XXIV [Происхождение жертвоприношений]
Вернемся к мнимому приказанию, данному богом Аврааму, — принести ему в жертву своего единственного сына. Признаюсь, оно не должно казаться слишком странным нашим христопоклонникам, поскольку они верят, что этот же бог велел своему собственному божественному сыну принести себя в жертву для спасения людей и что это веление действительно было исполнено. Но не ужасно ли по существу это мнимое повеление? Как может отец и вообще любой здравомыслящий человек вообразить, что подобное внушение или веление может исходить от бога, т. е. от существа бесконечно совершенного, всеблагого и премудрого? Это было бы непостижимо, если бы мы не видели на других примерах, что суеверие может внушать людям самые жестокие и бесчеловечные чувства и что в своем ослеплении вздорным, ложным и злосчастным предлогом религии люди способны решительно на все; даже совершая самые предосудительные и возмутительные поступки, они воображают, что выполняют самые достойные и добродетельные дела. Примером является тот же Авраам: он, ни с кем не советуясь относительно своего сна или, если угодно, видения, без всяких колебаний тотчас же собрался выполнить это мнимое приказание и искусно или, вернее, глупо и неосторожно придал характер благочестия делу, которое должно было бы внушать ему ужас.
Вот какое обращение к Исааку вкладывают в уста Аврааму, сделавшему уже все приготовления для жертвоприношения[1]. Сын мой, — якобы сказал он ему, — я воссылал богу горячие молитвы, чтобы он дал мне тебя, со дня твоего рождения я окружил тебя всем возможным попечением, я считал пределом моих желаний видеть тебя достигшим зрелого возраста и оставить тебя после моей смерти наследником всего моего достояния. Но богу, давшему мне тебя, угодно теперь, чтобы я потерял тебя, — поэтому великодушно предоставь принести себя ему в жертву. Окажи ему, сын мой, этот почет и послушание в благодарность за милости, которые он даровал нам во время мира, и за его поддержку во время войны. Так как ты рожден только для того, чтобы умереть, какой конец может быть для тебя более возвышенным, чем быть принесенным в жертву собственным отцом верховному владыке вселенной? Бог желает положить предел твоей жизни не на одре болезни и не от раны на войне или от какого-либо другого несчастного случая, которым столь подвержены люди, он считает тебя достойным отдать ему душу среди молитв и жертвоприношений, чтобы всегда принадлежать ему. Таким образом, ты утешишь мою старость, доставив мне поддержку бога вместо той поддержки, на которую я мог надеяться от тебя, воспитав тебя с таким старанием. Исаак, достойный сын столь замечательного отца, выслушал эту речь не только без удивления, но даже с радостью и ответил, что он был бы недостоин родиться, если бы отказался повиноваться отцовской воле, особенно раз она согласна с волей божьей. Сказав это, он устремился к жертвеннику, чтобы подвергнуться закланию. И эта великая жертва, говорит еврейский историк Иосиф, совершилась бы, если бы бог не воспрепятствовал этому.
Вот несомненно довольно красивое и благоприятное толкование, красивый и благоприятный предлог для того, чтобы благочестиво, в страхе божьем исполнять подобные повеления. Вот каким образом невежественные и темные люди легко поддаются на обман, принимают зло за добро, если только оно облечено в некоторую обманчивую видимость добродетели и благочестия. По этому способу наши благочестивые христопоклонники придают благопристойную видимость благочестия всем пустым и суеверным обрядам и церемониям своей религии. Подобными речами, преисполненными пустого и обманчивого благочестия, они превозносят до небес пресловутую святость своих тайн и священнодействий. С помощью подобных пустых и смешных толкований они находят что им угодно в своем мнимом священном писании, вкладывают в него тот смысл, который им нужен, находят тайны там, где их нет, находят черное белым, белое — черным. При этом они главным образом ищут мистический, иносказательный смысл — тонкая выдумка их, которая служит им, как седло для всех лошадей или как обувь на обе ноги, подобно сандалии Ферамена[2]. С помощью этого хитро выдуманного ими духовного и мистического смысла, они, как я уже сказал, придают какой им угодно смысл своему якобы священному писанию и находят в нем в аллегорическом и иносказательном виде все, что пожелают. Они походят в этом отношении на детей, слышащих в колокольном звоне те слова, которые им хочется услышать.
Точно так же как глупо было бы для взрослых людей серьезно останавливаться на тех словах, которые дети слышат в колокольном звоне, или на разговорах детей во время их игр и шалостей, — так же глупо было бы для людей умных и просвещенных серьезно останавливаться на том, как наши христопоклонники вздорно и нелепо объясняют и толкуют так называемое священное писание в мистическом, аллегорическом и иносказательном смысле. Эти объяснения и толкования в сущности не что иное, как фикции их ума и пустые фантазии.
Возьмем пример: пусть кому-нибудь в наше время пришло в голову, что бог велел принести ему в жертву своего единственного сына, как это якобы случилось с Авраамом. Я уверен, что если этот человек обратится за советом к самым набожным из наших христопоклонников, они все до единого ужаснутся такой фантазии, увидят в ней только фантасмагорию, дьявольское искушение и наваждение; каждый из них скажет этому человеку, чтобы он отбросил от себя эту мысль и посоветует ему взять себя хорошенько в руки. Если, несмотря на такое предостережение, эта особа все же окажется столь безумной, что исполнит этот воображаемый приказ бога, то представьте себе, какие это вызовет толки и как поступит с ним правосудие. По этому примеру судите, можно ли считать божественными откровения, приказывающие приносить подобные жертвы. Сами христопоклонники отнесутся к такому видению, фантазии или откровению как к иллюзии и дьявольскому искушению; они сами сочтут злодейством, достойным примерного наказания, если найдется столь безумный отец, который зарежет своего ребенка под предлогом принести его в жертву богу и исполнить приказание, полученное от бога. А если так, то как же наши христопоклонники могут в случае с этим Авраамом усматривать в якобы полученном от бога приказании принести ему в жертву своего сына действительно божественное откровение, и как могут они считать слепое повиновение Авраама в этом случае величайшим подвигом и героизмом и поэтому сугубо достойным божьей благодати и благословения? Это не вяжется одно с другим и само себя опровергает; нет надобности в дальнейшем рассуждении, чтобы показать всю ложность этих якобы божественных откровений. К тому же, в некоторых так называемых священных книгах пророков говорится, что бог уже начинал осуждать эти жестокие и кровавые жертвоприношения. Доказательство — слова пророка Исайи, обращавшегося к своему народу так, словно его устами говорил сам бог. К чему мне, — говорит Исайя от имени бога, — множество жертв ваших, я пресыщен всесожжениями овнов и туком и кровью ваших быков, ваших баранов, ваших тельцов, ваших козлят и ваших ягнят[3]. Не приносите мне более ваших жертвоприношений. Ваши курения мне противны, я ненавижу ваши празднества и торжества и не могу их больше терпеть. То же самое мы находим почти в тех же выражениях у пророков Иеремии и Амоса, а также в псалме царя Давида, который наши христопоклонники ежедневно поют в своих церквах. Там бог говорит тому же народу: неужели вы думаете, что я буду есть мясо быков и пить их кровь? Другими словами, как можете вы иметь столь грубое представление о боге и думать, что он станет есть мясо быков и козлов и пить их кровь? Воздавайте хвалу господу, — говорит он, — воссылайте с верой ваши желания богу, взывайте ко мне во дни своей печали, этим вы воздадите мне хвалу, а я поддержу вас в вашей нужде. Несомненно, эти якобы божественные откровения совершенно противоположны тем, которые были даны Аврааму и Моисею, так как бог осуждает и отвергает здесь то, что установил в откровениях этим последним. Откуда такая перемена в существе незыблемом и бесконечно совершенном? Неужели оно через тысячу лет надумало изменить то, что плохо установило? Можно ли сказать о нем, как обычно говорят о легкомысленном и непостоянном человеке: он делает нечто, потом разрушает это, затем снова берется за то, что оставил: destruit, repetit quod nuper amisit? Пусть наши христопоклонники остаются при этом мнении, если это им угодно, оставим им это безумие, если оно нравится им; если же нет, пусть они признают вместе с нами вздорность и ложность этих мнимых божественных откровений, противоречащих друг другу, сами себя уничтожающих и столь мало соответствующих державному величеству и бесконечному совершенству бога. Гораздо разумнее поступил Нума Помпилий, второй царь римлян[4]: чтобы научить свой народ мирным и приятным обычаям, он установил только жертвоприношения из вина, молока, муки и т. п. продуктов, сопровождаемые танцами и увеселительными песнопениями.
[1] Joseph. Histoire des Juifs, t. I, ch. 13. (Иосиф Флавий. - Древности иуд.).
[2] Ферамен, афинский оратор и государственный деятель, живший в V е. до нашей эры, служил то олигархии, то демократии; эта двойственность снискала ему прозвище «котурна» —сандалии на высоком каблуке, которую можно было одинаково надевать на правую и левую ногу. В тексте ошибка: «Тheracunes». — Прим. пер.
[3] Исайя, 1:11.
[4] Apolog. des grands hommes, p. 192.
XXVI. [Ложность мнимых обетований бога патриархам Аврааму, Исааку и Иакову]