С конца 20-х годов Коминтерн стал руководствоваться теорией "третьего периода", согласно которой после периодов революционного подъёма (1918-1923 годы) и временной стабилизации капитализма (1924-1927 годы) наступил период борьбы за установление диктатуры пролетариата в капиталистических странах. Главной помехой этой борьбе был объявлен "социал-фашизм", то есть социал-демократия, рассматривавшаяся как основная опора буржуазии, как политическая сила, более опасная для рабочего класса, чем его открытые враги - фашисты. Следование теории "социал-фашизма", обрекавшей рабочие партии капиталистических стран на взаимное ослабление, явилось главным фактором, проложившим дорогу бескровной победе нацистской партии в Германии. В январе 1933 года президент Гинденбург предложил Гитлеру сформировать правительство. Одновременно был распущен рейхстаг и на 5 марта назначены новые парламентские выборы.
27 февраля 1933 года фашистские провокаторы подожгли здание рейхстага, вслед за чем была немедленно поднята клеветническая кампания, обвинявшая в поджоге коммунистов. В этих условиях нацистская партия получила на выборах 17,2 миллиона голосов, или 43,9 % от общего числа избирателей. После выборов гитлеровцы запретили деятельность компартии и аннулировали почти 5 млн. голосов, завоеванных коммунистами, тем самым получив большинство в рейхстаге. В июле 1933 года была запрещена социал-демократическая партия, а затем произошёл "самороспуск" всех остальных партий - в результате закона от 14 июня, объявлявшего единственной "законной" политической партией партию национал-социалистов.
Как и в Италии, фашистская партия в Германии была провозглашена государственной партией. 1 декабря 1933 года был принят закон об обеспечении единства партии и государства, в котором объявлялось, что национал-социалистическая партия является "носительницей германской государственной мысли". В соответствии с этим законом заместитель Гитлера по партии Гесс был официально введён в состав имперского правительства. В последующие месяцы из рейхстага были изгнаны все оставшиеся там депутаты, не принадлежавшие к фракции национал-социалистов. 4 июля 1934 года был принят закон, согласно которому депутат рейхстага утрачивал свой мандат, если покинул ряды нацистской партии или был исключён из неё; преемника такого депутата назначал "вождь" национал-социалистической фракции рейхстага. В результате всех этих беспрецедентных акций рейхстаг превратился в чисто декоративное учреждение, ограничивающееся единодушным одобрением деклараций, с которыми в нём выступал Гитлер.
Таким образом, разрушение парламентской демократии в Германии и Италии происходило при формальном сохранении парламента, лишённого какой бы то ни было фактической роли в системе государственного управления. Фашистские правительства даже формально не были ответственны перед парламентом, который подчинялся главе правительства и "нации".
В Италии голосование в парламент происходило по формуле "утверждаете ли вы список депутатов, намеченных Большим советом фашизма?" Избирателям оставалось лишь приписать внизу бюллетеня "да" или "нет". Подобный плебисцитарный режим был установлен и в Германии, где после смерти Гинденбурга в августе 1934 года Гитлер узурпировал полномочия президента и объявил себя рейхсканцлером и "фюрером" (вождём) германской нации. Чтобы придать этому произволу видимость законности, он оформил его "всенародным плебисцитом", или референдумом, на котором лишь немногим более 5 млн. чел. отважились голосовать против этого гитлеровского диктата. На основе подобного "волеизъявления народа" в Германии окончательно сформировался режим жесточайшей диктатуры.
Законами "О защите народа и государства" от 28 февраля и "Об отражении коварных выступлений против правительства" от 21 марта 1933 года были отменены все конституционные политические свободы. 24 марта рейхстаг принял решение о том, что все государственные законы могут издаваться правительством, ликвидировав тем самым разделение законодательной и исполнительной властей. Закон от 7 апреля предписал чистку всего государственного аппарата от лиц, подозревавшихся в симпатии к прежнему режиму, и от "неарийцев".
Все эти "победы" были достигнуты Гитлером в условиях безжалостного террора против его политических противников. Только за 1933-1934 годы было арестовано 298 тыс. и тяжело ранено 154 тыс. антифашистов. По неполным данным, за первые три года фашистской диктатуры было убито 5144 человека.
Используя демагогические лозунги о "засилье еврейского финансового капитала", Гитлер приступил к осуществлению геноцида против евреев. Уже в 1932-1934 годах 70 тысяч немецких евреев бежали за границу. В 1935 году рейхстаг принял Нюрнбергские законы, лишавшие "неарийцев" германского гражданства. В том же году приказом прусского министра воспитания Руста были организованы специальные школы для детей-неарийцев.
Уже с первых лет функционирования гитлеровской диктатуры в мировой печати стали широко обсуждаться вопросы о соотношении между фашизмом и сталинизмом. Для любого непредвзятого человека было очевидно, что к общим чертам этих политических режимов относятся ликвидация демократических институтов в стране и в самой правящей партии, полное подавление политических свобод и прав человека, беспощадный террор против политических противников, преследование всякого инакомыслия и культ "вождя" (фюрера, дуче, каудильо). В этой связи следует напомнить, что до того времени, когда в мировой политический лексикон вошло понятие "национал-социализм" (по названию гитлеровской партии), Троцкий не раз использовал это понятие для характеристики идеологии и политики сталинизма (имея в виду ориентацию последнего на решение исключительно национально-государственных задач).
Деятели левой оппозиции приходили к выводу, что возникновение фашистского режима в Германии дало новый толчок тоталитарным тенденциям в Советском Союзе, а сталинизм и гитлеризм в известном смысле подпитывали, укрепляли друг друга. В романе "Полночь века" В. Сержа один из персонажей, старый большевик Елькин после прочтения тайно доставленных в СССР статей Троцкого говорит: "Взяв власть, Гитлер её не выпустит, способы известны. А нам долго быть в загоне: рикошетом это стабилизировало бы бюрократическую реакцию в СССР... Силу Гитлера создал Сталин, отлучая от коммунизма средние классы кошмаром ускоренной коллективизации, голодом, террором по отношению к специалистам. Гитлер, приводя в отчаяние социал-демократов Европы, усилил Сталина"[1].
В одном из писем, отправленных своим родным из тюрьмы, М. Н. Рютин давал развёрнутую характеристику фашизма. При внимательном прочтении этого фрагмента письма становится очевидным - Рютин осознанно, хотя и не в прямой форме, выделял черты, общие для сталинистского и фашистского режимов.
"1. Фашизм - это цезаризм и бонапартизм...
2. Основная социальная база фашизма в момент его прихода к власти в той или другой стране - мелкобуржуазная интеллигенция в первую очередь и мелкая буржуазия вообще, а также частью отсталые одураченные слои рабочего класса. В дальнейшем в ходе его пребывания и "укрепления" у власти его социальная база всё больше и больше суживается, и он начинает опираться главным образом на необычайно централизованный бюрократический аппарат, тайную и явную полицию, армию, террор, ложь, клевету и демагогию.
3. Фашистская партия - это послушный слепой инструмент в руках диктатора - "фюрера". Выборности фактически не существует. Вместо коллективности - лично доверенные люди диктатора - "фюрера" или доверенные его доверенных.
4. В верхушке фашистской партии обычно стоит интеллигентская клика прожжённых, беспринципных, но решительных, ни перед чем не останавливающихся политиканов с "фюрером" во главе, никем фактически не контролируемых и ни перед кем не ответственных.
5. Возглавляет, как правило, партию непогрешимый, деспотический, всевластный диктатор... В партии господствует культ диктатора. В его руках сосредотачивается в десятки раз более власти, чем в руках любого самодержавного монарха.
6. Фашизм, как правило, приспособляет к своим потребностям все формы государства, которые он находит, меняя их фактическое содержание.
7. Фашизм колоссально усиливает и возводит в культ организующую роль государства и всей правительственной машины угнетения и террора. Он неустанно ведёт пропаганду о всемирно-исторической мессианской роли данного государства, прихотливо переплетая национализм с "интернационализмом".
8. Под флагом "высших интересов" государства, "национально-социалистической революции" и пр. он осуществляет самый дикий азиатский произвол и насилие, уничтожает всякую законность, сотнями тысяч арестовывает, без суда бросает в тюрьмы, концентрационные лагеря и пр. Самые суды он превращает в фальшивые инсценировки; клевета, подлог и сфабрикованные им документы становятся одним из важнейших его орудий в борьбе со своими политическими противниками. Он уничтожает всякую гласность, ибо в темноте ему легче творить свои кровавые дела.
9. Характернейшей чертой фашизма является чудовищное развитие шпионажа, сыска, доносов. Страна приводится в состояние трепета, и человек с человеком начинает бояться говорить по самым невинным вопросам...
10. Своими принудительными организациями фашизм охватывает самые широчайшие рабочие и трудящиеся массы. Зажатые в тиски террора и принудительных организаций массы не только не могут молчать, но вынуждены иногда под фашистским топором кричать "ура"...
11. Фашизм придерживается принципа - "разделяй и властвуй". С этой целью он раскалывает ряды рабочего класса и мелкобуржуазных масс, натравливает одну группу на другую и подкупает тёплыми местами, высокой заработной платой и дождём наград.
12. Фашизм почти всюду в той или иной степени с помощью голода, террора и насилия проводит принудительный рабский труд.
13. Монополизация печати в руках фашистской клики в свою очередь является неотъемлемым инструментом фашистской диктатуры. С помощью её фашистские клики в широчайших, не виданных в мире размерах фальсифицируют настроения пролетариата, всех трудящихся, развёртывают свою демагогию, хлестаковщину, терроризирование масс и их одурачивание"[2].
Нетрудно увидеть, что в чётких характеристиках Рютина имеется в виду не только фашизм. Например, в пункте 7 ссылка Рютина на интернационализм целиком относится к сталинизму, поскольку применительно к идеологии фашистских режимов не могло идти никакой речи об интернационализме.
Аналитики 30-х годов указывали и на определённые различия между политическими режимами фашизма и сталинизма. В этом отношении несомненный интерес представляют наблюдения Г. Федотова, подчёркивавшего, что фашистские диктаторы поддерживали обманутые ими массы и особенно возглавляемые ими партии в состоянии "революционной взволнованности", демагогически играя лозунгом "национально-социалистической революции"; Сталин же не только отказался от стержневых идей большевистской программы - международно-революционных задач, но и фактически уничтожил большевистскую партию как организацию "активного меньшинства, имеющую свою волю, свои традиции."
"Муссолини и Гитлер (как и Ленин) должны постоянно дрессировать, воспитывать и вдохновлять своих борцов... - писал Федотов. - Сталину давно уже удалось убить всякую политическую активность своей партии... Организация ВКП уже не партия, то есть не группа политических активистов. Её программа, её прошлое уже не весят ничего на политических весах"[3].
В этой цитате, описывающей перерождение большевизма в сталинизм, коммунистически мыслящему человеку может показаться кощунственным упоминание имени Ленина в одном ряду с именами фашистских диктаторов. Однако сближение подлинного большевизма, ленинизма с фашизмом имеет известные основания, если рассматривать сходство не порождённых ими общественных систем, а методик политической борьбы и воздействия на массы.
Отвергая "крайне поверхностную аналогию между большевизмом и фашизмом", проводимую в 30-е годы либеральной и социал-демократической печатью, Троцкий указывал на "непримиримость тех целей, которым служат эти два основных мировых течения: одно, которое хочет увековечить разваливающееся капиталистическое общество мерами универсальной полицейщины, и другое, которое методами революционной диктатуры хочет ликвидировать классы и государство, освободив тем самым общество и человеческую личность". Однако вслед за этим Троцкий замечал, что "в процессе боя смертельные враги нередко меняются оружием". В этой связи он вспоминал слова итальянского коммуниста Серрати: "К стыду нашему, Муссолини у большевиков научился гораздо большему, чем мы". Соглашаясь с этим наблюдением, Троцкий писал, что "в борьбе за власть фашизм многое заимствовал от большевизма" в методах политической борьбы. В свою очередь, советская бюрократия, порвавшая с идейными принципами большевизма, "за последний период... усвоила многие черты победоносного фашизма: прежде всего, освобождение от контроля партии и учреждение культа вождя"[4].
Диалектическая гибкость мысли при анализе схождений и расхождений между большевизмом, сталинизмом и фашизмом была присуща и Н. Бердяеву. Описывая эволюцию советского режима, он подчёркивал: "Ленинизм не есть, конечно, фашизм, но сталинизм уже очень походит на фашизм"[5]. Оставим в стороне несколько снисходительный тон Бердяева по отношению к ленинизму и обратим внимание на суть. Тем более, что несколькими страницами ниже Бердяев уточнял это своё наблюдение следующим выводом: "Сталинизм... перерождается незаметно в своеобразный русский фашизм... Ленин не был ещё диктатором в современном смысле слова. Сталин уже вождь-диктатор в современном фашистском смысле"[6].
Позднейшие публицисты антикоммунистического толка, лишённые способности к диалектическому анализу исторических явлений, широко использовали часто применявшийся Бердяевым термин "тоталитаризм" для отождествления большевистского, сталинистского и фашистского режимов. В этой связи подчеркнем, что у Бердяева этот термин употребляется в двояком смысле. В одних случаях имеется в виду политический режим определённого типа, в других - единство, цельность мировоззрения и основанного на нём социального действия. Второе значение этого термина Бердяев использовал, например, говоря о том, что русские легальные марксисты, к которым он сам принадлежал в начале XX века, "цельность, тоталитарность начали искать не в революции, а в религии"[7].
Не буду здесь подробно говорить о полной несостоятельности отождествления большевизма и сталинизма, полагаясь на вдумчивость и непредвзятость читателя этой книги, понимающего, сколь преднамеренно лжива подобная идеологическая операция. Зато характеристика сталинистского и фашистского политических режимов как тоталитарных имеет под собой глубокие основания. Используя понятие "тоталитаризм" для определения политической и идеологической сущности сталинизма и фашизма, Троцкий подчёркивал, что эти режимы, "несмотря на глубокое различие социальных основ, представляют собой симметричные явления. Многими чертами своими они убийственно похожи друг на друга"[8]. В них бросаются в глаза "симметрия политических надстроек, сходство тоталитарных методов и политических типов"[9].
Вместе с тем Троцкий всегда считал грубой теоретической и политической ошибкой отождествление фашистского и советского общества в целом. Если фашизм представлял собой внутренне согласованную общественную систему, отражавшую наиболее зловещие черты империализма, то сталинизм являлся злокачественным наростом, опухолью на теле советского общества, вступавшей в резкое противоречие с его социальным фундаментом.
Полное отождествление фашизма и сталинизма несостоятельно по нескольким основаниям.
Во-первых, понятие "тоталитаризм" характеризует лишь политическую надстройку общества, но ничего не говорит о сущности его социально-экономического уклада, формах собственности, на которых оно базируется. То обстоятельство, что СССР покончил с капиталистической эксплуатацией, открывало перед ним возможности социалистического обновления и возрождения. В отличие от этого фашизм не только сохранил капиталистические формы собственности, но и лишил рабочих всех форм защиты от эксплуатации. Законом "Об организации национального труда", принятым в Германии 20 января 1934 года, были ликвидированы профессиональные союзы и фабрично-заводские комитеты на предприятиях. Вместо профсоюзов, имущество которых было секвестировано государством, был образован т. н. трудовой фронт - политическая фашистская организация, которая не ущемляла права капиталистов, именовавшихся "вождями предприятий". Тот же закон разрешил владельцам предприятий единолично устанавливать правила внутреннего распорядка, продолжительность рабочего времени, накладывать на рабочих штрафы и увольнять их без предупреждения. Германские фашисты декларировали в своём "Кодексе труда", что "на фабрике предприниматель в качестве вождя и рабочие и служащие в качестве его дружины работают совместно для достижения целей фабрики в интересах партии и государства. Решение вождя обязательно для его дружины во всех вопросах, касающихся фабрики"[10].
Расправившись в 1934 году с той частью нацистской партии, которая всерьёз восприняла его "антиплутократическую" риторику и потребовала "второй революции" против капиталистических магнатов, Гитлер заимствовал у итальянских фашистов новый вид социальной демагогии - теорию "корпоративного государства". Согласно этой теории, классовая борьба объявлялась результатом политики как социализма, так и либерализма и считалась ликвидированной "корпоративным государством", обеспечивающим "единство нации". Называя "корпоративное государство" "оригинальным творением фашистской революции", Муссолини утверждал, что оно "координирует и приводит в гармонию хозяйственные силы, которые либерализм и социализм предоставляют взаимному уничтожению"[11].
Лидеры и теоретики фашизма отвергали "идеологизированное" понятие "капитализм", заменяя его термином "предпринимательство". "Не существует никакой капиталистической системы, - утверждал Гитлер. -Предприниматели пробили себе дорогу благодаря своему прилежанию и умению. В силу этого качества, показывающего, что они принадлежат к высшему типу, они имеют право на руководство"[12].
Социальная демагогия фашизма приобрела особенно бесстыдные формы в период союза Сталина с Гитлером. В эти годы немецкая и итальянская печать была заполнена утверждениями (перепечатываемыми советской прессой) о "пролетарских народах", ведущих борьбу против "западных плутократий".
За завесой этой демагогии скрывалась незыблемость капиталистических основ экономики фашистских государств, принципиально отличавшихся от социалистических основ советской экономики. Имея в виду это коренное отличие экономических укладов, Троцкий писал, что "столь нередкое у либеральных экономистов отождествление советского хозяйства с фашистским (Италия, Германия) есть плод невежества или шарлатанства"[13].
Во-вторых, фашизм обладал собственной идеологической доктриной и открыто прокламировал свои политические цели - милитаризацию и экспансионизм ради завоевания "жизненного пространства" для "высшей расы". Эксплуатируя ущемлённое Версальским договором национальное достоинство немецкого народа, играя на его национальных чувствах и воспоминаниях, изображая себя наследниками всего героического в германской истории, Гитлер и другие нацистские "вожди" насаждали культ реваншизма и войны. В "Моей борьбе" Гитлер заявил о прекращении Германией колониальной политики довоенного времени и о переходе к "земельной политике будущего... Ведя речь в сегодняшней Европе о новой земле, мы можем иметь в виду только Россию и верноподданные ей периферийные государства... Гигантская восточная империя созрела для краха... Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая будет самым гигантским подтверждением расовой теории"[14].
Во время действия пакта "Молотов-Риббентроп", одним из пунктов которого было взаимное прекращение антифашистской и антисоветской пропаганды, эта установка была временно изъята из официальной германской пропаганды, будучи заменена призывом к борьбе с "плутократическими империями". Однако во всех случаях в основе фашистской идеологии лежала установка на проведение агрессивной политики, для которой было необходимо поддержание внутреннего тоталитарно-мобилизационного режима.
Что же касается сталинизма, то он не обладал идеологической доктриной, отражавшей его подлинные политические цели. Сталинский тоталитаризм всей своей сутью был противоположен той идеологии, которая продолжала считаться идеологией правящей партии. Сталин, в окружении которого не оставалось ни одного значительного политика и теоретика, присвоил себе единоличное право выдвигать, формулировать и провозглашать все политические и идеологические новации. Камуфлируя свою переменчивую внутреннюю и внешнюю политику абстракциями социалистического словаря, он добавил к вырванным из контекста и ложно истолкованным цитатам Маркса и Ленина всего лишь несколько идеологических конструкций, возведённых в ранг "теорий" ("теория" о победе социализма в одной стране, "теория" об усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму, трактовка "основного принципа социализма" и т. д.).
Порвав с концепцией мировой революции, Сталин подчинил свою внешнюю политику прагматическим геополитическим соображениям, связанным с задачей сохранения и укрепления своей власти. В середине 30-х годов он стремился к поддержанию status quo в Европе и в этих целях вёл двойную игру с противостоящими друг другу капиталистическими державами (см. гл. XXXIII). В первые, катастрофические месяцы войны с Германией он предпринимал судорожные усилия для своего спасения даже ценой величайших уступок другим государствам. В октябре 1941 года Сталин зондировал через болгарское правительство возможность сепаратного мира с Гитлером и готов был принять любые условия последнего, вплоть до отдачи Германии Советской Прибалтики, Молдавии, части Белоруссии и Украины. Незадолго до этого он обратился с просьбой к Черчиллю направить в СССР 25-30 английских дивизий, уверяя, что в противном случае "Советский Союз либо потерпит поражение, либо потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбы с гитлеризмом"[15]. Совершенно очевидно, что подобное широкомасштабное английское военное присутствие в СССР означало бы существенную угрозу суверенитету Советского государства.
В те же периоды, когда политическая и военная обстановка складывалась в пользу Сталина, он вступал с лидерами капиталистических стран в сделки чисто империалистического характера. Такой сделкой стало заключение в 1939 году советско-германского пакта, предусматривавшего четвёртый раздел Польши и разграничение иных "сфер влияния" в Европе между Советским Союзом и Германией. Когда ценой неимоверных жертв и героических усилий советского народа был достигнут перелом во второй мировой войне, Сталин приступил к сговору с лидерами США и Англии о послевоенном разделе мира. Этот сговор способствовал реализации геополитических экспансионистских устремлений Сталина - насаждению покорных ему режимов в странах Восточной Европы.
В-третьих, при гитлеризме и сталинизме по-разному складывались взаимоотношения между "вождём" и его политическим окружением. За двенадцать лет существования нацистского режима никто из соратников Гитлера (за исключением Рема, убитого в 1934 году, и Гесса, бежавшего в 1941 году в Англию) не выпал из "правящей тележки". Даже на Нюрнбергском процессе главари третьего рейха не отмежевались от Гитлера и не подвергли его столь резкой критике, как это было сделано в отношении Сталина его преемниками на XX и XXII съездах КПСС.
Отношения же между Сталиным и его окружением свелись к физическому уничтожению одной части последнего и покорному повиновению другой безжалостному диктату "вождя". Тем не менее даже непосредственные преемники Сталина, безоговорочно поддерживавшие его на протяжении тридцати лет, сразу же после его смерти существенно изменили как внешнеполитический курс (переход от холодной войны к политике "разрядки"), так и внутреннюю политику (прекращение государственного террора и смягчение социального неравенства).
Конечно, эти "наследники Сталина", давно уже утратившие большевистский менталитет, были не способны к радикальному реформированию социально-политической системы и восстановлению советской и партийной демократии. Даже те половинчатые реформы, на которые они решились пойти, осуществлялись в обстановке идейного разброда и борьбы за власть между членами "коллективного руководства". Однако эту борьбу было бы неправильно сводить исключительно к беспринципной грызне. Далеко не случайно, что все члены Президиума ЦК сплотились в 1953 году ради устранения наиболее страшного сталинского монстра Берии. Столь же не случайно, что в последующей борьбе за лидерство победу одержал Хрущёв, инициатор линии на десталинизацию. Однако процесс десталинизации СССР, казалось бы, обнаруживший способность советской системы к самоочищению от язв сталинизма, был прерван новым "коллективным руководством", свергнувшим Хрущёва.
Глубинной причиной этой затянувшейся на два десятилетия прерывности было состояние правящей партии. Она была настолько обескровлена сталинскими репрессиями и настолько подавлена гнётом партаппарата, что оказалась неспособной к самообновлению, превращению в жизнедеятельный организм и выдвижению из своих рядов политических деятелей большевистского типа.
Тоталитарный режим, рухнувший со смертью Сталина, оставил многочисленные метастазы, которые привели к новым формам перерождения советского общества, а затем - к крушению его социалистических основ.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Серж В. Полночь века. Дело Тулаева. С. 54.<<
[2] Рютин М. Н. На колени не встану. М., 1992. С. 339-341.<<
[3] Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Т. II. С. 85-86.<<
[4] Бюллетень оппозиции. 1934. № 38-39. С. 2.<<
[5] Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 103.<<
[6] Там же. С. 120.<<
[7] Там же. С. 90.<<
[8] Троцкий Л. Д. Преданная революция. С. 230.<<
[9] Бюллетень оппозиции. 1935. № 65. С. 2.<<
[10] Цит. по: Большая Советская Энциклопедия. Т. 56. М., 1936. С. 673.<<
[11] Там же. С. 686.<<
[12] Там же. С. 673.<<
[13] Бюллетень оппозиции. 1936. № 54-55. С. 50.<<
[14] Цит. по кн: Накануне. 1931-1939. М., 1991. С. 22.<<
[15] Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 2. М., 1991. С. 208, 213.<<