Оглавление


Глава XXI


XXII
"Психологическое убийство"

Несмотря на обозначившуюся с первых дней дискуссии формальную поддержку позиции Центрального Комитета большинством партии и закреплённую на XIII конференции его победу над оппозицией, в дискуссии до последних дней присутствовал важнейший неопределённый момент: сможет ли Ленин выздороветь и вернуться к руководству партией, как он в этом случае отреагирует на результаты дискуссии и на произошедшие в партии перемены вообще. Даже на траурных митингах января 1924 года докладчикам часто задавались вопросы: "Знал ли Ленин о последней дискуссии, какие у него были взаимоотношения с Троцким?"

Эти же вопросы вставали и встают перед любым исследователем, обращающимся к драматическим событиям конца 1923 - начала 1924 года. На первый взгляд, сколько-нибудь достоверно ответить на эти вопросы невозможно, учитывая трагическое положение Ленина в то время: при полной ясности сознания он не был способен ни говорить (из-за потери речи), ни записать свои мысли (из-за паралича правой руки). "Он был буквально в положении человека, - писал Л. Красин, - на глазах у которого происходят понятные ему события, надвигается какое-нибудь несчастье, и он видит это всё и знает, как этому помочь или как это предотвратить, но у него нет способа сообщаться с людьми, он не может им ни написать, ни крикнуть о том, что видит и знает"[1].

Однако картина, нарисованная Красиным, не посвящённым в интимную жизнь Горок, хотя и правильна в основном, но нуждается в серьёзном уточнении. Автор наиболее серьёзного исследования о последних месяцах жизни Ленина Н. Петренко[2*] на основе тщательного анализа и сопоставления множества мемуарных свидетельств (в том числе опубликованных в разные годы в советской центральной и периферийной печати и затем не переиздававшихся) даёт значительно более тонкую и отвечающую действительности интерпретацию коммуникативных возможностей Ленина.

Несмотря на то, что Ленин был лишён речи и письма как способов передачи информации, он владел достаточно богатым арсеналом информационных приёмов, к которым относились "речевые остатки, сопровождавшиеся разнообразной интонацией, голосовые модуляции, выразительная, по наблюдению современников, мимика, получившая ещё большее развитие в болезни, жестикуляция, поведение. В одних случаях этот язык был предельно прост и понятен для его партнеров, в других - так и оставался закрытым или расшифрованным задним числом"[3].

Наибольшее понимание мыслей Ленина проявляла Крупская - в силу того, что она лучше других знала его характер и образ мышления, и в силу того, что она больше других общалась с ним во время болезни. Знакомство Ленина с информацией общественного характера осуществлялось в основном через газеты, которые читала ему Крупская, причём Владимир Ильич, предварительно просматривавший газеты, обычно указывал ей на материалы, которые ему следует читать целиком.

При чтении газет соответствующая реакция Ленина "сигнализировала о его отношении к тексту. Характер интереса демонстрировал не только факт восприятия текста, но и сущность его идейной оценки"[4]. Как подчёркивает Петренко, при желании Крупская могла выяснить отношение Ленина к любому вопросу, в том числе к партийной дискуссии, к её итогам и её конкретным участникам. "В силу разного рода обстоятельств Крупская или не выявляла отношение Ленина к этим вопросам, или не решалась письменно зафиксировать фрагменты ленинского политического мировоззрения последних месяцев жизни"[5]. (Нам представляется более достоверным второе предположение).

В воспоминаниях о Ленине (в том числе в мемуарах, полностью опубликованных лишь в последние годы), Крупская достаточно полно продемонстрировала приёмы своего интеллектуального общения с Лениным, благодаря которым у них сложилась "своеобразная возможность разговаривать"[6]. С учётом этого можно правильно понять некоторые, на первый взгляд, странные замечания в воспоминаниях Крупской, например, о том, что при чтении ею резолюции XIII партийной конференции Ленин "слушал... очень внимательно, задавая иногда вопросы"[7].

Петренко полагает, что "кратковременное участие жены Ленина в "новой оппозиции" отчасти может пролить свет на итоги предсмертных размышлений самого Ленина..."[8]. Соглашаясь с этим выводом, добавим, что наибольшее отражение эти ленинские размышления получили, на наш взгляд, в речах Крупской на XIII и XIV съездах партии, которые будут прокомментированы в следующих разделах нашей работы.

Крупская вспоминала, что с самого начала дискуссии Ленин просил читать её основные документы, а после начала XIII конференции - весь отчёт подряд. Надежда Константиновна выполняла эти ленинские просьбы, несмотря на то, что опасалась неблагоприятного влияния этого чтения на здоровье Ленина.

Помимо воспоминаний Крупской существуют и многие другие мемуарные свидетельства о напряжённом интересе, который Ленин проявлял к дискуссии. Степень достоверности этих свидетельств (особенно, когда они касаются оценок Лениным материалов дискуссии) зависит от времени их публикации. Так, в воспоминаниях Д. И. Ульянова и Г. Л. Лозгачева-Елизарова (приёмного сына А. И. Ульяновой), опубликованных в сталинские годы, подчёркивается особое внимание Ленина к дискуссии, но при этом, разумеется, указывается на его возмущение статьями "предателя" Троцкого.

Свидетельства более раннего или более позднего времени не включают упоминаний о подобных ленинских оценках, но неизменно говорят о желании Ленина получить как можно более полную информацию о содержании и ходе дискуссии. "Газеты тогда были полны статьями, докладами и речами о дискуссии с Троцким. Чтение их было сопряжено для В. И. с волнением. А всякое волнение было для него опасно. Однажды попробовали как-то заменить газеты "Безбожником", надеясь, что В. И. удовлетворится им. Но эти расчёты не оправдались"[9].

Помимо газет, в Горки присылались в то время вновь выходившие книги. Ленин просматривал приходившие пачки книг и отбирал из них те, которые его интересовали. Среди отобранных книг Крупская в своих воспоминаниях называла сочинения Троцкого и литературу, связанную с партийной дискуссией. В одном из мемуарных свидетельств (санитара А. Рукавишникова, ухаживавшего за Лениным), опубликованном в 1924 году, упоминалось, что во время поездки в Москву 18-19 ноября 1923 года Ленин отобрал в своём кремлёвском кабинете ряд книг, среди которых были сочинения Троцкого. Наконец, в одной из первых корреспонденции о последних днях жизни Ленина сообщалось, что за день до смерти Ленину читали "Новый курс" Троцкого (брошюра "Новый курс" вышла в свет только 16 января).

Об отношении Ленина в последние месяцы его жизни к Троцкому свидетельствует письмо, написанное Крупской Троцкому 28 января 1924 года под непосредственным впечатлением от смерти Ленина:

"Дорогой Лев Давыдович.

Я пишу, чтобы рассказать вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где вы даёте характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал внимательно, потом ещё раз просматривал сам.

И вот ещё что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у В. И. к вам тогда, когда вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти.

Я желаю вам, Лев Давыдович, сил и здоровья и крепко обнимаю.

Н. Крупская"[10]

В свете всего сказанного, а также с учётом поведения Ленина в конце 1922 - начале 1923 года, можно реконструировать внутреннее состояние Ленина во время его знакомства с материалами дискуссии. Ленин не мог не понимать, что в ходе всё обостряющейся дискуссии раскол партии становится фактом; что представители большинства недопустимо злоупотребляют его именем; что развитие дискуссии и её итоги укрепляют позиции "тройки" и прежде всего Сталина; что остракизму подвергается та часть партии, которая отстаивает идеи, близкие к его концепции политической реформы. Иными словами, происходит такой поворот событий, против которого он предостерегал партию в своих последних статьях и письмах, наиболее важные из которых оставались неизвестными партии. Очевидно, именно в эти дни он передал Крупской свою твёрдую волю, чтобы "Завещание", в случае его смерти, было непременно доведено до сведения очередного съезда партии.

В воспоминаниях о последних месяцах жизни Ленина, на которые пришлась партийная дискуссия, говорилось о существенном ухудшении его настроения. Входившая в состав персонала, обслуживающего Ленина, А. Кузнецова писала, что в эти "печальные дни... Ленин загрустил. Он перестал смеяться, шутить, погрузился в какие-то думы"[11]. Другая обитательница Горок прямо высказывала предположение о том, что "роковой поворот в ходе болезни Владимира Ильича произошёл потому, что его взволновали неприятные известия, опубликованные в газетах. В то время нашей партии приходилось бороться против троцкистов"[12].

Наиболее объективное подтверждение этих свидетельств мы находим в недавно опубликованном письме Крупской и М. И. Ульяновой в ЦК РКП (б), где говорилось: "Ввиду того, что дискуссия в газете волнует В. И., что может ухудшить его состояние, а не давать газет ему нельзя, - просим о перенесении дискуссионных статей в Дискуссионный Листок"[13].

На следующий день Политбюро приняло по этому заявлению следующее постановление:

а) Предрешить перевод дискуссии со страниц "Правды" на страницы Дискуссионного Листка.

б) Срок перехода передать на разрешение Пленума ЦК.

в) Впредь до этого перехода ещё раз подтвердить необходимость вести дискуссию в наиболее спокойных и объективных тонах, исключающих какое бы то ни было обострение.

г) Сообщить эту резолюцию редакции "Правды" и других парторганов, на страницах которых ведётся дискуссия"[14].

Однако пленум ЦК, который должен был определить "срок перехода", состоялся лишь 14-15 января 1924 года, а дискуссия продолжала вестись большинством в ещё более обострённых и предвзятых тонах. С 28 декабря "Правда" начала публиковать серию редакционных статей "Долой фракционность (ответ редакции ЦО т. Троцкому)", написанных Бухариным и содержавших особенно грубые и нелояльные выпады против Троцкого.

Новые волнения не могло не принести Ленину опубликованное 8 января 1924 года в "Правде" сообщение о состоянии здоровья Троцкого, где указывалось, что он 5 ноября заболел инфлуэнцией и что ввиду лихорадочного состояния и затяжного характера болезни, могущей принять более резкую форму, ему предоставляется отпуск с полным освобождением от всех обязанностей на срок не менее двух месяцев для специального климатического лечения. Это означало, что вслед за Лениным на длительное время отходит от активной политической жизни второй по значению лидер партии.

О том, что Троцкий был действительно болен, знали сравнительно немногие лица из его ближайшего окружения и из руководства партии. Люди же, далекие от жизни Кремля, подозревали, что это сообщение, появившееся в момент ожесточённой травли Троцкого в печати и отчётливо намечавшейся победы его противников в дискуссии, маскирует фактическую ссылку. О том, какое впечатление произвело сообщение "Правды", например, на писателя М. Булгакова, свидетельствует его дневниковая запись от того же дня: "Комментарии к этому историческому бюллетеню излишни. Итак, 8 января 1924 г. Троцкого выставили. Что будет с Россией, знает один Бог. Пусть он ей поможет"[15].

Сходные подозрения (о том, что Троцкого "выставили") могли появиться и у Ленина, на собственном опыте убедившегося, на какие интриги способны триумвиры, и привыкшего к тому, что подлинная информация скрывается от него или же доходит до него в искажённом виде.

Следующим психологическим ударом по Ленину явились сообщения о ходе и итогах XIII конференции, окончательно подтвердившие поражение оппозиции.

На близость во времени двух факторов - знакомства Ленина с резолюциями конференции и наступившей на следующий день смерти - обращают внимание наиболее серьёзные зарубежные историки, посвятившие специальные работы загадке ленинской смерти. Выдвигая две версии возможного преступления Сталина - "медицинское убийство" (об этой версии пойдет речь в следующей главе нашей работы) и "психологическое убийство," - они в конечном счете склоняются в пользу второй версии.

В подтверждение её А. Авторханов напоминает, что задолго до смерти Ленина, "твёрдо знающий свою цель и своё дело, Сталин... отменил медицинский режим для Ленина, снял информационный карантин (кроме секретных материалов самого ЦК), разрешил визиты друзей Ленина, но строго следил за тем, чтобы Ленин не приезжал в Москву (за одну такую поездку Ленина в Кремль и на Сельхозвыставку в октябре 1923 г. Сталин пригрозил ему дисциплинарным взысканием Политбюро), а также не встречался с Троцким... Троцкий был единственным из членов Политбюро, который ни разу не посетил Ленина во время его болезни"[16].

Сталин не мог не понимать, что Ленин, получивший доступ к официальной информации (текущим газетам и журналам, стенографическому отчёту XII съезда и т. д.), неизбежно будет испытывать страдания и волнения по поводу того, что внутренняя жизнь партии развивается в том направлении, которое он считал наиболее опасным для её судеб.

Нельзя не согласиться с Авторхановым и в том, что величайший психологический удар огромной взрывчатой силы Сталин нанёс Ленину своими по форме антитроцкистскими, а по существу антиленинскими речами на XIII партконференции и её резолюцией от 19 января 1924 года, согласно которой Троцкий и оппозиция в целом осуждались за якобы антиленинский "мелкобуржуазный уклон". "Ленин - опытный читатель своей и чужой прессы - увидел из "Правды", что то, чего он боялся, уже совершилось: Сталин фактически захватил власть над ЦК и начал ею злоупотреблять. Если 20 января Ленин только "волновался" (при чтении ему резолюций партконференции- В. Р.), то 21 января в 18 часов 50 минут с ним случился последний - смертельный удар"[17].

Авторханов ссылается на Стефана Поссони, который в фундаментальной биографии Ленина, вышедшей в ФРГ в 1965 году, также склонялся к выводу о том, что скорее всего Сталин приблизил смерть Ленина наиболее бесшумным методом "психологического убийства". В подтверждение этого своего предположения Поссони писал: "Три раза у Ленина был медицинский кризис, каждый раз в результате сильнейшего психического давления, предпринимаемого умело и с определённым намерением Сталина... Конец Ленина был ускорен психическим воздействием на него - это тоже можно ясно доказать. Волнения, которые Сталин регулярно провоцирует у Ленина, повышают его кровяное давление и служат тем самым заменителем противопоказанных лекарств"[18].


ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Цит. по: Кремнев Б. Красин М., 1968. С. 230.<<

[2*] Исследование Н. Петренко "Ленин в Горках - болезнь и смерть (источниковедческие заметки)" было впервые опубликовано в 1986 году в Париже.<<

[3] Сб. Минувшее. Исторический альманах. М., 1990. Т. 2. С. 174, 175.<<

[4] Там же.<<

[5] Там же.<<

[6] Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 1. С. 588.<<

[7] Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 173.<<

[8] Сб. Минувшее. Т. 2. С. 175.<<

[9] Там же. С. 167, 168.<<

[10] Троцкий Л. Д. Моя жизнь. С. 484.<<

[11] Сб. Минувшее. Т. 2. С. 170.<<

[12] Там же.<<

[13] Известия ЦК КПСС. 1991. № 3. С. 204.<<

[14] Там же.<<

[15] Огонёк. 1989. № 51. С. 17.<<

[16] Даугава. 1990. № 9. С. 68, 69.<<

[17] Там же.<<

[18] Там же.<<


Глава XXIII


Используются технологии uCoz