богом, своим отцом, и что чудесные дела его среди них свидетельствуют, что он действительно послан от бога, своего отца[4]. Поэтому, — прибавляет он (Иоанн), — если бы он к ним не пришел и не сотворил среди них чудесных дел, они не имели бы греха, и было бы извинительно с их стороны не верить в него[5]. Но раз он являлся среди них, как он это сделал, и раз он сотворил столько чудес, как он это сделал, то у них нет более оправдания не верить в него и не делать того, что он им наказывал. Есть еще много других подобных свидетельств, перечислять которые было бы слишком долго. Но легко опровергнуть этот ответ и показать пустоту и ложность всех мнимых свидетельств божественности.
Ибо что касается мнимой известности воли бога, которая, по утверждению наших суеверных богопоклонников, якобы достаточно ясно известна нам через законы, им установленные, и заповеди, которые он приказывает соблюдать людям, то это чистый обман воображения. Положа руку на сердце, какие законы и заповеди можно ясно и в достаточной мере признать исходящими от бога? Не законы ли язычников, которые признают и почитают разного рода богов, отвергаемых всеми теми, кто признает только одного бога? Не законы ли евреев? Последние почитали только одного бога, но их законы и установления соблюдались только в малом уголке земли и притом народом, на который всегда смотрели как на самый ничтожный, самый презренный и самый жалкий народ во всем мире? Или, может быть, это законы христиан, которые заимствуют свой источник и начало от законов только-что упомянутого мною ничтожного и презренного народа и осуждают теперь законы евреев и язычников, хотя христианская религия сама не что иное, как забавное смешение еврейства и язычества? Или, может быть, это законы магометан, которые христиане считают делом шарлатана или лжепророка? Или, может быть, это законы Индии, Китая и Японии, которые совсем неизвестны у нас? Или это другие подобные законы и уставы, о которых мы, быть может, никогда и не слыхали? Нет, уж если ясно или в достаточной мере люди признают, что те или иные из этих различных законов и религий действительно исходят от бога, то почему они не придут относительно их к мирному соглашению? Почему им всем не признать добровольно этот якобы божественный закон, если он им в достаточной мере известен? Почему они не следуют ему, не соблюдают его все с общего согласия, почему не перестают упорствовать без нужды в заблуждениях и спорить друг с другом из-за этих различных законов, не перестают так жестоко преследовать друг друга из-за них? Несомненно благоразумие должно было бы заставить их пойти по этому пути, если бы та или другая из всех этих различных религий ясно или в достаточной мере была признана исходящей от бога.
Но мы видим, что люди никогда не могли сойтись на признании одной религии и что даже в одной и той же религии всегда имеется несколько различных сект, которые порицают и осуждают одна другую, причем приверженцы различных сект преследуют друг друга огнем и мечом из-за различия и противоречия во мнениях и взглядах на различные законы, на истолкование этих якобы божественных законов. Все это ясно доказывает, что воля и намерения их бога вовсе неизвестны им ясно или в достаточной мере. Если бы они были им ясно или достаточно известны, то людям легко было бы согласиться между собой, и им, как я сказал, незачем было бы с таким жаром спорить и преследовать друг друга, как они это с ожесточением делают теперь. А если законы и воля их бога в недостаточной мере известны им, то это ясно доказывает, что этот бог не дал им познать их в достаточной мере, а это ясно доказывает, что не существует божества, которое желает поклонения от людей; ибо, как я сказал, противно благости, мудрости и справедливости бесконечно совершенного бога желать, чтобы любили его, поклонялись и служили ему тем или иным образом, и в то же время не давать ясно или в достаточной мере познать людям его намерения, законы и волю.
[1] Римл., 1:20.
[2] Евр., 1:1, 2.
[3] Иоа., 4:34.
[4] Иоа., 8:42.
[5] Там же, 16:22.
LXXVIII. [Много есть ложных пророков и ложных чудес]