LXXVIII. [Много есть ложных пророков и ложных чудес]
Итак, возвращаюсь к своей теме. Я говорю, что далек от мысли умалять красоту, великолепие и удивительный порядок, которые наблюдаются во всех явлениях природы. Я желал бы скорее еще более возвеличить их, если бы мог вызвать к ним удивление, которого они заслуживают, потому что и сам я, быть может, удивляюсь им не менее, чем кто-либо из наших богопоклонников. Я дивлюсь им, говорю я, как произведениям природы, а не как творению всемогущего бога. С этой последней точки зрения я не стал бы им ни на минуту удивляться, потому что при всей удивительности их самих-по-себе я не нахожу их достаточно совершенными для того, чтобы быть творением всемогущего бога, бесконечно благого и бесконечно мудрого, ввиду недостатков, несовершенства и даже пороков, которые явно имеются у большинства вещей, и ввиду несчастных случаев, которым они подвержены.
Пусть наши богопоклонники возвеличивают и превозносят, сколько им вздумается, красоту, великолепие, порядок и мастерство, наблюдаемые во всех видимых вещах этого мира, я ничего не имею против этого, но нужно также, чтобы они признали и сознались, с другой стороны, что это вещи очень хрупкие и полные недостатков и что все, одаренное жизнью, подвержено множеству страданий и несчастий. Поэтому я говорю, что все самое прекрасное и удивительное в природе не доказывает так ярко существование всемогущего и бесконечно благого бога, как малейшее зло доказывает, что его не существует. Очевидным основанием этого служит, как я уже сказал, то, что все самое прекрасное и изумительное в природе может происходить по законам самой природы и ее силами, а с другой стороны, невероятно, что в каком-либо творении мог быть какой-либо порок или недостаток или чтобы оно страдало от какого-либо зла, если бы оно вышло, как говорят наши богопоклонники, из рук всемогущего бога, бесконечно благого и бесконечно мудрого. Таким образом смерть, болезни, недуги и немощи, а тем паче пороки и злодеяния и вообще все, что вызывает пороки, недостатки или несчастия в каком-либо создании, доказывают, что нет божества, способного предупредить все это зло. Если бы даже не было другого зла кроме того, которое терпишь от мух, пауков или земляных червей, которых ничего не стоит раздавить, то и этого было бы достаточно, чтобы доказать, что они вовсе не являются творениями бога всемогущего, бесконечно благого, бесконечно мудрого. Ведь если бы они были его творениями, то он несомненно радел бы об их сохранении и предохранил бы их несомненно от всякого зла. Мыслимо ли, что ему доставило удовольствие создать этих ничтожных животных, чтобы видеть их страдания и позволить топтать их ногами? Это недостойно всемогущества и бесконечной благости бога, который мог предохранить их от всякого зла и доставить им все блага соответственно их природе. Римский император Домициан среди прочих своих пороков развлекался тем, что прокалывал мух острой шпилькой и хвалился своей ловкостью. Этого императора вполне справедливо порицали за такое пустое и смешное времяпрепровождение, в котором можно было также видеть признак злого и жестокого характера. Но можно ли сказать или подумать только, что подобное удовольствие к лицу верховному величию, всемогуществу и верховной благости и что он сотворил мух, пауков и земляных червей с целью видеть их страдание и позволять топтать их ногами? Конечно нет, это всецело шло бы вразрез с высшим совершенством бога, который легко мог сделать все свои создания счастливыми и совершенными, каждое сообразно его природе и его породе. Нельзя думать, что он хоть одно из них нарочно создал несчастным; в действительности не было бы ни одного неудачного или несчастного создания по своей природе, если бы созданием их занялся бог всемогущий, преблагий и премудрый.
Это я могу подтвердить положением князя верующих св. Августина, который определенно говорит, что под властью правосудного и всемогущего бога ни одно создание не может быть несчастным, если оно не заслужило этого. Это также основное положение всей римской церкви, которая говорит в одном из своих общественных молитвословий для народа, что ей не повредит никакое несчастие, если никакая не водворится неправда (за обедней в первую пятницу великого поста). Прибавлю к этому, что под властью правосудного и всемогущего бога ни одно создание никогда не могло бы заслужить того, чтоб быть несчастным, потому что те же благость, мудрость и всемогущество бога, который их создал цельными и совершенными, каждое в своем роде, позаботились бы также о том, чтобы навсегда сохранить их в этом состоянии совершенства, и не допустили бы, чтобы они когда-либо заслужили быть несчастными. И если при предположении бытия преблагого и премудрого бога ни одно создание не может быть несчастным, не заслужив этого, то можно определенно и решительно утверждать, что под сенью справедливого и всемогущего бога ни одно создание не было бы несчастным. В самом деле, при таком предположении ни одно создание не могло бы никогда сделать ничего такого, чем оно могло бы заслужить несчастье, поскольку сам бог, позаботившийся о целостности и совершенстве всех тварей, позаботился бы также и об их полном сохранении. Итак если всемогущий, преблагий и бесконечно совершенный бог когда-либо создал людей, как утверждают наши христопоклонники, в состоянии совершенства телесного и душевного, если он создал их, как утверждают, в состоянии невинности и святости, чтобы сделать их навсегда счастливыми на земле или на небе, то он никогда не оставил бы их без помощи своего божественного провидения и без своего божественного покровительства, никогда не допустил бы, чтобы они впали в какой-либо порок или грех. Ибо всемогущий, преблагий и премудрый бог никогда не покинул бы тех, кого он так совершенно возлюбил и так особливо удостоил своих милостей и своей дружбы, о чем вещают наши христопоклонники в одном из своих публичных молитвословий: «Он никогда не лишал своего руководства тех, которых приобщил к своей дружбе и любви» (Моление господу на 8-й неделе после пятидесятницы). Следовательно ни люди, ни какие-либо другие создания никогда не могли бы быть несчастными под руководством и наставлением их бога, всемогущего, бесконечно благого и бесконечно мудрого.
Это я могу подтвердить также свидетельством самого якобы священного писания наших христопоклонников, в котором определенно сказано, что их бог заключил первый союз с людьми, с животными полей, с птицами небесными и с пресмыкающимися на земле, т. е. со всеми живыми тварями. В этом воображаемом союзе он обещает положить коней всем их бедствиям и тягостям и дать им жить в приятном покое и в невозмутимом благополучии[1]. Я с ними заключу в тот день союз: с зверем полевым, с птицей небесной и с пресмыкающимися земли, и лук и меч и войну я сотру с лица земли и дам им спать со спокойной уверенностью.
Поэтому в том же писании сказано, что бог снимет всякую неправду со своего народа и пошлет справедливость царить вечно на земле[2](80), что ни одна тварь не будет вредить другой, что дети будут играть с хищными зверьми, что волк с ягненком, лев с волом и змея с гусенком будут мирно жить вместе и мирно пастись друг подле друга. В том же писании говорится[3], что не будет более неправды и что все люди будут спасены, праведны. В упомянутых мнимо святых книгах сказано также, что дикие звери восславят господа и воздадут ему поклонение[4] (прославят меня зверь полевой, драконы и страусы). Согласно с этим в другом месте в том же писанин говорится, что бог будет тогда видимо пребывать с людьми, отрет слезы с их очей и не будет более смерти, не будет более стона, плача и страданий, потому что все зло минует и бог сделает все вещи новыми как ради своей славы, так ради блага своих созданий[5].
Итак, согласно всем этим свидетельствам, ясно и очевидно, что под властью и сенью всемогущего и преблагого и справедливого бога не должно быть никакого зла и что ни одно создание не должно быть при этом несчастным, порочным или с какими-либо недостатками, потому что все создания вышли бы непосредственно из всемогущих рук всесовершенного бога, создавшего их и не желавшего сотворить что-либо дурное или носящее в себе недостатки. Но особенно подчеркнем по поводу вышеприведенных свидетельств из якобы священного писания наших христопоклонников следующее. Там сказано, что бог все вещи сделает заново, что он приведет их в лучшее состояние, снимет с них все, что в них теперь порочно и плохо, изгонит даже смерть, страдания и все, что способно вредить его созданиям или причинять им зло. Но ведь это значит признать, что вещи должны были бы быть лучше созданы или же с самого начала приведены в лучший порядок, что они, значит, были недостаточно хорошо созданы и недостаточно приведены в порядок. Ведь, если бы они с самого начала были достаточно хорошо созданы и приведены в достаточный порядок, они конечно не нуждались бы в этом мнимом и чудесном изменении, о котором говорят вышеупомянутые пророки: и наши христопоклонники обманывают сами себя, тщетно надеясь на это, ибо всемогущий бог, бесконечно благой и бесконечно мудрый, с самого начала привел бы все вещи в состояние полного совершенства и в тот полный и образцовый порядок, в котором они должны быть. Ведь нельзя думать, что бесконечно совершенное существо могло быть более мудрым, более искусным и более дальновидным в одно время, нежели в другое, или что оно в лучшем виде создало бы вещи при вторичном создании, нежели при первом.
Итак признают, что видимые вещи этого мира нуждаются в улучшении и перемене, что они полны пороков и недостатков, что живая тварь несчастна под гнетом неизбежной смерти и страданий, болезней и всех прочих зол в жизни, и льстят себя надеждой, хотя и тщетной, что когда-нибудь все будет в состоянии великого счастья и совершенства, при котором все будет избавлено от всяких пороков, недостатков и несовершенств и свободно от всяких страданий и печали; а если признают это, то необходимо признать также, что эти вещи с самого начала не были созданы всемогущей рукой бесконечно совершенного бога, который непременно привел бы их с самого начала в то состояние совершенства, которое им подобает, и непременно сохранил бы их раз-навсегда в том состоянии, в каком он их создал.
Но никогда не видно было и не видно и теперь, чтобы какое-либо божество сочло своим долгом исполнить столь прекрасное обещание и выполнить это благотворное преобразование или исправление видимых вещей мира; вот уже несколько тысячелетий прошло с тех пор, как дано было это прекрасное и мнимое обещание, и давно пора ему исполниться, — это тоже ясное доказательство, что обещание его исходит не от божества, как уверяют наши христопоклонники, а лишь от нескольких шарлатанов, которые морочат людей и в своем безрассудстве и дерзости говорят и обещают им якобы от имени всемогущего бога. Или же это исходит от некоторых безумных визионеров и фанатиков, принимающих игру своего воображения, свои сновидения и грезы за божественное откровение. Отсюда я вывожу, что в видимых вещах этого мира безусловно не было бы никакого порока и недостатка и что всякая живая тварь никогда не терпела бы такого зла и страдания, если бы все было сотворено и приведено в порядок всемогущей рукой всесовершенного бога. А так как очевидно, что видимые вещи этого мира полны пороков и недостатков и те из них, которые одарены жизнью, находятся в несчастной необходимости умирать и терпеть разные болезни, страдания и бедствия и в заключение подвергаться мучительной смерти, то это явно доказывает, что они не созданы такими всемогущей рукой всесовершенного бога. Следовательно я был прав, что все самое прекрасное и самое изумительное в этом мире не свидетельствует в пользу бытия всемогущего бога, как свидетельствует против него малейшее существующее зло. В конце-концов случай, как известно, может иногда дать нечто хорошее и совершенное; он может, как известно, иногда создать нечто прекрасное и доброе, но бог, всемогущий, бесконечно совершенный, никогда не может терпеть никакого зла, никакого изъяна.
Наши христопоклонники пытаются парировать это доказательство, заявляя, что не в этом мире, не теперь бог намерен исполнить свое обещание относительно всеобщего исправления всех своих созданий; они заявляют, что только в конце века и на небесах он счастливо исполнит все свои божественные обетования, причем только в отношении тех, кто верно служил ему в этой жизни. Уж не стану говорить о том, что такое толкование явно противоречит истинному смыслу вышеупомянутого писания, говорящего ясно и определенно, что обещания эти должны исполниться в этом мире и что исполнение это не замедлит притти; это легко видеть из чтения книг, говорящих об этом. Я утверждаю, что переносить таким образом обещания бога в воображаемую жизнь, во время, которое никогда не наступит, и в место, куда никто не может отправиться для справок и откуда никто не может принести сведений, значит просто издеваться. Заблуждение, смешной самообман переносить на такое время и на такую жизнь исполнение определенных обещаний бога, если они действительно исходят от бога! Какой лгун, какой шарлатан, издевающийся над людьми, не мог бы сказать того же в свою пользу! Какой шарлатан не мог бы дать подобные же обещания? Конечно всякий из них мог бы наговорить и наобещать не меньше; этого достаточно, чтобы воочию видеть всю пустоту упомянутых обещаний, несуразность тех, кто дает им такое вздорное толкование, и глупости тех, кто так тщетно возлагает на них свои надежды. Все это с очевидностью показывает, что не существует никакого божества и что все, что говорится о нем, есть лишь ложь, самообман и шарлатанство. Итак вместо того, чтобы говорить, что невидимое существование бога ясно познается из видимых вещей этого мира, как хотят того богопоклонники, следует, напротив, сказать, что эти видимые вещи ясно показывают, что его не существует, потому что они не могли бы быть так полны пороков и недостатков и так плохо согласованы, если бы действительно были делом рук всемогущего и бесконечно благого бога.
Это подтверждается также с полной ясностью общим отсутствием провидения, наблюдаемым явно во всем, что зависит от случайности. Ведь очевидно, что вовсе не совершенный разум всем руководит и управляет, потому что мы видим повседневно, что все всюду складывается и протекает без всякой видимой разумности, без правильности, без различия добра или зла и без учета заслуг, справедливости и естественной правды.
Да, это мы видим повседневно. Никто не может отрицать этого, и нельзя даже отрицать, что это является весьма великим поводом к соблазну для людей, которые повседневно под этим предлогом становятся еще более порочными и злыми. Об этом свидетельствуют и мнимо святые книги наших христопоклонников, где определенно выражена эта истина. Всему и всем одно, — говорит автор одной из этих мнимо святых книг, — одна участь праведнику и неправедному, доброму и нечестивому, тому, кто приносит жертвы, и тому, кто не желает приносить их. В каком положении благочестивый, — говорит он, — в таком и грешник; клянущийся и боящийся клятвы; это и худо во всем, — продолжает он, — что одна участь всем; ибо это преисполняет сердце человеческое злом и безумием. И обратился я, — говорит он далее, — и видел под небом, что награды на ристалищах получают не те, кто проворнее в беге, и победа не у них, богатство не для тех, кто мудрее других, влияние и почет не для тех, кто ученее других, все зависит от времени и случая[6]. Если бы разумное и всесовершенное существо взяло на себя руководство и управление естественными вещами и делами человеческими, оно не предоставило бы их воле случая, как это имеет место теперь, а устроило бы их согласно справедливости и мудрости. А так как не видно никакой справедливости и мудрости, никакого правосудия и руководительства этими явлениями, так как все они совершаются лишь случайно, то это есть верное и очевидное доказательство, что ими отнюдь не руководит совершенный разум.
Но скажут, пожалуй, что все эти действия, которые приписываются случаю и считаются зависящими лишь от случая, на самом деле являются действием божественного провидения, которое управляет самим случаем и которое заставляет падать жребий так, как угодно провидению. Но это ни на чем не основано. Ибо случай не следует никакому правилу и всегда слепо идет своим путем, не разбирая ни причины, ни следствий и не делая никакого различия во времени, месте и лицах; поэтому он не нуждается в руководстве высшим разумом, чтобы слепо итти на-авось. Доказательством того, что он не нуждается в этом воображаемом руководстве, служит то, что он продолжал бы итти своим ходом, даже если и предположить, что им не руководит разумная сила. Кроме того мы оскорбляем высший разум, если утверждаем, что он столь дурно руководит своими творениями, что в этом руководстве не замечается никакой предусмотрительности, мудрости и справедливости. Итак нельзя сказать, что вещи, которые совершаются случайно, находятся под руководством высшей разумной силы. Как можно говорить, что они находятся под руководством высшей разумной силы, раз не видно даже, чтобы вещи, наиболее урегулированные, наиболее постоянные в своих движениях и действиях, находились под руководством подобного начала? Нет, разумеется, этого не видно, но видно, напротив, что они слепо следуют обычному ходу, не зная, куда они направляются и что они творят. Так например естественно и постоянно следует вода по той отлогости, на которой она находится; она слепо следует своему течению и увлажняет все, что встречает на своем пути. Точно так же пламя всегда стремится вверх; оно слепо сжигает все, что встречает на своем пути горючего. Так солнце и звезды следуют постоянно и правильно своему обычному течению: они вслепую сияют и освещают весь мир своим светом. Так все животные и растения естественно в известные сроки и времена года дают свой приплод и плоды и продукты, согласно породе каждого; и точно так же обстоит дело со всеми прочими вещами в природе. Никто не скажет, что это делается сознательно и намеренно со стороны названных вещей, потому что неодушевленные предметы движутся и действуют, не сознавая своих действий. Никто не скажет, что животные оплодотворяются и производят себе подобных в силу какого-либо сознательного начала, потому что они не знают, как образуется даже малейшая часть их тела, и все части его образуются бессознательно. Значит, все эти вещи движутся и действуют слепо, хотя они и постоянны в своих движениях и действиях; на этом основании и существуют, с одной стороны, естественные причины, производящие всегда регулярно и как бы с необходимостью одни и те же действия, в силу согласованности и естественной, как бы необходимой связи их со всеми действиями; с другой стороны, существуют также причины случайные, которые не производят всегда регулярно тех же действий, потому что не имеют естественной и необходимой связи со своими действиями и потому что такого рода действия зависят часто от нескольких причин или от нескольких обстоятельств, которые не всегда сочетаются в одно время и в одном месте, а только иногда, как придется случайно. Все эти причины - как те, так и другие — движутся и действуют одинаково слепо во всем, что они производят; поэтому они производят повсюду свои действия без различия времени и места и независимо от того добра или зла, которые могут последовать от них.
Говорить, что всеми этими вещами руководит в их движении и действиях высший разум, есть чистый самообман и измышление ума человеческого, не основанное ни на чем действительно разумном; ибо ясно видно, что все это может естественно производиться одной движущей силой материи, которая движется сама собой и слепо действует повсюду, не зная, что она делает и почему она это делает. Так, в приведенном мною примере огонь сжигает безразлично все, что встречает на своем пути горючего, причем он не знает сам, что он сжигает; он заставляет затвердевать глину и размягчает воск, накаляет докрасна железо и делает черными от копоти трубы, не зная, что он делает. То, что я говорю здесь о движущей силе материи, которая повсюду движется и действует слепо, наблюдается повседневно воочию, и нет никого, кто бы не видел этого собственными глазами. Но если наши богопоклонники и христопоклонники толкуют о высшем разуме, который якобы руководит всеми вещами, то этого никто не видит. Они говорят о вещи, которой не видят и которой никто не видел и не знал, они не могут доказать ее. А это ясно показывает, что не существует высшего разума, управляющего этим миром и тем, что находится в этом мире; следовательно нет никакого божества, которое в достаточной мере дает познать людям себя и свою волю. Если бы это божество существовало, оно не преминуло бы, как я доказал всеми вышеприведенными доказательствами, по крайней мере в достаточной мере дать себя познать людям, дало бы всевозможные несомненные свидетельства своего всемогущества, своей справедливости, своей бесконечной доброты и бесконечной мудрости и не потерпело бы и не допустило бы никакого зла, порока, несправедливости, несчастья и непорядка среди его созданий; создав всех их в состоянии совершенства, каждое по соответствию с его природой, оно поддерживало бы их всегда в добром порядке, управляло бы ими со всей мудростью и справедливостью и не отдало бы их, как это имеет место, ни на волю случая, ни во власть роковых законов слепой необходимости.
Против всех этих доказательств наши христопоклонники не преминут настаивать, с одной стороны, как я уже заметил, на том, что красота, отменность, порядок и почти бесчисленное множество столь прекрасных и дивных вещей в мире показывают нам с очевидностью, что они могли быть созданы только высшим разумом и мастером, бесконечно мудрым и совершенным; что следовательно они могут быть только делом рук всемогущего и бесконечно совершенного бога. Столько прекрасных и дивных вещей, скажут они, не могли явиться сами собою или в результате какой-нибудь случайности или случайного сочетания одних атомов или частиц материи. Я не могу открыть глаз, — говорит знаменитый архиепископ камбрийский Фенелон[7], — я не могу открыть глаз, не изумляясь тому мастерству, которое блещет во всей природе; одного беглого взгляда достаточно, чтобы заметить руку, все совершающую[8]. Вся природа, — говорит он, — указывает на бесконечное искусство своего творца... Я утверждаю, — говорит он, — что вселенная носит на себе печать причины, бесконечно могущественной и деятельной. Я утверждаю, что случай, т. е. слепое, случайное стечение причин, неизбежных и неосмысленных, не мог образовать все это[9]. Кто поверит, — продолжает он, — что Илиада Гомера, эта столь прекрасная поэма, не была создана гением великого поэта, что буквы алфавита были брошены в беспорядке силой чистой случайности, словно игральные кости, и что случайно они оказались именно в том порядке, какой необходим для описания в гармоничных и разнообразных стихах множества великих событий; кто поверит, что случай столь искусно сплел их между собой для подобного изящнейшего, благородного и трогательного описания каждого события со вложением в уста каждого лица речей, соответствующих его характеру, столь наивных и страстных? Пусть мудрецы рассуждают и мудрят, сколько хотят, — говорит он, — они все-таки никогда не убедят здравомыслящего человека в том, что Илиада не имеет другого автора кроме случая. Цицерон[10] говорил, что случай никогда не создает ни одного стиха, не говоря уже о целой поэме. Почему же, — заключает он, — этот здравомыслящий человек стал бы верить о вселенной, без сомнения, еще более чудесной, чем Илиада, тому, чего его здравый смысл не позволит ему думать об этой поэме?
Вот еще другое сравнение того же автора. Если бы вы, — говорит он[11], — услышали в комнате за занавеской приятную и гармоничную игру на инструменте, — поверили ли бы вы, что случай мог создать этот инструмент без руки человеческой? Скажете ли вы, что струны скрипки сами расположились в порядке, сами натянулись на куске дерева, что части дерева сами собой склеились, чтобы образовать полое пространство с правильно расположенными отверстиями? Скажете ли вы, что смычок сделан без мастера и только под действием ветра касается каждой струны так различно и так правильно? Какой рассудительный, умный человек мог бы серьезно сомневаться в том, что гармоничные звуки этого инструмента вызываются человеческой рукой? Конечно он скажет, что искусная рука водит смычком. Тот же автор приводит несколько других подобных сравнений[12] — с прекрасной статуей, которую нашли в готовом виде в необитаемой стране, с прекрасной картиной, на которой изображено несколько лиц. Он приводит также пример прекрасных часов, пример прекрасного дома, построенного по всем правилам искусства. Что сказали бы, — говорит тот же архиепископ камбрийский[13], — о человеке, который, войдя в дом и выдавая себя за тонкого философа, стал бы утверждать, что дом этот создан случаем и что не труд человека сделал его удобным для пользования людей, причем сослался бы на то, что существуют пещеры, походящие в некотором отношении на этот дом и образовавшиеся независимо от искусства человека, не вырытые людьми? Рассуждающему таким образом, — говорит он, — показали бы все части дома; посмотрите, сказали бы ему, на эти ворота во дворе; они больше остальных дверей для того, чтобы могли въезжать в них на коляске. Этот двор достаточно просторен, чтобы коляски могли повернуть перед выездом. Эта лестница состоит из низких ступеней, чтобы можно было без труда подниматься. Она делает повороты сообразно с отдельными помещениями и этажами, которые она должна обслуживать. Окна пробиты на известном расстоянии друг от друга и освещают все здание. Они остеклены во избежание того, чтобы вместе со светом не проникал ветер. Их можно открывать, когда угодно, чтобы дышать приятным воздухом в теплое время года. Все устроено так, чтобы оградить все здание от непогоды. Стропила соединены под острым углом, чтобы дождь и снег легко скатывались с обеих сторон, черепицы наложены одна на другую, чтобы покрыть деревянный остов стропил; различные этажи служат к умножению жилых помещений на малом пространстве, и потому их воздвигают одни над другими. Устроены печные трубы, чтобы можно было зимой разводить огонь без опасности пожара и выводить дым, не давая его чувствовать тем, кто греется. Помещения расположены отдельно одно от другого, дабы целое многочисленное семейство могло помещаться здесь без необходимости для одних проходить через комнаты других, причем помещение хозяина находится на главном плане. Вы видите здесь кухни, кладовые, конюшни, сараи для экипажей. Комнаты снабжены кроватями для спанья, стульями для сидения, столами для того, чтобы за ними писать и есть. Надо полагать, сказали бы этому философу, что эта постройка воздвигалась под руководством какого-то искусного архитектора, потому что все в ней привлекательно, приветливо, стройно и удобно. Надо полагать также, что под его началом были отличные работники. Нисколько, ответит на это философ; вы лишь искусно обманываете самих себя. Правда, этот дом имеет привлекательный, улыбающийся вид, отличается строгой соразмерностью частей и удобствами, но он возник сам собой со всеми своими соразмерными частями. Случай собрал вместе камни в таком прекрасном порядке, он воздвиг стены, собрал и уложил балки стропил, пробил окна, провел лестницу. Не думайте, пожалуйста, чтоб рука человеческая принимала в этом участие. Люди только воспользовались этим, произведением; они нашли его готовым и заметили в нем вещи, которые могут обратить в свою пользу. Однако все, что они приписывают намерениям мнимого строителя, есть только результат догадок позднейшего времени. Этот дом, такой правильный и так хорошо надуманный, образовался точно так же, как образуются пещеры; люди, найдя его в готовом виде, пользуются им, как пользовались бы во время грозы гротом, найдя его под скалой среди пустыни. Что подумать, — говорит камбрийский архиепископ, — об этом странном философе, упорно и серьезно настаивающем на том, что этот дом не свидетельствует о руке мастера? Мы читаем, — говорит он, — сказание про Амфиона, который чудесной силой гармонии заставлял камни воздвигаться в симметричном порядке, одни поверх других, чтобы составить стены города Фив; мы забавляемся этим поэтическим вымыслом; но этот вымысел, — говорит он, — не так невероятен, как предположение нашего философа. В крайнем случае еще можно вообразить, что сила гармонии, состоящая в местном движении известных тел, благодаря каким-то скрытым свойствам, которым мы удивляемся в природе, не понимая их, могла сдвинуть камни в известном порядке и с известной соразмерностью, из которой вытекала бы некоторая правильность в строении здания. Это объяснение все же возмущает разум, — говорит он, — но в конце-концов оно не так сумасбродно, как то, которое я вложил в уста философа. Что может быть нелепее мысли, будто камни сами собой обтесываются, сами выходят из каменоломни, восходят и ложатся вплотную друг на друга, сами несут с собой необходимый для их связи цемент, сами распределяются так, чтоб разграничить отдельные помещения, принимают поверх себя деревянный остов стропил с черепицами для покрытия здания? Ведь даже дети, умеющие еще только лепетать, — говорит камбрийский архиепископ, — рассмеялись бы, если им серьезно преподносить эту басню.
И вот он сам тоже серьезно преподносит свои примеры и сравнения, в которых он находит якобы наглядные доказательства существования высшего и совершенного разума и бесконечно мудрого и всемогущего мастера, который создал небо и землю и сотворил все то, что мы видим в них. Можно сказать, что в самом деле это все, что он и вообще все наши богопоклонники могут придумать наиболее веского для поддержания и защиты своего положения о мнимой достоверности существования всемогущего и всесовершенного бога. Ибо что касается других якобы наглядных доказательств, извлекаемых ими из своего представления об этом всесовершенном существе и из нашего естественного представления о бесконечном, а также что касается других подобных доказательств, то все это, вне всякого сомнения, лишь чистейший самообман и чистейшие софизмы.
Как они преподносят их нам? Надо, говорят они[14], приписывать вещи лишь то, что ясно заключено в представлении о ней, — это общее правило всех наук. Но существование ясно заключается в представлении о боге, т. е. о бесконечно совершенном существе, следовательно бог, который один является бесконечно совершенным существом, существует. Наши новые картезианцы считают, что в одном этом кратком рассуждении заключается наглядное доказательство существования их бога. Равным образом они доказывают его бытие нашим естественным представлением о бесконечном. «Я имею, — говорит архиепископ камбрийский[15], — идею бесконечного. Я имею не только идею бесконечного, но также идею бесконечного совершенства. Совершенный и благой — одно и то же; благость и бытие тоже — одно и то же. Быть бесконечно благим и совершенным значит бесконечно быть. Откуда я взял эту идею[16], которая до такой степени превыше меня, которая меня бесконечно превосходит, которая меня изумляет, заставляет меня исчезать на моих собственных глазах, превращает для меня бесконечность в настоящее? Откуда она, откуда я взял ее? В небытии? Ничто конечное не может ее дать, потому что конечное не дает представления о бесконечном, от которого оно бесконечно разнится. Если ничто не бесконечно, а конечное, как бы велико оно ни было, не может дать идею о подлинно бесконечном, то каким образом может дать ее мне небытие? Впрочем ясно, — говорит он[17], — что я не мог ее дать себе сам, потому что я конечен, как все прочие вещи, о которых я могу иметь представление. Я не только не понимаю, как мог бы я изобрести бесконечное, если бы на самом деле такового не было, я не могу также понять, как реальная бесконечность, находящаяся вне меня, может запечатлеть во мне, при моей ограниченности, подобие бесконечной природы? Надо, стало быть, думать, что идея бесконечного явилась ко мне извне, и я очень дивлюсь тому, что она могла в меня проникнуть: я опять, — говорит он, — спрашиваю, откуда является у меня это чудесное представление о бесконечности, которое исходит от самой бесконечности и не походит ни на что конечное? Оно во мне, оно есть нечто большее, чем я; оно мне представляется всем, тогда как я — ничто. Я не могу изгладить — продолжает он, — затмить его, умалить его или противоречить ему; оно во мне, я не вложил его в себя, я его лишь нашел в себе; я нашел его только потому, что оно уже было там до того, как я его взыскал; оно пребывает там неизменно даже тогда, когда я не думаю о нем и когда я думаю о другом; я его нахожу всякий раз, как ищу его, оно часто предстает предо мною, хотя бы я не искал его; оно совсем не зависит от меня, это я нахожусь в зависимости от него. Если я заблуждаюсь, оно меня окликает, оно меня поправляет, оно выправляет мои суждения, а я, хотя присматриваюсь к нему внимательно, не могу в него внести поправки, не могу в нем сомневаться и не могу судить о, нем; это оно судит меня и меня исправляет. Если то, что я замечаю, — продолжает он, — есть бесконечность, предносящаяся моему уму, то, значит, это бесконечно совершенное существо существует[18]; если, напротив, во мне отпечатлевается лишь подобие бесконечного, то это подобие бесконечного должно быть бесконечно; ибо конечное нисколько не походит на бесконечное и не может быть истинным его представлением. Надо, стало быть, чтобы то, что представляет в действительности бесконечное, само имело в себе бесконечное, чтобы походить на него и представлять его. Этот образ самого божества будет, стало быть, вторым богом, подобным первому по своим бесконечным совершенствам. Каким образом будет он воспринят и вместится в моем ограниченном уме? Далее, — продолжает он, — кто создал это бесконечное представление, о бесконечном, чтобы дать его мне? Образовалось ли само собою это бесконечное изображение бесконечного? У него нет ни оригинала, по которому оно составлено, ни реальной причины, которая его произвела. В какой тупик мы заходим? И какая здесь масса несуразностей! Итак, — говорит он, — следует неизбежно заключить, что моему уму предстоит бесконечно совершенное существо, когда я его постигаю (concevois)[19], а так как я его постигаю, то, значит, оно существует и т. д. Но удивительно и непостижимо то, что я, слабый ограниченный, полный недостатков, могу его постигать. Оно должно быть не только предметом моей мысли, но и причиной, вызывающей мою мысль, как оно есть причина моего бытия и возвышает конечное до мысли о бесконечном.
Таким пустым рассуждением этот знаменитый богопоклонник и христопоклонник пытается показать, будто наше естественное познание о бесконечном может явиться в нас исключительно от самой бесконечности. Согласно его рассуждениям, бог сам есть единственная бесконечность и следовательно наше вышеупомянутое естественное познание бесконечного есть истинное доказательство бытия божьего.
Что касается того, что свое заключение против бытия этого существа я вывожу из пороков, несовершенств и недостатков в видимых вещах этого мира, равно как из несчастий и зол, претерпеваемых в жизни всеми людьми и всеми прочими животными, то наши богопоклонники и христопоклонники не преминут сказать на это следующее: если их бог, бесконечно совершенный, не всегда создает все вещи со всем подобающим для них совершенством, если он как-будто предоставляет свои творения непостоянству и ненадежности случая и законам слепой необходимости, если он допускает, чтобы его живые создания поражались болезнями и недугами и даже смертью, если он допускает всякого рода пороки и непорядки среди людей и всякого рода несправедливость и злодеяния, если он позволяет, чтобы истина и невинность угнетались и чтобы праведные, которые ему верно служат, были часто подавлены несчастьями, а напротив, злые и нечестивцы, которые презирают его законы и повеления и повседневно хулят его, жили в благоденствии, в радости, среди почестей и в изобилии всех благ, — одним словом, если он допускает наличие какого-либо плохого или в каком бы то ни было отношении плохо созданного существа или вещи, — то все это зло допускается якобы только для того, чтобы получить из него нечто более совершенное. Отсюда они заключают, что не следует удивляться, если он допускает это, потому что он умеет все это обратить к своей вящей славе и к вящему благу своих созданий.
[1] Осия, 2:20.
[2] Дан., 9:24.
[3] Ис., 11:6 и 65:25.
[4] Там же, 43:20.
[5] Апок., 21:3, 4.
[6] Екклез., 9:2, 11.
[7] Existence de dieu. S. 1.
[8] Там же, разд. 4.
[9] Там же, разд. 5.
[10] Lib. II de natura deorum, § 8.
[11] Там же, разд. 6.
[12] Existence de Dieu. S. 7.
[13] Там же, разд. 72.
[14] Recherche de la vérité. II и IV.
[15] Existence de dieu et de ses attributes. P. 379 et 382.
[16] Там же, стр. 383.
[17] Там же, стр. 384.
[18] Existence de dieu. Р. 386.
[19] Там же, стр. 388.
LXXX. [Опровержение доводов картезианцев о существовании бога]