Вниманию советского читателя предлагается книга видного американского экономиста, профессора экономики промышленности Колумбийского университета Сеймура Мелмана «Прибыли без производства», вышедшая в США в 1983 г. Специально для советского издания книги С. Мелман написал обширное заключение, содержащее статистические данные, оценки и характеристику экономического положения США во второй половине 80-х годов, которое логически дополняет, обновляет и уточняет многие положения и выводы, сделанные автором, на основе анализа тенденций развития экономики США в 70-е годы и начале 80-х годов.
Книга С. Мелмана стала заметным явлением в научной жизни США, получила ряд положительных откликов в американской экономической литературе, в том числе такого известного американского экономиста, как Джон К. Гэлбрейт, который в своей рецензии на книгу С. Мелмана писал, что «в последние годы все большее число талантливых американских экономистов порывает с традиционными воззрениями, чтобы показать, каким образом современная промышленность США производит гораздо меньше того, что предсказывают наиболее авторитетные учебники по экономике, и какой вклад в этот процесс вносят военные расходы. Сеймур Мелман принадлежит к числу основателей этой школы научной мысли. Настоящая книга является прямым результатом его многолетних исследований, опыта и знаний».
Книга С. Мелмана — своеобразный итог его многолетних и плодотворных изысканий в сфере организации и механизма функционирования современной американской промышленности, и особенно такой ее важнейшей составной части, как военная экономика. Взгляды, представления и концепции автора получили широкий резонанс в книгах и изданиях под его редакцией, выходивших в США и Великобритании, начиная с середины 50-х годов. В тот период С. Мелман сосредоточил свое внимание на комплексном изучении факторов, влияющих на производительность труда в промышленности, особенно в станкостроении. Этой проблематике он посвятил три работы: «Динамические факторы производительности труда в промышленности» (Оксфорд, 1956), «Принятие решений и производительность труда» (Оксфорд, 1958) и «Доклад о производительности операций в станкостроении западноевропейских стран» (Лондон, 1964)[1].
Научные изыскания ученого неотделимы от его гражданских, социально-нравственных и политико-идеологических позиций. В тот же период С. Мелман начинает активно выступать против растущей милитаризации американского общества и американской экономики, одним из первых в США он призывает к проведению переговоров с СССР о всеобщем и полном разоружении. Результатом этой деятельности являются сборники статей под редакцией С. Мелмана, вышедшие в США в 1958 и 1962 гг. и посвященные соответственно проблемам контроля процесса разоружения и гражданской обороны в США. Период вьетнамской войны выдвигает Мелмана в число наиболее активных борцов против американской интервенции в Индокитае, за установление прочного мира и безопасности на нашей планете. Идеалам антивоенного и антиядерного движения С. Мелман остается верен и по сей день, активно выступая в защиту мира как в США, так и на международных форумах, на которых обсуждаются самые животрепещущие, самые острые проблемы международной безопасности.
Углубленное изучение всего комплекса факторов милитаризации американского общества приводит С. Мелмана к выводу о том, что главным препятствием на пути процесса разоружения является военно-промышленный комплекс (ВПК), военная экономика США. Однако поставить диагноз многих социально-экономических и политических бед современных США — это только половина проблемы, которая была с блеском осуществлена С. Мелманом в таких работах, как «Наше истощенное общество» (1965), «Капитализм Пентагона. Политическая экономия войны» (1970) и «Постоянная военная экономика» (1974). Нахождение технико-экономических путей и способов обращения вспять разрушительной гонки вооружений является не менее актуальной и в научном плане захватывающей проблемой, и С. Мелман горячо отдается всестороннему изучению процесса конверсии, или перевода военных отраслей экономики на выпуск продукции гражданского назначения. Результатом этой стороны научных исследований С. Мелмана явились прежде всего сборник статей под его редакцией «Военная экономика» (1970) и доклад для ООН «Барьеры на пути конверсии — в странах с рыночной, плановой и слаборазвитой экономикой» (Нью-Йорк, 1980). Все эти проблемы, как убедится советский читатель, в той или иной форме нашли отражение и в книге «Прибыли без производства».
Издание книги С. Мелмана на русском языке в период после исторических решений апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС, XXVII съезда КПСС (1986 г.) и январского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС представляется вполне закономерным и очень своевременным. Тщательно проанализировав тенденции развития советского общества в 60-е, 70-е и 80-е годы, КПСС и Советское правительство, весь советский народ в середине 80-х годов взяли курс на революционное обновление всех сторон жизни советского общества, коренную перестройку хозяйственного механизма социалистической экономики, ее перевод на рельсы интенсивного развития, ускорение научно-технического прогресса, демократизацию принятия политических и экономических решений как неотъемлемую составную часть процесса перестройки и преодоления застойных явлений в общественной жизни. На фоне перемен огромного политико-идеологического и социального звучания, происходящих в настоящее время в СССР, есть смысл отойти от традиционной формы разбора всех достоинств и недостатков переводящейся на русский язык работы зарубежного ученого и сосредоточиться на рассмотрении вопроса о том, чем может быть полезна книга С. Мелмана советским ученым-экономистам, хозяйственникам, управленцам, широкому кругу читателей, интересующихся возможностями использования зарубежного, в том числе и американского, опыта в советской экономической практике и его преломления при выработке государственной экономической стратегии на современном этапе.
В своем выступлении на январском (1987 г.) Пленуме Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев особо выделил ту мысль, что в современных условиях разработка политики перестройки хозяйственного механизма социалистической экономики невозможна без глубокого и всестороннего ретроспективно-исторического анализа всего комплекса причин, порождающих застойные явления в экономике и научно-техническом прогрессе, замедление темпов экономического развития, падение эффективности, искажения и диспропорции воспроизводственного процесса. Он, в частности, подчеркнул, что «теоретические представления о социализме во многом оставались на уровне 30—40-х годов, когда общество решало совершенно иные задачи. Развивающийся социализм, диалектика его движущих сил и противоречий, реальное состояние общества не стали объектом глубоких научных исследований»[2]. Такое состояние теоретической мысли привело к тому, что «произошла своего рода абсолютизация сложившихся на практике форм организации общества. Более того, подобные представления, по сути дела, отождествлялись с сущностными характеристиками социализма, рассматривались как неизменные и преподносились в качестве догм, не оставляющих места для объективного научного анализа. Сложился застывший образ социалистических производственных отношений, недооценивалось их диалектическое взаимодействие с производительными силами»[3].
Отмеченный методологический недостаток многих представлений и теоретических работ советских экономистов имеет единый политэкономический корень, восходящий своими истоками к анализу сложной диалектики взаимоотношения производительных сил и производственных отношений современной высокоразвитой капиталистической экономики, складывавшейся постепенно на всем протяжении ХХ в., и особенно заметно в период после второй мировой войны. Общий теоретический постулат, механически заимствованный из работ классиков марксизма-ленинизма и некритически перенесенный на современную капиталистическую экономику, сводится к тому, что, несмотря на научно-техническую революцию, резкое усиление государственного вмешательства в экономическую жизнь, глубокие структурные сдвиги в экономике, изменения социально-экономического положения различных групп трудящихся капиталистических стран, невзирая, наконец, на развитие и формирование разветвленного и могущественного ВПК, система производственных отношений современного капиталистического общества остается неизменной и ни один из вышеприведенных факторов, взятый в отдельности или в совокупности, не затрагивает их существа.
В теоретическом и методологическом плане работа С. Мелмана, многие положения и концептуальные идеи которой вполне могут быть классифицированы как непосредственно представляющие современную западную неомарксистскую мысль, ценна и полезна именно тем, что на богатом экономико-статистическом и эмпирико-социологическом материале автор продемонстрировал приемы анализа сложнейшей метаморфозы диалектического изменения производственных отношений современного государственно-монополистического капитализма (ГМК) США под влиянием развития производительных сил, а также обратное воздействие трансформированных производственных отношений на производительные силы.
Трансформация производственных отношений современной капиталистической экономики нередко трактуется однобоко и однонаправленное, от капиталистических в сторону социалистических, при этом не принимается во внимание большое число явлений и данных, недвусмысленно свидетельствующих о том, что трансформация производственных отношений современного капиталистического общества может иметь и другие векторы, помимо непосредственного превращения в производственные отношения, присущие социалистическим формам общественного производства. В результате из поля зрения исследователей ускользает важнейший рубеж — переход растущего числа изменений количественного плана в принципиально новое качество (в рамках капиталистических производственных отношений), которое больше уже не соответствует привычным историческим формам и взаимосвязям, хотя адекватной терминологии оно пока не имеет. Собственно теоретико-терминологическое осмысление происходящих в современной капиталистической экономике сдвигов и перемен и является задачей творческого исследователя-марксиста — в противном случае мы сталкиваемся с тавтологическим повторением устоявшихся положений, сформулированных на первых этапах становления современного ГМК США, т. е. периода Великой депрессии и «Нового курса» Ф. Рузвельта.
Именно поэтому отправным пунктом политэкономического анализа С. Мелмана выступает военная экономика, система военного производства США как основная двигающая пружина количественных и качественных перемен в современной американской экономике, формах и методах ее государственного регулирования, политических институтах современной Америки. «Главная цель настоящей работы, — пишет С. Мелман в начале своей книги,— состоит в том, чтобы показать, что специфическое воздействие военной экономики является неотъемлемой частью и главной причиной изменений, которые имеют место в управлении, технологии и эффективности американской экономики» (с. 40).
Анализ технико-экономических аспектов военной экономики США, проделанный С. Мелманом, приводит читателя к общему выводу о том, что ВПК превратился в раковую опухоль общественного организма США, которая пустила глубокие метастазы во всех его жизненно важных органах. С. Мелман самым решительным образом выступает против взглядов целой школы американских экономистов, в том числе и либерального толка, которые ограничивают размеры ущерба от военных расходов их долей в ВНП или федеральном бюджете. Современная военная экономика США, как указывает С. Мелман, состоит из 37 тыс. промышленных фирм и более 100 тыс. субподрядчиков, действующих «под централизованным контролем федеральных административных органов со штатом сотрудников более чем в 50 тыс. человек — вероятно, самым крупным в мире штатом промышленных управляющих» (с. 157).
Военная экономика США, как на дрожжах возникшая и сформировавшаяся в условиях «холодной войны», в послевоенный период, с 1946 по 1980 г., потребовала от американского общества на свое содержание свыше 2 трлн. долл., или не менее половины всех налоговых сборов федерального правительства за это время. С. Мелман подчеркивает, что эта сумма равна примерно половине всего воспроизводимого богатства США по состоянию на 1975 г. (с. 159). В 80-е годы в результате политики гонки вооружений с целью достижения мифического военного превосходства, проводимой администрацией Р. Рейгана, затраты на содержание Пентагона и его производственного аппарата уже составили 1,6 трлн. долл., что представляет собой дальнейший вычет из производственных и научно-технических возможностей, форму эскалирующего растранжиривания национальных ресурсов и богатств США, которые создавались и копились многими поколениями американцев в течение двух столетий.
С. Мелман четко показывает, что в условиях, когда военные расходы являются ведущей статьей государственных финансов и на военную экономику работает лучшая и высокооплачиваемая часть научно-технических кадров страны, не говоря уже о приоритетном обеспечении лучшими видами сырья, материалов, машин и оборудования, ни о каком оптимальном и сбалансированном функционировании экономики, устойчивом росте благосостояния населения и речи быть не может. Он подчеркивает, что «раньше, когда эта постоянная военная экономика еще не была создана, военные организации и военные отрасли играли незначительную роль — и абсолютно, и относительно — в оцениваемой денежными мерками деятельности американской экономики. Трансформация, происшедшая после 1946 г., была в сильнейшей степени усилена сложившимся по всему спектру политических мнений предположением, что Америка обладает такими огромными ресурсами, которых достаточно для производства «и пушек и масла». Значение экономического опыта, приобретенного США во время второй мировой войны, было понято неправильно. Экономисты не смогли понять, что для здоровой экономики существенно важны обновление и совершенствование основных средств производства в долгосрочном плане. Короткий четырехлетний опыт крупномасштабного военного производства не был поэтому надежным ориентиром для предсказания 35-летних усилий по концентрации внимания на военной экономике. После 1945 г. пресса прославляла эффективность главных отраслей экономики США, изобилие сырья и перспективы дальнейшего увеличения объема выпуска потребительских товаров. Читатель этих сообщений оставался неподготовленным к промышленной некомпетентности и неспособности добиться роста производительности, что начало проявляться два десятилетия спустя» (с. 163).
Большую часть негативных явлений в развитии американской экономики, кумулятивно нараставших в послевоенный период, таких, как замедление темпов экономического роста, резкое падение эффективности и производительности труда, беспрецедентное отставание США от других ведущих капиталистических стран по темпам роста заработной платы и жизненного уровня населения, падение конкурентоспособности американских товаров на внешних рынках, расстройство системы государственных финансов, С. Мелман справедливо относит на счет того обстоятельства, что ведущей сферой американской экономики стало военное производство. Его интересам все в большей степени стали подчиняться инвестиционная политика фирм (перелив частного капитала в военный сектор), социальная политика государства (драконовские сокращения государственных ассигнований на социальные нужды), функционирование рынков финансового капитала (необходимость изыскания средств для покрытия растущих дефицитов федерального бюджета, вызванных гонкой вооружений), наконец, отсутствие весомых экономических эффектов от проводимых государством и частным сектором США мероприятий по стимулированию производительности труда и эффективности отдельных отраслей экономики (классическим примером является машиностроение), поскольку весь «экономический навар» получала и получает непроизводительная и паразитическая в своей основе военная экономика.
Свои рассуждения С. Мелман иллюстрирует на примере отраслей производственной инфраструктуры, которые в США традиционно находились на высоком уровне технико-экономического развития. Военная экономика постоянно нарушает оптимальный воспроизводственный цикл строительства, функционирования, ремонта и замены автомобильных и железных дорог, транспортных узлов, систем водопроводов и канализации, систем энергообеспечения промышленных предприятий и крупных городов, жилищного фонда, других элементов инфраструктуры производственного и социально-бытового назначения. В условиях крупномасштабной экономики подобного рода системы создаются десятилетиями, и по характеру выполняемых ими целевых функций они являются чрезвычайно материало- и трудоемкими. Долгосрочный характер их функционирования в отдельные исторические периоды может создать иллюзию хорошей обеспеченности национальной экономики соответствующими видами услуг, однако постоянное недоинвестирование средств в ее развитие и обслуживание порождает ситуацию, при которой большая часть инфраструктурных систем одновременно оказывается в кризисном состоянии. Для ликвидации образовавшихся узких мест инфраструктурной сети (при этом речь нередко идет о ремонте постоянно эксплуатируемых мостов, участков шоссе, линий метрополитена и т. п., которым довольно трудно найти функциональные замены) необходимы затраты, как показывает С. Мелман, в десятки и сотни миллиардов долларов, которые общество оказывается не в состоянии изыскать даже при самом благоприятном стечении конъюнктурных обстоятельств, включая и свертывание военных программ. Так, только в 80-е годы в США затраты на ремонт и строительство новых шоссейных дорог превысят 700 млрд. долл. (с. 355).
И таких сфер «отложенной модернизации и реконструкции» в экономике США накапливается по мере раскручивания гонки вооружений все больше и больше.
Воздействие военной экономики на трансформацию капиталистических производственных отношений не ограничивается только лишь перераспределительными эффектами, хотя они сами по себе в необычайной степени обостряют все противоречия социально-экономического и политического развития США. С. Мелман убедительно показывает, что военная экономика затрагивает фундаментальные основы механизма функционирования частнокапиталистических фирм, которые постепенно переходят от деятельности по принципу минимизации внутрифирменных затрат к максимизации производственных издержек. Хотя этот феномен стал действовать в военной экономике США начиная с 50-х годов, его осознание и изучение по-прежнему представляет немалую проблему для буржуазной политэкономии. Буржуазные экономисты в своих так называемых «макроэкономических моделях» по-прежнему исходят как из само собой разумеющегося постулата о том, что в своей деятельности в условиях как рыночной, так и «смешанной» экономики (т. е. с большей или меньшей долей государственных предприятий) фирмы и хозяйственные объединения стремятся к минимизации своих затрат. Это условие является основополагающим для эффективности предприятия, его производительности, рентабельности и в конечном итоге для прибыльности, исчисляемой либо по норме, либо по массе прибыли.
Книга С. Мелмана не случайно содержит примеры из истории автомобильной промышленности США, которая в течение первой половины ХХ в. была ведущей отраслью и символом научно-технических достижений американской экономики. В частности, он приводит данные, согласно которым средняя цена построенного в США легкового автомобиля в действительности упала в период с 1919 по 1929 г. с 830 до 630 долл. (с. 211). При этом американские корпорации «большой тройки» — «Дженерал моторс», «Форд», «Крайслер» — считали для себя возможным сочетание высокой заработной платы с низкими затратами на производство в тот период наиболее высококачественной продукции в мире. В результате американские рабочие-автомобилестроители получали «самые высокие почасовые ставки заработной платы, производя в то же время на сборочных линиях заводов «Форд», «Шевроле» и «Плимут» автомобили, которые были самыми дешевыми в мире в расчете на единицу их веса» (с. 50).
Постепенный выход в послевоенный период на первый план корпораций и фирм ВПК США коренным образом изменил хозяйственный механизм функционирования ведущих отраслей экономики США, при котором основополагающей закономерностью стал выпуск все меньших количеств все более дорогой и технически сложной техники, которому стали присущи черты, по выражению С. Мелмана, «максимизации производственных издержек». С. Мелман показывает, что корпорации ВПК США намеренно конструируют и производят все более дорогую военную технику, в которой растущая технологическая сложность конструкции подчинена идее извлечения военными фирмами все больших прибылей, получаемых исключительно по федеральным контрактам из государственного бюджета США. В результате инфляционное повышение цен при производстве почти всех без исключения систем оружия становится нормой деятельности военных корпораций США, независимо от экономической конъюнктуры и государственных мероприятий по сдерживанию инфляции. В книге С. Мелмана приводятся поразительные данные о том, что на рубеже 80-х годов стоимость производства главных систем оружия возрастала ежегодно на 20% (!). «Этот быстрый рост затрат обеспечивался за счет роста стоимости различных компонентов и материалов. Так, например, в период 1979—1980 гг. были отмечены следующие скачки цен: самолетных электрических разъемов — на 170%; радиоламп микроволнового диапазона — на 30; цветных металлов — на 86; самолетных радаров — на 23; авиадвигателей — на 28; самолетных конструкций — на 34%» (с. 170).
Максимизация производственных издержек фирм и корпораций США создала колоссальное давление на бюджетные ресурсы федерального правительства. Следует иметь в виду, что крупномасштабное военное производство, создание «перманентной военной экономики» в мирное время, является принципиально новым моментом в развитии экономики США. Бюджетное финансирование военного производства выступило поэтому на первый взгляд его логическим элементом, поскольку федеральное правительство является потребителем подавляющей массы производимых систем вооружения, военного оборудования и снаряжения. Однако проблема финансирования военного производства не ограничилась только источником денежных средств (бюджетное-небюджетное финансирование); в частности, применительно к условиям мирного времени вполне мыслились схемы возмещения издержек производства за счет кредитных средств частного капитала, тем более что военные бюджеты при больших дефицитах федерального бюджета сами в свою очередь в значительной мере финансируются за счет заемных средств частнокапиталистического сектора экономики. Так, уже в 1985 г. дефицит- федерального бюджета поглотил около 80% нетто-сбережений США, из которых и формируются новые капиталовложения в американскую экономику.
Оплата счетов-контрактов Пентагона, военно-промышленного комплекса США за счет перераспределенных по линии федерального бюджета средств, осуществляемая как постоянная и неотъемлемая черта функционирования хозяйственного механизма ВПК США, создала ситуацию, при которой основные фирмы в системе американской военной экономики, по существу, оказались на содержании у буржуазного государства. Специфические «рыночные» отношения в системе ВПК США при постоянном раскручивании все новых спиралей гонки вооружений и появлении все более технически сложных систем вооружения привели к парадоксальной экономической ситуации, когда все большая масса прибылей фирм конструкторов Пентагона могла быть получена как прямая функция степени убыточности военного производства; иными словами, в плоскости технико-экономической организации военного производства подрядчики Пентагона были поставлены перед необходимостью «изыскания» ее наиболее дорогих, неэкономичных и неэффективных форм. Отсюда и происходит «пентагоновское ценотворчество» — простые молотки за 400 долл., кофеварки за 7,5 тыс. долл. и т. п. (с. 463).
«Открытая» большей частью американских военных фирм еще в 50-х годах, эта «закономерность» хозяйственной неэффективности ВПК США привела к сложной обратной связи между военным бюджетом и контракторами Пентагона, при которой растущая дороговизна военного производства трансформировалась в потребность иметь огромные военные бюджеты, а их увеличение на каждом последующем витке гонки вооружений выступало и выступает как мощнейший стимул для дальнейшего роста имманентно присущих военной экономике США исторически эскалирующих издержек производства.
В системе ВПК США в послевоенный период цены в основном перестали играть роль регулятора издержек производства, поскольку они оказались опосредованы не капиталистическим рынком, а федеральным контрактным механизмом и в конечном итоге федеральным бюджетом, что в ряде случаев отодвинуло многие ключевые экономические категории на второй план по сравнению с такими факторами, как личная уния руководства ВПК и Пентагона, постоянная ротация людей в высших звеньях руководства военных фирм и вооруженных сил США, знание «пентагоновской кухни» заключения контрактов, особенно наиболее выгодных, учет политической конъюнктуры и т. п. В частности, в условиях, когда достижение мифического «военного превосходства» становится одной из основных задач в области обеспечения так называемой «национальной безопасности» США, в которую инвестирован основной, если не весь политический капитал высшего государственного руководства США, включая и главу исполнительной власти, весьма трудно представить себе экономическое банкротство крупных фирм — производителей систем вооружения на основании хрестоматийного примера о несоответствии цен на производимую продукцию и фактических издержек производства. Политическое руководство, пытающееся изменить соотношение мировых сил в глобальном масштабе, естественно, начнет свою деятельность с ломки такой «преграды», как основополагающие принципы ценообразования внутри страны; неспособность совершить последнее явится в этом случае лучшим свидетельством неосуществимости первого начинания.
Следует также иметь в виду, что функционирование ВПК США в первые послевоенные годы было самым тесным образом связано с рыночной экономикой, производящей товары и услуги гражданского назначения. «Чужеродность» технико-экономических принципов функционирования ВПК США в то время была малозаметна, и она довольно хорошо вписывалась в кейнсианские модели агрегированного спроса, не в последнюю очередь потому, что в первой половине 40-х годов в экономике США действовала всеобъемлющая государственная система контроля за ценами и заработной платой, следовательно, осуществлялся жесткий контроль за издержками производства. В рыночной экономике установление «равновесия» между основными экономическими параметрами деятельности частнокапиталистических фирм, особенно между важнейшими из них — ценой и издержками производимой продукции, осуществляется благодаря рыночному механизму, который в долгосрочном плане обеспечивал снижение экономических издержек производства в расчете на единицу производимой продукции или на ее единицу веса. Эта тенденция достаточно хорошо прослеживалась в экономике США в первые послевоенные десятилетия, вплоть до начала 70-х годов. Тем самым в экономике США в широких масштабах проявлял свое действие экономически эффективный научно-технический прогресс, обеспечивавший сравнительно хорошую динамику агрегированных показателей производительности труда, фондоотдачи и эффективности, известную стабильность цен как оптовых, так и розничных, интенсивный путь экономического развития.
Действие механизма понижения экономических издержек производимой продукции в условиях рыночной экономики проявлялось достаточно автономно, что считалось в США имманентно присущим признаком функционирования американской экономики, свидетельством ее «исключительности» и высокого уровня развития производительных сил. С позиций марксистско-ленинского политэкономического анализа автономное проявление механизма понижающихся экономических издержек производимой продукции следует отнести в конечном итоге на счет устойчивой дисциплины функционирования системы производственных отношений. Неудивительно, что высшее политическое и государственное руководство США, и особенно Пентагона, исходило как из само собой разумеющейся посылки о неуклонно снижающихся экономических издержках производства, полагая, что эта закономерность будет «автоматически» действовать и при производстве современных систем вооружения, поскольку военная экономика отождествлялась только лишь с источниками финансирования систем вооружения.
Максимизация производственных издержек, однако, стала быстро распространяться на другие отрасли и сферы американской экономики, влияя на них в прямой или косвенной форме. Первой отраслью, полностью перестроенной на функционирование «по новому принципу», оказалось американское станкостроение — ведущая отрасль машиностроения США. Как отмечает С. Мелман, с 50-х годов «главным фактором развития в сфере станкостроения стали военно-воздушные силы США. ВВС решили ускоренно развивать станки с числовым программным управлением, способные обрабатывать сложные изделия огромных размеров с большой точностью, что позволяло гарантировать высокое соотношение прочности огромных структурных компонентов и их веса в основных видах производившихся в тот период самолетов» (с. 52).
Переориентация американского станкостроения на преимущественное удовлетворение нужд военного производства привела к проектированию и изготовлению в основном дорогих станков с числовым программным управлением (ЧПУ), плохо приспособленных для работы в гражданских отраслях экономики. В результате, как пишет С. Мелман, к началу 80-х годов, после того как эта технология уже насчитывала 20-летнюю историю и была широко разрекламирована в специализированных изданиях, лишь 2% станков (!), использовавшихся в США, относилось к категории станков с ЧПУ (с. 60). Цепочка событий «экономического домино» в станкостроении США, да и во многих других отраслях американского машиностроения выглядела следующим образом: отказ станкостроительных фирм от обслуживания гражданского рынка — старение парка станков и оборудования в гражданских отраслях — замедление, а иногда и падение степени механизации и автоматизации в гражданских фирмах и компаниях — падение производительности труда и фондоотдачи в этих отраслях экономики — потеря международных позиций как станкостроительных фирм, так и фирм, широко использующих станки и оборудование в производственных процессах, — стагнация отраслей экономики, фирм, их филиалов — падение производственной компетентности управляющих, инженерно-технического состава, рабочих и служащих.
Ценность технико-экономического анализа, проделанного С. Мелманом, состоит в том, что провалы в функционировании американской экономики на национальном уровне и в системе мировой капиталистической экономики он связывает прежде всего с коренным изменением в производственной деятельности капиталистических фирм и предприятий, которые оказались неспособными изыскать внутренние резервы повышения производительности труда и качества выпускаемой продукции. Тем самым С. Мелман творчески конкретизирует старую аксиому, открытую классиками марксизма-ленинизма, согласно которой дисфункции процесса производства на уровне предприятия трансформируются в неустойчивость и диспропорциональность развития экономики в целом. Таким образом,. экономические кризисы последних двух десятилетий (1969—1970 гг., 1974—1975 г., 1980 г., 1981—1982 гг.),. потрясшие американскую экономику, явились следствием прежде всего серьезных искажений в функционировании промышленно-производственной базы американской экономики, включая и ее энергетический сектор.
В современных условиях, когда КПСС придает столь. большое значение всемерному ускорению научно-технического прогресса (НТП), весьма важно учитывать различие между экономически эффективными и экономически неэффективными формами развития науки и техники. Последние, как правило, создают колоссальные нагрузки на материально-технические, финансовые и человеческие ресурсы, которые могли бы принести большую экономическую (стоимостную) отдачу при альтернативных вариантах использования. Конкретным примером подобного рода экономически неэффективного направления НТП, подробно разбираемого С. Мелманом, является история развития и становления в США атомной энергетики.
Ускоренное развитие ядерной энергетики привело к тому, что в середине 60-х годов «впервые в своей столетней истории электроэнергетических отрасль более не смогла компенсировать рост издержек улучшением своей внутренней эффективности. Это случилось за семь лет до вызванного ОПЕК нефтяного кризиса в 1973 г.» (с. 285). С. Мелман указывает, что концентрация лучших ученых: и инженеров-энергетиков США на НИОКР в сфере ядерной энергетики с целью создания все более мощных ядерных реакторов имела своим результатом «пренебрежение проверенным теплоэнергетическим оборудованием». В конечном итоге средний коэффициент теплопреобразования в энергетике США стал снижаться по мере ввода в строй новых АЭС.
Важно отметить, как пишет С. Мелман, что «сделанные когда-то давно обещания практически бесплатной энергии, даваемой атомными электростанциями, никогда не были реализованы. Сроки строительства АЭС удлиняются, иногда кажется, что до бесконечности, по мере того, как все более усложняются требования к конструкции этих электростанций в связи с необходимостью удовлетворения разумных стандартов их безопасности и надежности. В то же время затраты на строительство АЭС возросли до такого уровня, что сделали неизбежным увеличение цены на электроэнергию, получаемую на АЭС, значительно выше цен на электроэнергию, получаемую на тепловых электростанциях. Возможно, однако, что самый разочаровывающий момент в отношении АЭС заключается в длительных периодах их простоя по сравнению с тепловыми электростанциями. По надежности атомная технология просто не может сравниться с теми показателями, которые уже давно достигнуты на тепловых электростанциях» (с. 286).
Ошибочная государственная политика, неоправданное широкомасштабное финансирование непроверенных видов техники, особенно капитало- и наукоемкой, могут резко изменить традиционные технико-экономические параметры их функционирования, что оборачивается в конечном итоге серьезными экономическими трудностями и барьерами на путях их дальнейшего развития. Следует иметь в виду, что коммунальное электроснабжение США в середине 50-х годов достаточно активно сопротивлялось попыткам федерального правительства широко использовать ядерную энергию в производстве электроэнергии, главным образом по причине технических трудностей освоения ядерных реакторов и огромных капиталовложений, которые, вполне вероятно, могли обернуться не только ростом объемов производимой электроэнергии, но и ростом издержек ее производства.
В длительной и беспрецедентной кампании по «навязыванию» ядерной энергетики коммунальному энергоснабжению США, продолжавшейся почти 20 лет, федеральное правительство пошло на такие шаги, как крупномасштабные демонстрационные проекты, которые включали в себя разработку, сооружение и эксплуатацию АЭС, передававшихся впоследствии «под ключ» в пользование энергокомпаниям; производство, складирование и продажу обогащенного урана энергокомпаниям по баснословно низким ценам (так, в период 1962 — 1970 гг. федеральное правительство образовало запас лишнего обогащенного урана в размере 50 тыс. т). Как отмечалось в одном из официальных американских исследований, «решение коммунальной энергокомпании сооружать АЭС зависело в огромной степени от ряда факторов. Достаточность запасов обогащенного урана являлась одним из наиболее важных среди них»[4]. Наконец, федеральное правительство взяло на себя большую часть заботы о ликвидации радиоактивных отходов производства электроэнергии на АЭС. Всего в период 1950—1979 гг. субсидии федерального правительства на развитие ядерной энергетики составили около 40 млрд. долл. (в ценах 1979 г.), которые, будучи направлены на развитие традиционных способов преобразования энергии, могли бы резко повысить историческую энергоэффективность экономики США.
Коммерческое производство электроэнергии на АЭС начиная с 60-х годов стало достаточно быстро набирать темпы — если в 1965 г. в США насчитывалось 10 коммерческих ядерных реакторов, производивших 0,4% всей электроэнергии США в тот период, то в 1970 г. в строй было введено уже 19 реакторов, а доля ядерной энергетики составила 1,4% общего объема производимой в США электроэнергии[5]. На рубеже 70-х годов в США сооружались уже десятки новых АЭС, к концу десятилетия порядка 70 АЭС производили около 12% электроэнергии. Каков же оказался экономический эффект этой бомбы замедленного действия, созданной на федеральные средства? В 1968 г. в США было приостановлено действие исторической тенденции к снижению удельных издержек производства электроэнергии (в центах за кВт·ч), которая действовала неизменно в течение почти 90 лет с, момента создания этой отрасли экономики в начале 1880-х годов. В постоянных ценах 1972 г. издержки производства электроэнергии сократились с 25 центов за кВт·ч в прошлом веке до примерно 2 центов к концу 60-х годов[6].
С конца 60-х годов, сравнительно задолго до энергетического кризиса, они стали вновь расти и к началу 80-х годов составляли уже около 5 центов за кВт·ч, т. е. вернулись к периоду конца 30-х годов. Несмотря на большую роль, которую сыграл энергетический кризис середины 70-х годов в росте удельных издержек производства электроэнергии, С. Мелман справедливо указывает, что историческая тенденция к снижению издержек производства в коммунальном энергоснабжении США была обращена вспять изменением прежде всего принципов хозяйственной практики, когда научно-технический прогресс стал совершаться в экономически неэффективных формах, без учета долгосрочного влияния технических нововведений на цену и стоимость производимой продукции.
Специалисты, в частности, указывают на то, что вплоть до середины 60-х годов коммунальное электроснабжение характеризовалось снижающимися издержками производства; по мере роста отрасли «экономия на масштабах производства и повышение степени координации в деятельности энергокомпаний вызывали понижение средних издержек производства дополнительных объемов электроэнергии, что имело своим результатом более низкие реальные тарифы для конечных потребителей. В последние годы, однако, издержки сооружения электропроизводящих мощностей, передаточных распределительных линий стремительно росли — быстрее общего темпа инфляции, что и привело к быстрому росту удельных издержек производства и тарифов. Повышение стоимости капитала, сырья, рабочей силы и дополнительные ограничения в области безопасности и охраны окружающей среды — все они, вместе взятые, привели к резкому возрастанию общих издержек капитального строительства в этой отрасли экономики...»[7]
Эти недостатки особенно ярко проявились при сооружении АЭС, полным ходом развернувшемся в 70-е годы,. результатом чего, в частности, и явилось резкое подорожание производимой электроэнергии, которое более чем в 10 раз превысило большую часть американских оценок предполагавшейся эффективности производства электроэнергии на ядерных электростанциях. Отказ в 80-е годы коммунального энергоснабжения США (в 1984 г. на ядерную электроэнергетику приходилось 13,6% производимой в США электроэнергии) от дальнейшего ускоренного развития ядерной энергетики и объясняется прежде всего ее экономической неэффективностью, невозможностью обеспечить на этом пути действенное и устойчивое снижение удельных издержек производимой продукции — электроэнергии. Следует к тому же учитывать, что к концу XX в. ядерную энергетику США поджидает еще один эффект бомбы замедленного действия — необходимость демонтировать выработавшие свой ресурс ядерные реакторы, средний срок эксплуатации которых составляет 30 лет. По имеющимся данным затраты на демонтаж отработавших атомных реакторов и захоронения отходов с них оцениваются в 1 млрд долл. на 1 млн кВт установленной мощности.
Конкретный технико-экономический анализ факторов, воздействующих на проектирование и создание новой американской техники и технологии, проделанный С. Мелманом, показывает, что потребности развития системы производственных отношений играют доминирующую роль в выборе технических решений и конечных конструкциях технических новинок, создаваемых в капиталистических странах. Соответствующая цепочка рассуждений, блестяще проведенная С. Мелманом в шестой главе на примере станков с числовым программным управлением (ЧПУ), иллюстрирует этот вывод. С. Мелман четко показывает, что потребность в усилении централизованного контроля и стремление максимизировать прибыли за счет пренебрежения интересами рабочих-станочников привели к созданию такой технологии, которая не была направлена на улучшение производительности труда в промышленности и не была «максимально приспособлена к потребностям широкого диапазона металлообрабатывающих фирм Соединенных Штатов и таким образом открыла бы перед ними еще в начале 50-х годов те преимущества, которые дает производство с помощью ЭВМ» (с. 188).
Этот вывод имеет не только принципиальное методологическое, но и практическое значение. Многие важнейшие параметры современной техники и технологии, производимой в развитых капиталистических странах, обусловливаются характером и спецификой производственных отношений, в частности, как подчеркивает С. Мелман, диктуются управленческими императивами правящих кругов этих стран. Поэтому нередко американские конструкторы и инженеры исходят как из само собой разумеющейся посылки об обстановке глубокого социального отчуждения между управляющими, с одной стороны, и трудящимися — с другой, господствующей на американских заводах, фабриках и в учреждениях. Новые виды техники и технологии призваны усилить еще больше этот барьер неприязни и отчуждения, что зачастую оборачивается резким снижением эффективности использования новой техники и технологии (аварии, поломки, необоснованные простои и т. д. и т. п.).
Тот факт, что зарубежная техника и технология выполняют и важнейшие социальные функции в системе современного промышленного производства США и других капиталистических стран, далеко не всегда учитывается в советской народнохозяйственной практике. Приобретение многих видов зарубежной техники или их копирование в советских научно-исследовательских институтах или конструкторских бюро может негативно сказываться в долгосрочной перспективе на хозяйственном механизме социалистической экономики, поскольку фактор «встроенности» зарубежной техники в систему производственных отношений капиталистических стран в расчет не принимается: по отношению к последним техника и технология представляются как «нейтральные».
С. Мелман показывает на примере противопоставления американских и японских станкостроительных фирм, каким образом иная, менее авторитарная, чем в США, система японского менеджмента породила более эффективную и более производительную, чем в США, технику, использование которой в свою очередь требует коренного пересмотра многих основополагающих принципов «тейлоровской» модели управления, доминирующей в США. Отставание США от Японии и ФРГ в ряде ведущих отраслей современного научно-технического прогресса оказалось тесно связанным не с технологической неспособностью американских инженеров и конструкторов воспроизвести новейшие образцы японской станкостроительной техники, а с тем фактом, что такая техника не может производительно использоваться в США в условиях многоуровневых, иерархически-бюрократических моделей управления. В этой связи можно отметить, что процессы перестройки и демократизации, полным ходом идущие в настоящее время в СССР, потребуют творческого поиска оригинальных технических решений многих ключевых проблем ускорения НТП, соответствующих новым формам производственного управления в социалистическом обществе, — прямолинейной заимствование зарубежной техники может обернуться лишь консервацией традиционных бюрократических институтов управления экономикой и воспроизведением в новых условиях прежнего механизма торможения научно-технического прогресса.
Именно это, в сущности, и произошло в США в последние 10—15 лет. С. Мелман подробно, особенно в послесловии, приводит важные статистические данные и выкладки, характеризующие нарастающее ослабление позиций США в системе международных экономических отношений, их отставание от различных капиталистических стран по уровню средней реальной заработной платы, производительности труда, качеству отдельных видов выпускаемой продукции, прежде всего машин и оборудования, норме капиталовложений в ВНП и ряду других показателей. В 70—80-е годы правящие круги США с большим вниманием стали изучать опыт экономической политики стран Западной Европы и особенно Японии. Урок «японского экономического чуда» возымел свое действие, во всяком случае, на рейгановскую администрацию, являющуюся ставленником большого бизнеса США, которая, в сущности, под видом так называемой «экономической программы Рейгана» предложила США свой вариант перестройки хозяйственного механизма современной капиталистической экономики США. Уместно также привести и свидетельство видного японского экономиста М. Моришимы, который, анализируя причины экономических успехов в послевоенном развитии японской экономики, особенно отметил то обстоятельство, что «японское общество является очень конкурентным, но оно не производит конкуренцию между индивидами; индивид должен работать с риском для своей жизни на поле групповой конкуренции. Такова была стратегия послевоенного развития Японии, которая позволила ей к 1975 г. во многих отношениях догнать развитые страны Запада, а в ряде случаев и превзойти их»[8].
Длинный список переводных изданий и критических работ советских авторов, посвященных изучению западных, прежде всего американских, организационных структур и методов управления, появившихся в нашей стране за последние 20 лет, свидетельствует о большом интересе к использованию американского управленческого опыта в практике социалистического строительства. Однако большая часть выпущенных на русском языке на эту тематику работ оставляет без внимания анализ глубинного эффекта, оказываемого этими методами управления, на социальную структуру современных США, атмосферу принятия соответствующих решений. «Сухой остаток» западного менеджеризма в работах советских и иностранных авторов нередко сводится к описанию положительных сторон и достоинств той или иной модели или схемы управления, при этом не заостряется внимание на социально-психологическом типаже управляющего, поднимающегося по социальной лестнице в реальных социально-экономических условиях экономики США.
В последние десятилетия статистические показатели функционирования экономики США на общенациональном, отраслевом и внутрифирменном уровне имели отчетливо выраженную тенденцию к ухудшению. А престиж управленческой науки, менеджеризма как профессии неуклонно возрастал; факультеты делового администрирования американских университетов стали одними из наиболее уважаемых и процветающих (с. 458). Каким образом сложился этот парадокс? Каков же тот тип преуспевающего управляющего, который может расти (и социально, и бюрократически) в условиях экономического упадка и развала, — таким вопросом С. Мелман задался уже на первых страницах своего труда. Соответствующие главы книги, относящиеся в основном к первой части, дают портретные зарисовки такого «идеального» типа управляющего. С. Мелман пишет, что он — это «финансовый стратег — хитроумный и легкий на подъем делец, объединявший в конгломераты самые разные фирмы с целью максимизации краткосрочных возможностей извлечения прибылей, допускаемых налоговыми законами, перемещением ценных бумаг, «выдаиванием» производственных фондов и прочими махинациями. Это мир денежных дельцов, в котором каждый может процветать, даже пренебрегая производством или же переводя его в далекие земли. В таком мире оптимальным условием является прибыль без производства» (с. 40).
Эти характеристики С. Мелмана не должны восприниматься как некие отвлеченные обобщения, имеющие отношение к социальной критике чуждой советским людям общественной формации, могущие пополнить пропагандистский и контрпропагандистской арсенал аргументов. Нет, речь идет о вскрытии, пусть и на ином материале, болезни, которая глубоко укоренилась в современных хозяйственных структурах и которая коротко может быть определена словами: «экономика деградирует, а ее руководители — растут». И разве соответствующая «социальная диагностика» такого вдумчивого и наблюдательного исследователя, каким является С. Мелман, изобилующая характерными примерами из американской жизни, не перекликается с вопросом, заданным Генеральным секретарем ЦК КПСС тов. М. С. Горбачевым на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС: «Как могло получиться, товарищи, что на многих руководящих постах — в районном, городском, областном, республиканском и даже союзном масштабах — десятилетиями оставались руководители, не справляющиеся со своими обязанностями, люди необязательные и недисциплинированные?»[9]
Примеры, относящиеся к станкостроительной, автомобильной, черной металлургии, текстильной и другим отраслям промышленности США, подтверждают распространение болезни, поразившей промышленность США, — пренебрежение к производственно-технологическим проблемам за счет приобретения нужных связей в деловом мире Америки, и особенно в высших эшелонах государственного аппарата США; неспособность организовать людей на творческий и производительный труд; ослабление роли инженеров и техников в руководстве фирм и корпораций; отсутствие демократических начал в повседневной практике управления американскими корпорациями и их филиалами; наконец, получение паразитических по форме и размерам доходов. Результат — производственная некомпетентность и коллапс производительности труда, потеря американцами значительной части своих научно-технических знаний, составляющих один из важнейших компонентов национального и культурного богатства страны.
Эти разделы книги С. Мелмана, безусловно, могут помочь советским исследователям в понимании диалектической сложности динамики состояния такого организма, каким является современная крупномасштабная экономика. Они, безусловно, помогут разобраться в причинах того, почему, например, как отмечалось на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС, «на протяжении долгих лет ряд отраслей, в том числе черную металлургию, угольную промышленность, железнодорожный транспорт, станкостроение, сельхозмашиностроение, мясомолочную промышленность и некоторые другие, возглавляли руководители, которые не обеспечивали решение поставленных задач»[10].
80-е годы прошли в США под знаком рейганизма и «рейганомики», попыток монополистического капитала приостановить процесс «деиндустриализации» Америки, укрепить конкурентоспособность американских фирм внутри США и на мировых рынках. В начале десятилетия на авансцену экономической мысли выдвинулись консервативно настроенные идеологи теорий «экономики предложения», которые выступали в пользу демонтажа государства «всеобщего благосостояния», резкого повышения нормы накопления и объема капиталовложений в экономику США и ряда других мероприятий, подробно анализировавшихся в советской экономической литературе[11]. Речь, в сущности, шла об усилении дисциплинирующих начал капиталистических производственных отношений, поскольку последние непосредственно связаны с характером политической власти и особенностями функционирования политической системы капиталистического общества. Как указывал в свое время К. Маркс, «политическое господство класса буржуазии вытекает из ...современных производственных отношений»[12], поэтому и трансформация системы производственных отношений означает глубинные, как правило революционные, перемены в общественно-политическом строе данного конкретного общества.
Иными словами, говоря языком научно-технической революции второй половины ХХ в., производственные отношения капиталистического общества являются своеобразным генетическим кодом, который обеспечивает динамичное воспроизводство основных пропорций капиталистической экономики и социально-классовой структуры — собственников капитала, с одной стороны, и широких масс трудящихся, являющихся объектом капиталистической эксплуатации как в процессе производства, так и в процессе потребления — с другой. «Экономический» генетический код буржуазного общества должен устойчиво воспроизводить систему общественных экономических отношений, необходимых для расширенного накопления капитала и аккумулирования общественных богатств. Применительно к классу капиталистов, как неоднократно подчеркивали основоположники марксизма-ленинизма, это означает воспроизводство класса, экономическая мощь которого базируется на процессе производства прибавочной стоимости, в основе которой лежит эксплуатация наемного труда. Капиталист, как писал К. Маркс, «представляет собой лишь персонифицированный капитал. Его душа — душа капитала. Но у капитала одно-единственное жизненное стремление — стремление возрастать, создавать прибавочную стоимость, впитывать своей постоянной частью, средствами производства (подчеркнуто мною. — В. В.) возможно большую массу прибавочного труда»[13]. В развитие этой своей мысли К. Маркс особо отметил, что «капиталист не потому является капиталистом, что он управляет промышленным предприятием, — наоборот, он становится руководителем промышленности потому, что он капиталист»[14].
Приход к власти в начале 80-х годов правоконсервативной республиканской администрации представляется вполне закономерным, как отражение решительных попыток одной из группировок правящих классов США укрепить краеугольные основы эксплуататорского механизма Правящие круги, располагающие подлинными рычагами. экономической власти и личными состояниями, измеряемыми миллиардами долларов, без всяких эконометрических моделей и теорий прекрасно знают, на чем основывается власть и богатство в обществе, разделенном на антагонистические классы и группы, устранение, нередко бессознательное, каких звеньев в длинной цепи капиталистических производственных отношений рано или поздно приведет к полному крушению капиталистических порядков современной Америки.
Тот факт, что правоконсервативные круги США в достаточной степени оказались осведомленными о подлинном механизме их экономической и политической власти. в США, подтверждает нашумевшая книга Дж. Гилдера «Богатство и бедность», вышедшая, по всей видимости, не случайно в момент прихода администрации Рейгана к власти — в январе 1981 г. Одним из важнейших факторов социально-экономической и политической стабильности в обществе, разделенном на антагонистические классы, является поддержание и даже увеличение социальной дистанции, измеряемой уровнем получаемых доходов и размером личных богатств. Именно поляризация доходов и богатств обеспечивает, по Дж. Гилдеру, единственно возможный выход из бедности с помощью «работы, семьи и веры. Основополагающий принцип социальной мобильности состоит в том, что беднейшие слои должны не только работать, но они должны работать интенсивнее, чем классы, стоящие над ними в социальной иерархии. Каждое предыдущее поколение низших классов Америки росло именно этим путем. Но нынешнее поколение американских бедняков, белые даже в большей степени, чем черные, не желает упорно трудиться»[15].
Свертывание социальных программ и расходов, которые предлагал Дж. Гилдер и чему самым активным образом стала следовать республиканская администрация, должно резко повысить степень «социального дарвинизма» в жизни американского общества, который был «ослаблен» социальными реформами «Нового курса» Ф. Д. Рузвельта. Последние, по Дж. Гилдеру, имели разлагающие «моральные последствия» и «способствовали падению эффективности американской экономики», ибо, как подчеркивает этот идеолог правоконсервативного движения, «миллионы американцев стали приходить к выводу, что их самый лучший шанс стать богатыми проистекает не от работы и инвестиций, а от преследования наиболее удачливых; не от здоровья, а от хорошо оплачиваемой нетрудоспособности; не от продолжительных и производительных карьер, а от раннего ухода на пенсию. Наиболее фундаментальное последствие состояло в том, что люди стали испытывать постепенную эрозию связи между своим поведением и его последствиями, между усилиями и их вознаграждением, между способностями и их оценкой»[16].
Дж. Гилдер и вслед за ним и другие идеологи «экономики предложения» без обиняков заявляли о том, что «основными условиями экономических инноваций и прогpecca являются вера, альтруизм, инвестиции, конкуренция и банкротство, которые также являются и законами развития капитализма»[17].
Заигрывание с А. Смитом в эпоху сверхмощных ЭВМ и космических ракет не является признаком «интеллектуальной отсталости» идеологов «экономики предложения» — оно скорее является признаком осознания правящими кругами США серьезного сбоя в функционировании частнокапиталистических производственных отношений которым не уделялось должного внимания буржуазными экономистами XX в., слишком долго полагавшимися на безотказную работу «невидимой руки Провидения», которая, по всей вероятности, именно во времена А. Смита проявляла свое действие куда лучше, чем на пороге «космического» XXI в.
Функциональная роль производственных отношений состоит еще и в том, что они являются своеобразным «проявителем» и «фиксатором» всего спектра экономической деятельности капиталистической системы хозяйствования; так называемая «здоровая» капиталистическая экономика предполагает и бесперебойную, хотя и далеко не всегда видимую, работу системы производственных отношений, ибо и чудеса современного научно-технического прогресса, и накопление общественных богатств в США зиждутся на эксплуататорском механизме — максиме, которую буржуазные экономисты не признавали и признавать не хотят.
Теоретическое непризнание реального основания экономической и политической власти крупного монополистического капитала буржуазными экономистами, особенно кейнсианской школы, в послевоенный период ознаменовалось в США выработкой соответствующей экономической и бюджетной политики, которая базировалась на посылке о теоретически возможной и практически достижимой цели «гармонии» антагонистических экономических интересов различных классов и социальных групп американского общества. Однако иллюзорное представление в рамках либерально-демократической экономической идеологии о реальных основаниях, цементирующих систему производственных отношений, неизбежно повело к ослаблению их дисциплинирующих начал, затронуло не только те слои и группы американского населения, которые относятся к категории беднейших и которые получают различные виды федеральных выплат и пособий, но в немалой степени распространилось и на правящие классы современной Америки, также получающие немалый куш от. расширения федеральных программ.
Рост государственного сектора в американской экономике, прежде всего за счет расширения военного производства, привел к тому, что в современной американской экономике прочно укоренился принцип, по выражению С. Мелмана, «прибылей без производства» — классическое марксистское положение одного из важнейших признаков загнивания и паразитизма капитализма, описанного еще в работе В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма». Феномен растущей некомпетентности руководителей «большого бизнеса» в производстве основных видов товаров, машин и оборудования, который непосредственно отражается на показателях производительности труда и эффективности производства, С. Мелман, в частности, объясняет поиском американскими фирмами «инвестиционных возможностей за пределами основных видов производимой продукции», что ведет в конечном итоге к «деиндустриализации», закрытию заводов и фабрик, переносу производства в другие страны, в том числе «третьего мира». С. Мелман подчеркивает, что в результате такой практики американские «инженеры в значительной степени ориентированы на карьеры управляющих и, как правило, не принимают участия непосредственно в производственной деятельности» (с. 323).
В США начиная с конца 60-х годов, по существу, происходит внутренний развал ГМК, при котором соединение мощи государства и силы монополий все в большей степени стало подрывать основы частнокапиталистической системы хозяйства и способствовать разложению и деградации господствующего класса, все в меньшей степени оказывающегося в состоянии организовать процесс общественного производства и ускорить темпы научно-технического прогресса в масштабах всей экономики. Характеризуя этот процесс, С. Мелман пишет с своем исследовании: «Нация отверженных возникает тогда, когда ее трудящиеся — всех квалификаций — постепенно сбрасываются со счетов «творцами» решений, твердо настроенными на делание денег... с помощью военной экономики, которая не создает полезной для жизни продукции» (с. 373).
В этих условиях происходят серьезные деформации в частнокапиталистических формах присвоения общественных богатств, и на первый план выдвигаются перераспределительные отношения, включая, как указывает С. Мелман, растущее число финансовых махинаций и нарушений законов (с. 457).
В книге профессора С. Мелмана и особенно в послесловии к ней подробно вскрываются причины провала перестройки хозяйственного механизма ГМК США, предпринятой республиканской администрацией Рейгана. К середине 80-х годов рост реальной заработной платы в США прекратился вообще; если в 1980 г. средняя реальная заработная плата американского рабочего составляла 172,74 долл. (в ценах 1977 г.), то в 1986 г. — понизилась до 171,1 долл.[18] Темпы роста производительности труда по-прежнему топчутся на месте, несмотря на широко разрекламированные мероприятия по стимулированию капиталовложений и обновлению основных производственных фондов, составив в 1980 — 1984 гг. всего 0,7% ежегодно (с. 465). Внешнеторговые позиции США к середине 80-х годов, по существу, оказались в катастрофическом положении: так, с 1980 по 1985 г. дефицит внешнеторгового баланса (превышение импорта товаров над их экспортом) возрос с 25,5 млрд. долл. до 138,3 млрд. долл., а общее положительное сальдо экспортно-импортных операций (включая поставки оружия и доходы от американских инвестиций за рубежом) в 2 млрд. долл. в 1980 г. превратилось в дефицит в сумме 107,4 млрд. долл. в 1984 г. В середине 80-х годов, как подчеркивает С. Мелман, впервые за 20 лет баланс в торговле наукоемкой продукцией также стал отрицательным (с. 468).
В настоящее время есть все основания говорить о том, что «рейганомика» находится в состоянии исторического заката, и в 90-е годы США придется мучительно изыскивать пути и средства для преодоления тяжелого наследия идеологов «экономики предложения». Почему же администрация, которая в начале своей деятельности уделяла такое большое внимание возрождению промышленности и стимулированию научно-технического прогресса во всех отраслях американской экономики, потерпела столь сокрушительный провал на этих направлениях? Причина всех провалов и просчетов правящих кругов США одна — военная экономика. Стимулирующие мероприятия рейгановской администрации, включая и драконовское урезание личного потребления широких масс американских трудящихся, обеспечили большое накопление капиталов как на государственном, так и на частнокапиталистическом уровне: в частности, в период с 1982 по 1985 г. нераспределенные прибыли американских корпораций (с учетом товарных запасов и накопления фонда амортизации) выросли в 5 раз (!) — с 20,0 млрд. долл. до 107,3 млрд. долл.(!)[19] Будучи обращенными на нужды нормального воспроизводственного процесса, они, возможно, и привели бы к искомому результату, если бы их большая часть не приходилась на прибыли и производственные инвестиции военно-промышленных фирм. К середине 80-х годов норма прибыли военных корпораций вышла на первое место среди всех промышленных фирм, составив в среднем 7,4% против 5,9% у гражданских производителей товаров длительного пользования, а военные инвестиции (бюджетные расходы на приобретение систем вооружения и проведение НИОКР) превышали 100 млрд. долл. (в ценах 1982 г.)!
В заключительной, 14-й главе своей книги С. Мелман уделяет большое внимание механизму перевода военной экономики на выпуск гражданских видов продукции, ясно указывая на единственно возможный путь подлинного возрождения и обновления потенциала современной крупномасштабной экономики в конце ХХ в. Все иные мероприятия, которые попробовала рейгановская администрация (сокращение государственного аппарата, стимулирование частнопредпринимательских инициатив, налоговые реформы, заимствование западногерманского и японского опыта и т. п.), не будучи замкнутыми на мероприятия по сокращению размера военной экономики и военных бюджетов, обращение вспять гонки вооружений, в принципе никаких ощутимых результатов в долгосрочном плане не дали и дать не могут, не говоря уже о резко пошатнувшихся после промежуточных выборов 1986 г. политических и идеологических позициях консервативных сил США внутри страны. Как подчеркивал в этой связи академик Г. А. Арбатов, «интересам большей части правящего класса в капиталистических странах уже не отвечает сегодня и гонка вооружений. Она обогащает лишь незначительную, узкую группировку монополистического капитала; подавляющее же большинство корпораций либо получает лишь крохи от военных прибылей, либо вообще остается за бортом «военной экономики». В то же время негативные последствия гонки вооружений — рост инфляции и бюджетных дефицитов, сокращение числа рабочих мест и торможение экономического роста, нарушение нормальных отраслевых пропорций, не говоря об обострении социальных противоречий, — ощущают на себе весь правящий класс, все общество»[20].
Написанная живым и образным языком, книга «Прибыли без производства» адресована широкому кругу американской общественности. Можно надеяться, что и в Советском Союзе она найдет своего вдумчивого читателя.
В. С. ВАСИЛЬЕВ
СНОСКИ
[1] "Dynamic Factors in Industrial Productivity". Oxford, 1956; "Decision-making and Productivity". Oxford, 1958; "Inspection for Disarmement". New York, 1958; "No Place to Hide. Fact and Fiction about Fallout Shelters". New York, 1962; "Report on the Productivity of Operations in the Machine-Tool Industry in Western Europe". London, 1964; "Our Depleted Society". New York, 1965; "Pentagon Capitalism. The Political Economy of War". New York,-1970; "Defense Economy. Conversion of Industries and Occupations to Civilian Needs". New York, 1970; "The Permanent War Economy. American Capitalism in Decline". New York, 1974; "Barriers to Conversion — In Countries with Market, Planned and Developing Economies". New York, 1980.<<
[2] «Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 27—28 января 1987 т.». М., «Политиздат», 1987, с. 8.<<
[3] Там же.<<
[4] Federal Support for Nuclear Power: Reactor Design and the Fuel Cycle". Wash., 1981, р. 37.<<
[5] "Statistical Abstract of the United States, 1986". Wash., 1985, р. 571.<<
[6] "National Electric Reliability Study: Final Report". Wash., 1981, p. 7.<<
[7] "National Power Grid Study". Wash., 1980, Pt. 1, р. 22—23.<<
[8] M. Morishimа. "Why has Japan "Succeeded"? Western Technology and the Japanese Ethos". Cambridge, 1982, р. 193.<<
[9] «Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 27—28 января 1987 г.». М., «Политиздат», 1987, с. 45.<<
[10] Там же.<<
[11] См., в частности, «Американский капитализм в 80-е годы: закономерности и тенденции развития экономики». М.. «Наука», 1986, гл. 3.<<
[12] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.4, с. 299.<<
[13] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 244.<<
[14] Там же, с. 344.<<
[15] G. Gildег. "Wealth and Poverty". New York, 1981, р. 68.<<
[16] Ibid., р. 109.<<
[17] Ibid., р. 265.<<
[18] "Economic Report of the President — 1987". Wash., 1987, р. 293.<<
[19] "Survey of Current Business", July 1986, р. 58.<<
[20] Г. А. Арбатов. Милитаризм и современное общество.— Коммунист, 1987, № 2, с. 113—114.<<